Фенрир. Рожденный волком

Лахлан Марк Даниэль

— Мальчишка, скорее всего, загнется, а вот за взрослого на рын­ке можно будет выручить неплохую сумму.

— Давай-ка я посмотрю руль, — предложил Офети. — Мне до­водилось строить корабли, мне кажется, отремонтировать его бу­дет нетрудно. Можно снять доски с палубы, разобрать лодку, на ко­торой мы пришли сюда, если она, конечно, еще там, где мы ее бросили.

— А ты мне нравишься! — сказал Скакки, хлопая Офети по спине. — Я рад, что ты будешь с нами. Может быть, ты принесешь нам удачу!

Глава шестьдесят пятая

ЛЕД

Жеану казалось, что сердце превратилось в остывающий камень, его недавно сильное тело сделалось бесполезным грузом, который Элис навьючила

на спину лошади. Мир бледнел. Зрение покинуло его, а теперь и ночные звуки, недавно такие отчетливые и много­численные, как будто затихли, доносясь откуда-то издалека. Обо­няние, то чувство, которое было у него даже сильнее зрения, теперь притупилось. Ароматы, к которым он успел привыкнуть: влага в лесном ветре, сложные запахи лугов, дегтярная вонь далеких оке­анов, миллионы оттенков гнили на болоте — покинули его. Вместо них вернулась жалкая палитра человеческих чувств.

Элис позвала лошадь, крупную кобылу в яблоках. Лошадь рыс­цой выбежала из леса и терпеливо дожидалась, пока Элис посадит Жеана верхом.

Они вдвоем двигались на север до побережья, а затем поверну­ли на восток. Элис с легкостью находила путь в большом лесу — ее вела руна, сияющая, словно маяк. В начале их пути остальные лошади, которых Элис увела у Ворона и его товарищей, шли за ни­ми. Но потом Элис вскинула руку, отпуская их, и они скрылись где-то в лесу.

Оказалось, что физически Жеану очень трудно путешествовать, почти невозможно. Тело зудело от каждого движения лошади, ко­нечности болели, все мышцы дрожали от напряжения. Разум вер­нулся к нему, и он часто рыдал, вспоминая то, что успел натворить, людей, которых убивал.

Элис постоянно была рядом.

— Не хочешь на минутку снять камень?

— Я больше не могу убивать.

Она кивнула. С тех пор как руны снова поселились в ее созна­нии, девушка, какой она была когда-то, превратилась в отблеск све­та внутри нее, в радугу, которая появляется на мгновение, когда солнце выходит из-за туч, а затем исчезает.

Когда Элис окончательно пришла в себя, то затосковала по не­му, по его голосу, его прикосновению, однако голос исповедника слабел, руки и ноги стали такими же бесполезными, как сухие вет­ви для дерева.

Элис понимала, что по суше они далеко не уйдут. Она ощущала присутствие в лесу людей, глядящих из темноты, и она протягивала к ним руки, чтобы отослать прочь, столкнуть в бездну безумия, или же отводила им глаза, не позволяя увидеть себя. Она почувствовала северян на побережье раньше, чем увидела их: потрепанный, обо­рванный отряд нашел укрытие в узком заливчике; викинги прятались там от франков, которые перебили бы их не раздумывая, если бы на­шли. В отряде были раненые и люди, от которых пахло разложением и смертью. Элис внимательно рассмотрела их лагерь. Они были так напуганы, что даже не осмеливались разводить огонь. Их корабль ле­жал на боку, хоть немного защищая их от моросящего дождя.

Элис велела лошади уходить. Затем она взяла исповедника на ру­ки и побрела через заросли дрока к узкой полосе песка, призывая к себе на ходу одну руну, живущую в сознании, ту руну, которая на­шептывала об океанских глубинах, тайнах и тенях. Затем она опу­стила исповедника на песок и поела вместе с северянами у их ко­стра. Никто не замечал ни ее, ни исповедника, потому что она не хотела, чтобы их замечали.

Когда пришло время ставить парус, она поднялась на борт вме­сте с исповедником и села на пустую скамью у весла — таких ска­мей было много. Корабль тронулся с места, подгоняемый добрым ветром, и взял курс на восток. Элис смотрела, как проплывают ми­мо берега, смотрела на людей вокруг. Попросила у одного еды. Он отдал ей, глядя в пустоту, и она поняла, что никто действительно не замечает их на борту.

Она подошла к воину у руля. Это был высокий пожилой

человек с грязно-желтой бородой.

— Куда мы идем, брат?

— В Сканию и домой.

— Попытайте счастья в Ладоге, — сказал она. — Там много бо­гатств.

— В Альдейгьюборге? А ты мудр, житель востока, — сказал ста­рик. — Я беру курс туда. Сван уже бывал в тех краях, он подскажет нам дорогу.

Элис окинула взглядом корабль. Она видела воинов такими, ка­кими они были внешне, и еще видела их магическую сущность — маленькие огоньки в стене сада. Она подошла к каждому огоньку, грея рядом с ним руки, чувствуя его, управляя им. Команда отпра­вится туда, куда она хочет.

Чем дальше на восток, тем холоднее становилось, на берегах и на воде начал появляться лед. Исповедник трясся и вздрагивал у ее ног, и ей нестерпимо хотелось снять с его шеи амулет, увидеть, как он снова обретает силу. Но она не делала этого. Она просто нашла для него одеяло и следила за тем, чтобы он лежал чистый и в тепле, насколько это вообще возможно на открытом судне.

Море сузилось до пролива, затем пролив перешел в реку, и ко­манда кидала за борт ведра, доставая пресную воду. Двигаться те­перь было трудно, к кораблю с обеих сторон подступал лед, и ви­кинги то и дело прыгали за борт, чтобы разбивать его топорами и дубинками. Они достигли широкого озера, где наловили и нажа­рили рыбы. Из озера они вышли в другую реку, поначалу широкую, а дальше запруженную льдинами. Над водой стояла дымка, затем сгустился туман, сильно ухудшивший видимость. Прошло еще не­много времени, и мгла сделалась непроницаемой. Элис сидела на корме и не видела оттуда носа корабля. Она видела только тех ви­кингов, которые сидели рядом с ней и смотрели мимо нее, сжимая весла.

Она заставляла их грести дальше, навязывая им свою волю, вы­нуждая их работать не покладая рук, чтобы ускорить ее встречу с Олегом. Элис сама сидела на руле, направляя корабль в туман, где путь освещала только одна-единственная руна, та, которая вобра­ла в себя оттенки молодых лун. Воины гребли, лед становился все толще, однако Элис каждый раз находила проход.

Наступила ночь, она увидела, что исповедник замерзает, и тогда Элис легла рядом с ним и обняла, делясь теплом своего тела. Коман­да перестала грести. Тревожась за судьбу исповедника, Элис совсем забыла о людях на веслах. Зачарованные, они просто неподвижно си­дели на обледенелом судне, а их теплая одежда лежала в ящиках, ко­торые служили скамьями. Гребцам не нужна теплая одежда, даже в лютый холод достаточно короткой куртки, однако морозной зимой в землях русов, если уж бросил весла, надо тут же надеть что-нибудь теплое, и побыстрее. Элис прижимала к себе исповедника. Руны не согревали его, но она как следует закутала его в одеяло. Викинги си­дели неподвижно, туман все сгущался, иней проступал на парусах и другом такелаже. Дыхание исповедника смешивалось с ее дыхани­ем, облачка пара окутывали лица. Элис дрожала, кутаясь в меха.

Она потеряла счет времени, сосредоточившись на тепле челове­ческого тела, исходящем от исповедника, на необычайной любви, которую испытывала к нему. Элис посмотрела на пальцы. Они по­синели, она не чувствовала их. Ее тело умирало, однако символы внутри нее светили ярко. В какой-то момент она была спокойна, го­товая принять судьбу и уверенная, что будет жить дальше в рунах, но затем ее охватило чувство опасности, и проблеск ее прежнего «я» вернулся к ней: она боялась смерти, боялась не забвения, но одиночества смерти. Ей пришлось пройти так много, чтобы оты­скать Жеана, она не сможет предпринять такое путешествие еще раз. Элис вспомнила волкодлака и его обещание: «Олег поможет те­бе». Она знала в душе, что это правда. Князь народа русь поможет ей, спасет ее от судьбы, от рун, которые тянутся к своим сестрам, не считаясь с ее личностью.