Фенрир. Рожденный волком
Шрифт:
Один из викингов заорал на нее по-своему, указывая на мулов и на корабль. Это снова был тот коротышка, мерзкий тип с крысиной мордой и тонкими, но сильными руками. Элис ничего не поняла из его речи, но его присутствие было тусклым и тяжким, угрожающим и удушливым. Он толкнул ее, и земля ушла из-под ног. Элис тяжело упала на землю, задохнувшись и ударившись головой. Викинг орал на нее, жестикулировал, приказывая встать, и толкал ее древком копья. Голос у него был высокий и резкий, словно детская свистулька, он едва ли не визжал.
Фастар схватил его за плечо и объяснил, обращаясь к Лешему:
—
«Его голос звучит мягче, словно флейта», — решила Элис. Да что с ней творится? Все чувства смешались из-за падения, зато внутри разрасталось что-то иное, и мир сделался не таким, каким был до сих пор. Все ощущения как будто расширились, люди, их характеры стали видны ей по-новому, что приводило в смятение. Как будто из-за пережитого потрясения в душе открылась какая-то запертая дверка.
— Он был ранен? — Леший снова говорил с северянами на их языке.
Слова прозвучали для Элис несколькими барабанными дробями, и хотя их точное значение было от нее скрыто, она поняла, о чем идет речь. Как будто чувства и переживания окружающих стали ей ясны, словно открытая книга. Она понимала, о чем говорят северяне, хотя это понимание нельзя было выразить простыми словами.
— Никого не убил, — пояснил Фастар. — Просто невезение, а вовсе не трусость, как утверждают его враги.
— Какая польза от раба, который не работает? — Это снова заверещала свистулька.
— Такая же, как от воина, который не убивает, — сказал Фастар. — Пусть мальчишка заводит мулов на борт, а ты, Серда, прибереги силы для рукопашной с каким-нибудь франком, вместо того чтобы тратить их на немого дурачка.
Хотя слов Элис не поняла, было очевидно, что викинг с молотом на щите защищает ее, насмехается над тощим северянином, которого не прогоняет от себя только из чувства долга. Элис поняла, что Серде — она догадалась, что это имя, — грозит большая опасность со стороны его товарищей, более того, он знает об этом.
Элис поднялась, и ночь вокруг нее словно ожила, мысли и переживания людей в лагере жужжали и роились, словно комары над болотом. Ей представилась картина. Она увидела себя на вершине высокой горы над просторной долиной. Внутри нее что-то жило, что-то светящееся и пульсирующее. То была одна нота, одна вибрация из множества существующих внутри нее. Она не могла описать ее словами, но она представлялась ей символом, похожим на обозначение тысячи латинской буквой М, и этот символ сиял в темноте ее разума. Он переливался, словно лоснящаяся спина гнедой кобылы. И запах лошади она ощутила, да и сам символ как будто гарцевал и исходил потом и паром. Он походил на живое существо, нечто, проявляющее себя через нее, и сама она стала живым его воплощением. Она мысленно попыталась подобрать для символа имя, но единственное слово, пришедшее на ум, было «лошадь». Этот символ, знала Элис, имеет отношение к лошадям, более того, он неразрывно связан с этими животными.
— Веди мулов на борт, — произнес Леший.
Элис посмотрела на мула рядом с ней. Когда она шагнула к нему, он отвернулся, однако она приблизилась и положила руки ему на голову. Она по-прежнему видела перед собой сияющий, дрожащий символ, и звук его дыхания как будто проходил через нее. Элис чувствовала
Когда все животные были погружены, воины тоже поднялись на борт вместе с Лешим, и они поехали на дальний берег. Все викинги сели, но для Элис не осталось места, поэтому она прислонилась спиной к борту. Никогда еще она не переживала подобных ощущений. Как будто ее разум больше не принадлежал ей, как будто в нем жили некие самостоятельные сущности, росли там, обретали форму, подобную лошадиному символу, танцующему и играющему на самом краю поля зрения. Она осознавала присутствие этих сущностей и раньше, вспомнила Элис, в детстве, когда болела скарлатиной. И теперь непередаваемый страх и неуверенность снова вызвали их — когда паника, испытанная при виде берсеркеров, заслонила сознание, символы сумели проявиться.
Она задрожала. Что же с ней происходит? Кажется, та странность, которую она всегда сознавала в себе, теперь сделалась сильнее ее повседневной сущности, словно до сих пор Элис жестоко заблуждалась на свой счет. Она была графской дочерью, девочкой на лугу, наследницей, чей брак должен принести выгоду семье, дикаркой под звездным небом. Теперь же казалось, что живущие внутри нее сущности, музыкальные звуки, ее чувствительность к настроениям и переживаниям разрослись до гигантских размеров, заслоняя все, чем она была прежде. Как ей удалось уговорить мулов? Это колдовство? Можно ли быть ведьмой и не знать об этом?
Элис поглядела на мост, который соединял город с противоположным берегом. Викинги держались от него на почтительном расстоянии, чтобы до них не долетели стрелы лучников. Даже в этот час башню на мосту чинили и укрепляли, вокруг толпилось множество людей. Ей хотелось закричать, броситься в воду и поплыть туда, но она знала, что викинги проткнут ее копьями, не успеет она прыгнуть за борт.
Город до сих пор дымился; Элис наблюдала, как дым поднимается к луне, и его завеса походила на трещину в небосводе. Что-то рухнуло из башни на мост — человек. Элис оглядела викингов. Никто на судне не заметил его прыжка, и, кажется, никто на башне тоже. Элис уловила только само движение, но сейчас же поняла, что оно означает. Она ощутила, как от этой фигуры на мосту исходит леденящий холод и тянется над водой — хищное присутствие, проницательное, агрессивное, с блестящими маленькими глазками. Она не могла бы описать его словами, но оно проявило себя у нее в сознании таким звуком, словно хрустнуло небо. То был крик ворона.
Купец подошел и сел рядом, тихо заговорил на латыни:
— Прости мне такую грубость. Это ради твоей безопасности.
Элис ощутила, как глаза снова наливаются слезами.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — продолжал он.
Она вопросительно поглядела на него.
Купец улыбнулся и кивнул на викингов; некоторые из них — просто невероятно! — заснули, стоило кораблю отчалить от берега.
— Вот увидишь, уже скоро головы этих негодяев будут висеть на городских воротах. — Он обнял ее за плечи. — Будь покойна, я помогу тебе. Твои интересы для меня превыше всего.