Фенрир. Рожденный волком
Шрифт:
Речитатив все длился и длился, песнопение заглушало его. Монах справа от Жеана лишился чувств, и песнь подхватил второй. Псалмы непрерывно звучали в этом месте на протяжении четырех веков. «Для чего же? — подумал Жеан. — Чтобы держать в узде этот ужас». Может быть, здешняя нечисть так долго оставалась без корма, потому что монахи несли непрестанную стражу?
От холода немело тело, от пения голова у Жеана стала похожа на перезрелую смокву и была готова лопнуть. «Ты знаешь, что они со мной сделали? Знаешь, что они сделали?» У него в ушах звучал голос, полный гнева и ненависти. Он оказался в ином месте. Точнее,
Рослый и бледнокожий, с копной невероятно ярких рыжих волос, он закричал, когда змей капнул ядом ему на лицо. Кожа облезала до мяса там, куда падал жгучий яд, волосы сбились в колтуны, глаза были налиты кровью, а губы почернели и запеклись. Кислотный пар валил от тела, которое иссушал змеиный яд.
— Ты не освободишь меня, сынок? — Он умолял, крича и рыдая.
— Я тоже привязан. — В голове у Жеана внезапно прояснилось.
— Они связали тебя так же, как и меня, боги тьмы и смерти.
— Мы можем освободиться?
— Мы освободимся. Это было предсказано.
— Где же Ворон? Где эта тварь?! — прокричал Жеан.
— Ушел.
— Он заслуживает смерти.
— Он сам слуга смерти. Он служит богу в петле.
Первый раз в жизни Жеан испытал страх. Человек перед ним нестерпимо страдал, однако от одного его присутствия воздух как будто сгущался. Ужасная мысль посетила Жеана: это же ад! Гордыня подвела его, и его отправили в озеро огня.
— Ты дьявол, — проговорил он, — а это ад.
— Ад боится тебя, Фенрисульфр. Его залы содрогаются, заслышав твой голос.
— Почему ты называешь меня так? — Имя отдавалось в голове, словно гул большого колокола.
— Потому что так тебя зовут.
— Выпусти меня отсюда, демон.
— И ты станешь свободным?
— Я стану свободным.
— Тогда беги на свободу.
Внезапно Жеан снова начал задыхаться и тонуть, оказавшись в озере. Кто-то был рядом с ним в темноте, его огромная голова покачивалась рядом, дыхание опалило кожу, чудовищный вой боли и тоски, вырывающийся из его глотки, грозил оглушить навсегда. Волк был рядом с ним, привязанный к камню тонкими, но надежными путами. Его боль затопила Жеана, и он больше уже не был самим собой, он был этим волком, который пытался подняться, пытался снова дышать, жестоко стиснутый злобными путами, врезающимися в тело. Жеан порвал веревку, которой были стянуты за спиной руки, дернул петлю на шее, превращая веревку в ошметки.
Кто-то рядом с ним испускал дух. Усталое сердце билось все медленнее, вены и мышцы сжимались, неглубокое холодеющее дыхание отдавалось у него в голове. Тело среагировало само, и Жеан рванулся по воде, чтобы упиться восхитительным ритмом смерти, вобрать его в себя и выразить так, как танцор выражает музыку.
Раздался дикий крик. Он прозвучал так близко, что сначала Жеан решил, будто это он сам кричит. Но нет. Это кричал человек, привязанный к каменной
Когда он затих, Жеан немного полежал в воде, среди трупов, сам подобный трупу. Он ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Он не задавал вопросов и не рассуждал, когда бледное дитя взяло его за руку и повело прочь от озера.
Глава сороковая
ПРАКТИЧНОЕ РЕШЕНИЕ
Леший смертельно устал. Огонь согревал и зачаровывал, и Леший позволил себе немного позабавиться, представляя в пламени разные лица, пока мысленно взвешивал свои возможности.
Ему оставалось только надеяться, что сестра графа позаботится о том, чтобы он получил хоть какую-то награду, когда они прибудут в Париж. Однако каковы его шансы? Город со всех сторон окружен ордами викингов, их так много, что они подобны муравьям вокруг яблочного огрызка. Чтобы попасть внутрь, придется подраться, а к этому Леший не готов.
Но даже если он попадет в город, как выйдет обратно, когда рядом с ним уже не будет отряда рыцарей? «Смирись уже, ты, дурак. Ты теперь нищий. Все твои труды пошли прахом». Он сказал это про себя, и ему стало по-настоящему горько.
Воины — и франки, и даны — могут сколько угодно верить, будто бороться и потерпеть поражение невероятно благородно, но лично он с этим не согласен. Он собирался провести старость в собственном саду, залитом солнцем. Он даже подумывал устроить фонтан в римском стиле, нанять женщину, которая готовила и убирала бы в доме, вероятно, даже наложницу, если хватит средств. Теперь об этом можно забыть, это просто пустые мечты.
Леший уже был готов забыться во сне и обиде, однако тревоги то и дело одолевали его, не давая сомкнуть глаз.
Сколько еще он сможет заниматься торговлей? Конечно, на жизнь ему хватит, на пищу и какое-нибудь жилье он наскребет, только он прекрасно понимает, что с ним будет, когда его начнут подводить глаза, заболит спина или колени — и без того уже больные — выйдут из строя. Он умрет с голоду или будет вынужден просить милостыню под храмом Перуна. Не так следует встречать старость.
Теплый костер убаюкивал его, и его снова начало клонить в сон. Дремоту прервал какой-то шум. Птичий крик. Леший поглядел по сторонам. На спящем франке сидели два ворона. Все чувства, которые купец подавлял в себе, были готовы вырваться наружу — злость, страх и разочарование, — он подхватил палку и уже собирался запустить ею в птиц. Но в следующий миг сдержался. Вороны сидели на Ренье, том франке, который обозвал Элис едва ли не шлюхой из-за обрезанных волос. У Лешего появилась одна мысль.
Он опустил палку и огляделся. Лично к нему вороны не испытывали интереса. Он отошел к лошади и мулу, на которых они приехали. Животные были стреножены — передняя нога связана с задней, чтобы ночью они не смогли уйти далеко. Леший снял веревки и привязал животных к деревцу. Он хотел оседлать лошадь, но побоялся, что возня и ржание перебудят рыцарей. Затем он взял нож и побежал к палатке Элис. Пробегая мимо франка, он увидел в свете луны, как ворон клюет того в щеку.
От прикосновения птицы франк не проснулся, но забормотал во сне: