Фенрир. Рожденный волком
Шрифт:
— Он ранил меня в руку! Господи, Ренье, ты за это заплатишь.
— Всем стоять на месте! — Голос Мозеля перекрыл общий шум. — Никто не будет его убивать. Заходите сзади. Навалимся все вместе и свяжем его.
Леший подъехал поближе и увидел, как франки окружают Ренье, который размахивал мечом, тяжело дыша и дико вращая глазами.
— Раз, два, три!
Рыцари разом накинулись на товарища. Несколько секунд, и он уже лежал на земле безоружный, однако отчаянно отбивался.
— Что с ним, купец? — Мозель поднялся и подошел к Лешему.
— Я не знаю. Какое-то колдовство.
— Колдовства
— Тогда как это называть?
Рыцарь пожал плечами.
— Не знаю. Но как нам привести его в чувство?
— Последний раз, когда я наблюдал подобное, нам пришлось проткнуть пострадавшего мечом. Это привело его в чувство.
— Я скорее проткну тебя, — заявил Мозель. — Как думаешь, он поправится?
— В прошлый раз так и случилось, однако, как я сказал, тот человек был при смерти. А теперь прошу прощения, я должен разыскать сестру графа.
— Свяжите его, — велел Мозель франкам, — я еду за госпожой Элис.
Один из воинов побежал в лагерь за веревками, пока остальные прижимали Ренье к земле. Мозель вскочил на коня. Он ничего не сказал Лешему, однако купец последовал за ним. У них за спиной раздались крики.
— Хватай его!
— Он там!
Ренье вырвался, и франки гонялись за ним по лесу. Леший не оглядывался назад, он только погонял лошадь, стремясь оказаться как можно дальше от околдованного рыцаря.
Мозель был куда лучшим наездником, чем Леший, и купцу приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать. Но в итоге он сдался и просто поехал по следу франкской лошади, оставленному в зарослях. Он не сомневался, что едет в верном направлении, потому что здесь была только одна более-менее проходимая тропа. Уже рассветало, когда он нагнал их. Элис стояла перед Мозелем на берегу реки. «Ей пришлось остановиться, чтобы дать отдых лошади», — решил Леший, потому-то франк и нагнал ее. Мозель пытался урезонить девушку.
— Госпожа, опасность миновала. Мы схватили Ренье. Он не в себе. Я не могу объяснить, в чем дело, но я в силах справиться с ним. Он поедет до города связанный и под охраной. Нам остался всего день пути. Прошу вас, едемте с нами.
— Я приняла решение, — сказала Элис. — Я не еду в Париж. Это слишком опасно. В любой момент мои сородичи могут ополчиться на меня. Я обязана докопаться до сути проблемы и разрешить ее.
— Это невозможно. Вы ведь женщина, — возразил Мозель. — Позвольте поехать мне. Я воин, закаленный ветеран многих сражений. Что бы ни преследовало вас, я со своими воинами положу этому конец.
— Нет, не получится, — сказала Элис, — хотя мне очень хотелось бы иного. Если вы поедете со мной, кто-нибудь из вас снова набросится на меня, затем еще один. Мне нельзя оставаться рядом с людьми, особенно военными. Дай мне меч.
— Госпожа?
— Меч. По праву рождения я приказываю тебе вернуть тот меч, который я дала тебе, меч короля викингов. — Мозель явно решил, что королевский меч лучше его клинка, поэтому носил теперь его.
— Чего ради? Я ведь не околдован, я не собираюсь нападать на вас.
Элис покачала головой. Она подошла к лошади Мозеля. Чудесной серой лошади, которая едва ли не сияла в лучах восходящего солнца. Элис погладила ее по морде, припала головой к конской шее. Затем обернулась
— Отдай мне мой меч.
Мозель пожал плечами и расстегнул перевязь. Элис забрала ее и надела на себя.
— Снова переодевание? — спросил Мозель.
— Нет. Оружие мне необходимо для защиты. У тебя есть деньги?
— Несколько денье.
— Отдай мне.
Мозель вынул из-под туники кошель и передал Элис. Та обрадовалась, ощутив, что кошелек довольно увесист.
— И что вы собираетесь делать, госпожа?
— Ехать на восток, где я либо избавлюсь от напасти, либо погибну.
— Но это неестественно. Только мужчины могут так рассуждать, — возмутился Мозель. — Вы тоже околдованы.
— А у северян есть девы-воительницы, — вставил Леший. — Я видел одну такую в Киеве. Она и правда выглядела неестественно, слишком рослая для женщины и уж точно не целомудренная. Надо было бы ее поколотить и поставить на место, только, как я понимаю, ни у кого не хватило смелости.
— Отдай мне свой нож и топор, — велела Элис Лешему.
— Сколько еще оружия тебе надобно?
— Только то, что поблизости от меня. Ты поедешь со мной, купец, покажешь дорогу.
В первый раз за долгое время Леший заулыбался.
— Я с радостью!
— Ты доверяешь чужестранцу? — изумился Мозель.
— Я ему нисколько не доверяю, — сказала Элис, — поэтому с ним хотя бы все ясно. Кроме того, если его околдуют, я с легкостью его убью — он старый и безоружный.
— Да, достоинств у меня множество, — подхватил Леший.
— Я этого не допущу, — возразил Мозель. — Ваш брат не допустил бы, а я действую в его интересах. Я увезу вас с собой, по доброй воле или же, как мне ни жаль это говорить, насильно, но, так или иначе, госпожа, вы прибудете в Париж.
Элис покачала головой и свистом подозвала свою лошадь. Та приблизилась, Элис поднялась на лежавшее рядом бревно и запрыгнула в седло. Мозель немедленно сделал то же самое.
— Госпожа, вам не уйти от меня. Не вынуждайте меня везти вас в Париж силой.
— Я запросто от тебя уйду, — сказала Элис. Она развернула лошадь и неспешно поскакала по тропинке навстречу восходящему солнцу. Леший ударил пятками свою лошадь, ведя мула за собой.
— Но это просто глупо, — сказал Мозель и сжал ногами бока своей лошади, собираясь пуститься в погоню.
Животное не двинулось с места. Мозель снова ударил. Лошадь даже не шелохнулась. Он понукал ее снова и снова, однако она стояла как вкопанная. Тогда он спешился и попытался повести лошадь за узду. До сих пор она неизменно слушалась хозяина, чутко реагируя на все команды, даже когда они прорывались через позиции данов вокруг Парижа, но теперь вдруг просто перестала воспринимать его. Когда он хлестнул ее по крупу, лошадь попросту повернулась на месте. Он попытался развернуть ее, и она охотно пошла в сторону лагеря, но застыла, как только он снова обратил ее мордой на восток. Мозель понимал, что следовать за Элис пешком, без отряда — просто безумие: вокруг так и кишели разбойники, славяне, мадьяры, норманны; по пути на восток могли встретиться даже сарацины. Франкский рыцарь окажется перед ними таким же беззащитным, как — он попытался это представить — старик и женщина, путешествующие без эскорта.