Фенрир. Рожденный волком
Шрифт:
— Я не могу крестить вас. Не могу вас спасти.
— Обрати нас в свою веру.
Девочка рядом с ним смотрела на него. Жеан покачал головой.
— Найдите для этого кого-нибудь другого.
Он пошел вниз по долине к лошадям. Викинги последовали за ним. Их было девять. Двое погибших лежали в снегу. Их отнесли к свободным лошадям и положили поверх седел. Северяне хотели забрать с собой своих мертвецов, чтобы почтить их как полагается. Жеан подумал об останках монаха, своего собрата, которого выбросили, чтобы погрузить на лошадей сокровища. Ему хотелось, чтобы происходящее хоть как-то волновало его, но его ничто не волновало. Сил
Жеан сел на лошадь. Пот сражения начал высыхать на его коже. Бледная девочка сидела верхом впереди.
— Бросьте монаха здесь. У нас довольно богатств. Оставьте его, — проговорил Эгил, в глазах которого застыл страх.
Офети покачал головой.
— Он великий воин. Этот человек приносит удачу. Давайте лучше держаться его.
Жеан лишь кивнул и развернул лошадь, устремляясь к выходу из долины. Привязав тела товарищей к седлам, норманны галопом последовали за ним.
Прошло пять дней, они остановились у ручья, чтобы напоить коней.
— Слушай, монах, великий монах, омой нас во имя твоего бога, — начал Офети.
— Я не стану этого делать. — Жеан не ел уже несколько дней.
— Но почему? Когда мы шли сюда, ты только об этом и мечтал.
Жеан знал, что не станет крестить этих людей. Он пытался уйти от них, но они все равно шли за ним. Хотя девочка вела его, сам он не знал, куда идет и сколько времени займет путь. На севере лежат Франция и Фландрия, христианские земли.
Сколько времени прошло со дня бесчинства у подземного озера? Почти неделя, а он пока еще не проголодался как следует. Но Жеан сознавал, что в один прекрасный день это случится, и голод будет таким, что он не сможет противиться ему. И обычная кухня не сможет ему помочь. Он ощущал в себе запах крови, знал, что ему снова потребуется человеческая плоть. Он задумывался о самоубийстве, однако, помолившись, не получил от Господа наставления. Августин, ученый отец, говорил: «Итак, кто слышит, что убивать себя непозволительно, пусть убивает, коль скоро ему повелел Тот, приказаний Которого нельзя не исполнять» [19] . Фома Аквинский указывал, что это величайший из грехов, «ибо в нем нельзя раскаяться». Теологи ясно высказались на этот счет. Каннибализм — меньший грех. Однако насколько ясно он рассуждает? Вроде бы все в порядке, однако теперь его распирало от собственной силы, которая не давала спать, потому что он не устал, не давала есть, потому что он не был голоден. Мысли путались. Ясно было только одно: он уже испытывал голод. Он проголодается снова.
19
О Граде Божием, 1:26.
Жеан следовал за ребенком. Зачем? Потому что девочка знала, куда идти. Если он не в силах совладать с жаждой крови, которая нарастает внутри него, он хотя бы может свести к минимуму свой грех. Если он пойдет на север, то будет убивать язычников. Именно поэтому, понял Жеан, он и отказался крестить викингов.
Жеан сидел у костра, дрожа от страха при мысли о голоде, который, как он знал, живет внутри него.
Глава сорок пятая
КРОВЬ НА ПЕСКЕ
Устье реки было огромным, оно раскинулось на много миль; утреннее солнце превратило небо в перламутр, а вода приобрела темнозеленый
Аббатство стояло на прекрасном месте, с которого можно было заметить приближение любого врага, однако местоположение ничем ему не помогло. В грязи у берега стояли три драккара. Низкие, изящные и маневренные, они действительно походили на драконов, которые задремали, пригревшись на отмели.
— Никаких купцов мы здесь не найдем, — сказала Элис. Они с Лешим сидели, спрятавшись в кустах на берегу.
— Верно, — сказал Леший, — но нам повезло больше, чем ты думаешь. Пошли.
— Я боюсь.
Леший пожал плечами.
— Мы уже две недели не видели птиц.
— Зато там три корабля данов, — сказала Элис, — наших заклятых врагов. Если даже ты уговоришь их взять нас с собой, я не смогу столько недель скрывать свой пол. Я что, буду единственным мужчиной на корабле, который не мочится за борт? И что станет со мной — с нами, — когда они поймут?
— Это не даны, — сказал Леший. — Я вижу по кораблям.
— Тогда кто они такие?
— Они называют себя сыновьями Фрейра, он их бог. Они инглинги, скильфинги, пираты и купцы из Бирки.
— И зачем же они торчат под монастырем?
— Чтобы нести смерть и разрушение, надо полагать, только я сомневаюсь, что они в этом преуспели.
— Почему нет?
— Монахи наблюдают за морем и, когда видят, что викинги приближаются, хватают свои сокровища и удирают. Викингам повезет, если они сумеют найти хотя бы козла себе на обед.
— Что ж, в таком случае они будут крайне любезны с нами.
— Посмотрим. Взгляни на корабли. Видишь что-нибудь необычное?
— Не вижу я ничего необычного.
— Да, это не бросается в глаза, но, когда мы подойдем ближе, ты увидишь, что у них на носах не драконы, как кажется отсюда. Это змеи.
Элис покачала головой.
— Як ним ближе подходить не собираюсь.
Леший улыбнулся.
— Я знаю эти корабли, — сказал он. — Я знаю их конунга. Они привезут нас прямо в Ладогу, и уж поверь мне, это редкостное везение. Эти люди торгуют в Бирке и в Ладоге. Я уже встречался с ними. Продавал им шелк.
— Но что ты скажешь им сейчас?
— Что-нибудь похожее на правду, — пообещал Леший, затем поднялся и поковылял по грязи к кораблям, ведя за собой мула.
Элис секунду глядела ему вслед. Затем помолилась и пошла за ним.
Пройдя немного, Леший принялся кричать:
— Великие скильфинги, повелители морей, сыны Ванхейма, приветствую вас, друзья! Я принес вам целое состояние.
Девять воинов, по три с каждого корабля, вскочили на ноги, с копьями, обнаженными мечами, воздев топоры.
— Не надо оружия, друзья. Это всего лишь я, Леший из Альдейгьюборга, и со мной мальчик-слуга. Мы безоружны.
— У твоего слуги неплохой меч, друг.
— Ах, этот. Он мой. Я торговец, а не воин, и я решил, что не стану нести его сам и не буду привязывать к мулу, чтобы его не украли франки. А где Гьюки? Где ваш конунг? Он поблагодарит вас, если вы отведете меня к нему.
— Откуда ты знаешь имя нашего конунга?
— А он носит рубаху из алого шелка? Этот шелк продал ему я!