Фэнтези или научная фантастика? (сборник)
Шрифт:
– Но по Закону рода тот, кто свершил наказание, был невиновен. Тигарды насильно вырвали его из рук правосудия и укрывали… Укрывали годами, становились сообщниками, преступниками, отщепенцами… Потому что жили в согласии с Законом рода. Потому что помнили традиции предков… По-твоему, это смешно?!
Он вдруг подался вперед, захлебнувшись от внезапной ярости, и в глазах у него вспыхнули злые желтые огоньки; отшатнувшись, Ивар с ужасом заметил пену, выступившую в углах длинного рта.
– По-твоему, это глупо?!
Ивару
– Все это длилось много лет… Твой теперешний собеседник из шкуры лез вон, устраивал какое-то подполье, делал тысячу глупостей, сидел в тюрьме, между прочим, и довольно долго… Чего ради?.. Ивар, этот Камень, у которого ты сидишь… Последний из оставшихся Камней. Мы привезли его сюда… Это называется «святыня». Не имеющая никакой утилитарной функции, совершенно бесполезная вещь. Ты слышал, как говорят – «клянусь святыней»?
Ивару и самому случалось так говорить. Но он, конечно, не имел в виду никаких камней.
– Ивар… Я говорю неясно. Паршивый из меня педагог, но ты хоть чуть-чуть… понял?..
Ивар открыл было рот – но в тот же момент оба вздрогнули от пронзительного, сверлящего писка. Барракуда дернул рукав – на белом браслете пульсировал зеленый огонек.
– Да, – Барракуда поднес браслет к щеке.
Ивар не мог разобрать слов – только голос, незнакомый, быстрый, напряженный. Лицо Барракуды сделалось жестким. Как камень.
– Давайте посадку, – пробормотал он сквозь зубы. – А мальчик будет со мной.
Незнакомый старик вошел в зал, сопровождаемый двумя угрюмыми мужчинами, настороженными, как конвоиры. О чем-то отрывисто распорядился Барракуда – прошла минута, прежде чем Ивар понял, что стоит перед собственным отцом.
Старик, безусловно, когда-то был Командором Оновым; Ивар узнал бы отца в любом обличье – пусть седая щетина, пусть проваленные воспаленные глаза, пусть наполовину поредевшие волосы… Но стоящий перед ним человек уже не был Командором. Некогда испепеляющие глаза его утратили и волю, и властность – остались страх и мольба.
Ивар глядел в эти затравленные глаза, и сквозь шум в ушах до него доносились обрывки фраз:
– Один… Я прилетел один… Я безоружен…
– …снова?
Глухой голос Генерала:
– Барракуда… недопустимо…
Желтый огонек на дне выпуклых глаз:
– Я неясно объяснил?!
Да, Генерал не хотел оставлять наедине Барракуду, Ивара и Онова; Барракуда резко одернул его, и тогда они ушли, оглядываясь – угрюмый Генерал, конвоиры, изгнанная из-за пульта Милица, еще кто-то, кого Ивар не успел увидеть…
Отец перевел дыхание. Он дышал тяжело, как после долгого бега, или – Ивар вздрогнул – как тогда в невесомости, в полумраке, в обнаженном трепещущем клубке… Он поспешил
– Ивар…
Вместо того чтобы обрадоваться встрече с отцом, он испугался.
– Ивар, сынок…
В голосе Онова скользнула нотка, от которой на голове у Ивара зашевелились волосы. Онов медленно повернул к Барракуде серое старческое лицо:
– Слушай, Коваль… Я пришел… За своим мальчиком. За своим единственным сыном…
Барракуда понял сразу – Ивар услышал, как он со свистом втягивает воздух.
– За своим единственным сыном…
Ивар еще не понимал.
– Я… Своей рукой погубил своего…. Саня умер час назад… Саня…
В сознании Ивара будто некрепко защелкнулась щеколда, запрещающая понимать слова отца и по-настоящему верить в них. Нет, спокойно сказал он себе. Так не бывает. Я не слышу. Не слышу.
– Коваль… Я привез тебе заложника. Лучших, чем я, заложников тебе не сыскать… Тебе будет все. Все, и даже больше. Мы отдадим тебе все… А ты отдай мне сына. Отдай! Ничего не осталось. Возьми Город на разграбление… Отдай мне моего сына!..
Ивар задрожал. На его глазах отец метался, как заглоченная капканом жертва; на глазах сына он молил врага о помиловании – о чем-то большем, нежели просто дарованная жизнь.
– Ты получишь… все. Никто не станет преследовать тебя. Этот мальчик дороже, чем… Возьми меня заложником. Отпусти его.
Голос отца шелестел, как струйка песка на дне вентиляционной шахты.
– Я потерял одного сына… Я не могу потерять другого…
Саня, подумал Ивар. Опасно заскрипела щеколда, он поспешил глубоко вдохнуть и сказать себе как можно тверже: нет.
– Нет, – шепотом сказал Барракуда. – Я не могу, Онов… За моей спиной люди, я не могу рисковать… Ты – плохой заложник. Я уважаю твое желание пожертвовать собой – но не с моей помощью, Онов.
Командор молчал; казалось, что он не в состоянии понять обращенные к нему слова.
– Ребенку ничего не грозит, – сказал Барракуда громче. – Ему ничего не грозит, если ты исполнишь обещание…
– Я исполню обещание… – эхом отозвался Онов.
– …и получишь ребенка обратно. Если я отдам его сейчас… Никакое честное слово не защитит тигардов.
– Я клянусь! – голос Командора сорвался на хрип. – Я клянусь святыней…
– Ты не веришь в святыни.
– Я клянусь жизнью… Ивара!
– Она в безопасности. Не трать времени, Онов… Возвращайся… и поспеши. Это жизнь и смерть… Поверь, это единственный выход. Для нас обоих.
Лицо Онова странно дернулось. Сквозь страх и стыд, сквозь боль за отца Ивар ощутил вдруг жалость, острую, как нож.
– Кай… – тихо, жалобно прошептал Командор. – Я умоляю…
Ноги его согнулись. Ивар зажмурил глаза, и в наступившей для него темноте колени отца глухо ударились о пол.