Феодальное общество
Шрифт:
Вполне возможно, что очень медленное продвижение вперед и было главной особенностью развития сеньорий в Германии. Германские сеньории XIII века с их неразделенными фактически, но зачастую распределенными юридически господскими землями и множеством различных социальных групп, которые власть тщетно пытается точно расклассифицировать, очень напоминают хозяйства эпохи Каролингов, гораздо больше, чем французские сеньории того же времени. Но на протяжении двух ближайших веков сеньории будут меняться. В частности, к концу XIII века начнется процесс объединения всех наследственно зависимых в одну юридическую группу, что будет примерно на два или три века позже, чем во Франции. Будет развиваться и новая социальная терминология, заимствуя новые слова из словаря, связанного с рабством. Определение «собственный» в сочетании «собственный человек (слуга)» (homo proprius, Eigen), изначально обозначавшее несвободных, которые трудились на господской земле, мало-помалу распространится на большую часть держателей, вне зависимости от того, была или не была их связь с господином наследственной. Любопытно, что самым распространенным названием несвободных станет название, сходное с французским: «собственный человек плотью и кровью» (eigen von dem Lipe Leibeigen). Но само собой разумеется, что между этим поздно возникшим Leibeigenschaft, изучение которого уже не может быть осуществлено в рамках эпохи феодализма, и французским серважем XII века сходства было немного. И мы еще раз повторим, что отличительной чертой германского феодализма на всем протяжении
Англия: особенности вилланажа
При взгляде на состояние английского крестьянства середины XI века в памяти невольно возникает картина, которую рисуют нам описи эпохи Каролингов, правда, двумя веками раньше: хотя, конечно, английские земельные сеньории не были так жестко организованы, зато сложность системы зависимостей примерно одинакова там и здесь. Континентальные клерки, которым Вильгельм Завоеватель поручил составить опись своего нового государства, были немало озадачены непривычной для них обстановкой и хаосом отношений. Клерки были взяты в основном из западной Франции, и привычная для них терминология плохо соответствовала английским реалиям. Но тем не менее какую-то картину в общих чертах можно себе представить. Мы видим настоящих рабов (theows), часть из них помещена на землю. Есть также держатели, обремененные поборами и повинностями, но они считаются свободными. Есть, наконец, «охраняемые», подчиненные своему покровителю, а вовсе не сеньору, если у них есть земля и они получили ее от какого-либо сеньора. Связь слуги и господина может быть достаточно слабой, и слуга по своему желанию может ее разорвать. Связь слуги и господина может быть, напротив, нерасторжимой и передаваться по наследству. Есть, наконец, не имеющие отдельного названия настоящие крестьяне-аллодисты. Вдобавок существует еще два критерия, по которым делятся крестьяне и которые сосуществуют с перечисленными выше: крестьян делят по размерам надела и по тому, какому сеньориальному суду они подвластны.
После нормандского завоевания состав владельцев сеньорий обновился почти полностью, новые владельцы изменили систему хозяйствования, упростив ее. Но следы былой системы, безусловно, сохранились, в частности на севере Англии, где крестьяне-воины доставляли немало хлопот юристам, привыкшим к совершенно иному сословному делению. В целом, примерно спустя век после битвы при Гастингсе положение крестьян в Англии стало почти таким же, как во Франции. Держителям, которые зависели от сеньора только потому, что получили от него свой дом и поля, были противопоставлены не так давно появившиеся «зависимые слуги» (bondmen) и «слуги по рождению» (nativi, niefs) - лично обязанные служить сеньору и передающие свою зависимость по наследству, и по этой причине считающиеся лишенными «свободы». Над ними тяготели обязательства и запреты, с которыми мы уже хорошо знакомы и которые остаются неизменными: им запрещено вступать в монашеские ордена и жениться на женщинах других сословий, при каждой смерти они отдают что-то самое лучшее из движимого имущества, они платят поголовный побор (но этот побор платили обычно так же, как и в некоторых областях Германии, только в тех случаях, когда слуга жил не на земле своего покровителя). Прибавим к этому еще и весьма удивительную заботу о добрых нравах, аналогию которой мы находим в далекой Каталонии, что свидетельствует о том, что феодальное общество было по своей сути единым: забота эта выражалась в том, что потерявшая невинность девушка из несвободных платила штраф своему сеньору. Гораздо более многочисленные по сравнению с рабами прошлого «несвободные» феодального общества не напоминали рабов ни по своему образу жизни, ни по тем ограничениям, которые ему сопутствовали. Знаменательная черта: в отличие от англосаксонских theow, если «несвободного» убивали, его семья вместе с сеньором получала «цену крови». Неведомая рабству, ленная солидарность не будет распространяться на сервов более позднего времени.
Однако существовали и отличия между Англией и Францией. Английский сеньор гораздо лучше, чем его собрат на континенте, удерживал на своей земле сервов, иначе говоря, обыкновенных держателей. Происходило это потому, что Англия стала более или менее однородной, и ее короли были достаточно могущественными для того, чтобы отыскивать сбежавших «несвободных» и наказывать тех, кто их принял. В каждой сеньории для того, чтобы держать своих «услужающих» в подчинении, господин пользовался «frankpledge>, что означало поручительство, и в виду имелось взаимное поручительство свободных людей. Этот институт был безусловно англосаксонского происхождения, но первые нормандские короли, заинтересованные в хорошей полицейской службе, не только сохранили его, но усовершенствовали и развили. Целью этого института была пронизывающая все общество взаимная солидарность, которая имела целью выявление нарушений и наказание за них. С этой целью почти на всей территории Англии население было разделено на десятки. Члены десятки отвечали за то, чтобы в случае необходимости каждый из них явился в суд. Через определенные промежутки времени старший в этой десятке должен был приводить виновных или подследственных представителю государственной власти, а тот должен был проверять, не ускользнул ли кто из этой обширной сети. Изначально этой службой были охвачены все свободные люди за исключением представителей высших классов, клерков, слуг или домашних воинов, которые кормились в доме хозяина и поручителем которых был сам хозяин. Но очень скоро эта система изменилась. Поручителями стали только зависимые сеньорий, причем все, без различия статусов. Название этого института, таким образом, стало ложным, так как большинство из зависимых не считалось уже свободными: парадоксальное и красноречивое свидетельство изменившегося смысла, с которым мы уже встречались не однажды. Произошло и другое изменение: малому числу королевских чиновников было невозможно осуществлять такое количество проверок, и их все чаще осуществляли сами сеньоры, или, по крайней мере, большинство из них. Таким образом, в их руках оказался замечательный инструмент принуждения.
Завоеватели, которые снабдили своих сеньоров таким могущественным орудием, всячески заботились и об укреплении собственной власти. Союз, который заключили между собой сеньоры и королевская власть, объясняет следующее изменение, которое претерпела в средневековой Англии структура общества, а вместе с ней и понятие «свободы». Начиная с середины XII века в царствование нормандских, а потом анжуйской династий повсюду широко распространилась королевская судебная власть. Но за преждевременный расцвет ее последовала и расплата. Судьи Плантагенетов были вынуждены уважать те преграды, которые в более медленно развивающейся в юридическом отношении Франции уже казались вполне преодолимыми, но они этих преград преодолеть не смогли; после недолгого времени попыток, королевские судьи отказались вмешиваться в отношения лорда со «своими людьми». Это не значило, что доступ к королевскому суду для этих людей был закрыт, это значило, что дела, касающиеся их отношений с сеньором, могут решаться только самим сеньором и его судом. Но дела, которые должны были разбираться этим судом, касались самых важных для этих униженных людей вопросов: вопросов владения и передачи наделов, определения повинностей. Однако такого рода дела возникали не только у зависимых, кроме bondmen, суд сеньора стал заниматься и просто держателями, до той поры свободными и называемыми словом, позаимствованным из французского: «вилланами». Возникшее разделение, весьма существенное для самих людей, создало новые социальные группы в английском обществе: с одной стороны, подлинные подданные короля, укрытые целиком и полностью благодетельной сенью
Возникновение подобного разделения свидетельствует о том, что из общественного сознания никогда не уходила идея о том, что быть свободным значит иметь право на государственную справедливость, раб подлежал только наказанию хозяина. Юристы будут дипломатично говорить, что виллан несвободен, но только по отношению к своему сеньору, потому что в отношении третьих лиц любой человек может обратиться в королевский суд, но по существу, они сформулировали общественное мнение, и мнение это было конкретным и определенным. С XIII века в Англии, точно так же как и во Франции, полными синонимами становятся слова «виллан» и «серв». Их полное уподобление серьезно, потому что не ограничивается рамками языка. Оно выражает коллективное представление о явлении. Отныне вилланаж воспринимается как наследственное состояние. И, хотя среди вилланов по-прежнему низшими считаются совсем немногочисленные по сравнению с французскими сервами потомки bondmen'oB и они стоят несколько в стороне, постепенно, не без помощи всемогущего суда сеньора на всех вилланов без исключения распространяются повинности и ограничения, которые раньше относились только к «личным слугам» - так формируется новый социальный класс, воспринимаемый как приближенный по своему положению к рабскому.
Определить виллана как человека, отношения которого со своим сеньором может разбирать только сам сеньор, а также - поскольку менялась судьба не только людей, но и судьба земельных участков, и все чаще юридический статус земли не совпадал с юридическим статусом человека, - определить надел, благодаря которому человек становился вилланом, как тот, из-за которого его владелец терял право обращаться в королевский суд, значит охарактеризовать класс людей или класс недвижимости, но нужно нащупать еще и границы этого класса. Нужно понять, каким был тот поворотный пункт, из-за которого земля или человек попадали в состояние социальной недееспособности, из которой проистекало все остальное, поскольку, естественно, никто не помышлял поместить в столь презираемую категорию всех людей, имеющих сеньора, или наделить ею все земли, предполагающие ленную зависимость. Как-никак ленную зависимость предполагали и рыцарские феоды. А среди крестьян, имеющих наделы в сеньории, было достаточно много весьма уважаемых держателей с достаточно высоким положением, чья свобода была подтверждена издавна и основательно, и irx невозможно было мгновенно смешать с массой несвободных. И юристы нашли наконец критерий, он тоже достался им по наследству или был укоренившимся в обществе предрассудком. Раб отдавал весь свой труд хозяину. Следовательно, обязанность отдавать сеньору большую часть своего времени воспринималась как серьезное посягательство на свободу. Особенно если работы, которые нужно было исполнять, были ручными, они всегда низко ценились и их по всей Европе одинаково называли «рабским трудом». Значит, держание виллана обязывало его исполнять тяжелые сельскохозяйственные работы в пользу сеньора -тяжелые и иной раз совершенно необязательные, а также оказывать ему различные, не пользующиеся почетом услуги; словом, люди, которые в XIII веке имели именно такие наделы, и стали основой класса вилланов. Вместе с тем ущемление прав распределялось весьма прихотливо: существовали края, свободные от подобных ущемлений. Но главное было найдено - был найден критерий.
Конкретная проблема, которую решали законники Плантагенетов, отыскивая режим сосуществования рано развившейся королевской юстиции с мощной земельной аристократией, была особенностью английского общества. Второй особенностью было разделение на социальные группы, которое позволило ее решить, подготовив далеко идущие серьезные последствия, выходящие далеко за рамки феодального периода. Зато понятия, позволившие ввести новое понимание рабства, были общим достоянием Европы. Французский юрист из окружения Людовика Святого доказывал нобходимость судить виллана, пусть даже свободного, только сеньориальным судом; и мы знаем, как долго решалось уравнение «свобода равна праву на суд» в Германии. Знаем мы и о том, что необходимость исполнять тяжелые работы стала считаться признаком рабского состояния, и хотя эта оценка ничего общего не имела с правом как таковым, она была в конце концов принята судами и возбуждала страшное сопротивление крестьян, например, в Иль-де-Франсе в начале XIII века (237). Медленное, неявное, но неотвратимое развитие французского государства способствовало тому, что граница между королевским судом и судом сеньора не превратилась в непреодолимую преграду. Что же касается понятия постыдных работ, то если этот критерий и имел место во Франции, то только для класса аристократов, в остальных случаях продолжали действовать старые определения рабства, поскольку необходимости в новой классификации не возникло. Случай Англии с большой отчетливостью свидетельствует о том, что в лоне единой цивилизации, в целом достаточно однородной, под влиянием идей, культивируемых некой средой, в одном месте может сформироваться совершенно оригинальная юридическая система, зато в другом месте под влиянием другой среды она так и останется в зачаточном состоянии. Именно благодаря этому опыт Англии кроме всего прочего имеет еще и методическое значение.
Глава III. К НОВЫМ ФОРМАМ СЕНЬОРИАЛЬНОГО РЕЖИМА
Стабилизация повинностей
С XII века начался процесс глубинных изменений, повлиявший на отношения слуг и сеньора и в конце концов коренным образом их изменивший. В нашем исследовании мы ограничимся тем, что покажем, каким образом эти отношения перестали быть феодальными.
С тех пор как описи и распоряжения эпохи Каролингов стали непонятными, неприменимыми и о них забыли, жизнь даже самых больших и лучше всего управляемых сеньорий регламентировалась в основном устно. Хотя вместе с тем ничего не мешало составлять по уже существующим моделям описи имущества и прав, которые соответствовали бы текущему моменту. Так продолжали поступать некоторые монастыри и церкви в тех провинциях, где традиции Каролингской империи были еще живы, например, в Лотарингии. Привычка составлять инвентарии окончательно не утрачивалась никогда. Другое дело, что внимание стало уделяться несколько другому типу документа; основное внимание уже не сосредотачивалось на тщательной описи земельных наделов в целях определения человеческих отношений, документы стали отвечать нуждам другого времени, когда сеньория кроме всего прочего стала сама по себе центром управления. В это время сеньор сам, своей волей определял обязательства, связанные с тем или иным участком земли. Эти маленькие местные конституции, которые господин жаловал своим подданным, безусловно, сначала обсуждались с самими подданными. Взаимное согласие было необходимо в первую очередь потому, что текст документа чаще всего не ограничивался фиксацией традиционного уклада, именно уклад подвергался изменениям. Такие изменения мы находим в хартии, благодаря которой примерно в 967 году аббатство Сен-Арну в Меце облегчает повинности жителей Морвиль-сюр-Нье; зато монахи из Беза в Бургундии в 1100 году, напротив, включают в договор достаточно суровые требования взамен на позволение жителям сгоревшей деревни отстроиться (238). Но до начала XII века подобные документы чрезвычайно редки.
В XII веке множество причин способствуют увеличению количества подобных документов. Высшие классы внезапно обнаруживают вкус к юридической четкости, что ведет к победе письма над устными распоряжениями. Прогресс образования порождает почтение к письменным бумагам и у простого населения. В большинстве своем оно продолжает оставаться неграмотным, но тот факт, что столько сельских общин не только требовало документов, но и сохраняло их, свидетельствует о том, что рядом всегда были грамотные - клерки, торговцы, юристы, - готовые и прочитать их, и истолковать.