Феодальное общество

Блок Марк

Изменения в социальной жизни требовали облегчения повинностей, а значит, и фиксации этих облегчений. Почти по всей Европе шел процесс поднятия нови. Желающие привлечь на целинные земли крестьян должны были пообещать им выгодные условия; наименьшее, на что крестьяне рассчитывали, было избавление их от произвола в будущем. Хозяева старых деревень, опасаясь, что их крестьяне, соблазнившись землями с более легкими повинностями, тоже сдвинутся с места, были вынуждены, в свою очередь, заключать с ними договора. Не случайно и не удивительно, что два уложения, послужившие образцами множеству других подобных документов: хартия Бомон-ан-Аргон и хартия Лориса, что неподалеку от Орлеанского леса, пожалованные одна недавно возникшему поселению, а другая - старой деревне, расположенным и та, и другая на опушке, кажутся вырубленными топором дровосека и очень похожи между собой. Столь же красноречив и тот факт, что в Лотарингии слово «новоселки» стало в конце концов обозначать любое поселение, пусть даже с тысячным населением, которое получило хартию. С социальными группами в городах происходили изменения того же рода. Города были тоже подчинены сеньориям, и к концу XI века многим из них удалось отвоевать серьезные преимущества, записанные на пергаменте. Рассказы об их успехах немало воодушевляли крестьян, и воздействие, какое оказывали городские привилегии на сельские

общины, заставляло задуматься сеньоров. Экономических связей становилось все больше, поэтому не только сеньоры, но и крестьяне стали стремиться к перераспределению повинностей: некоторое количество денег стало оседать и в крестьянских сундуках, предоставляя им совершенно новые возможности. Став менее бедными, они стали менее бессильными и менее покорными, они могли или купить то, что им не давали, или отвоевать в тяжкой борьбе, потому что до этого уступки сеньора были бесплатными и зависели от его доброй воли. Таким образом, повсюду появлялись маленькие деревенские конституции, и число их росло и росло. Во Франции их называли «хартия обычаев» или «хартия вольностей». Иногда вольности объединяли с обычаями. Первое слово не подразумевало уничтожения рабского положения, оно свидетельствовало о разного рода послаблениях традиционных повинностей.

«Хартия обычаев» в Европе последнего феодального периода и периода, последовавшего за ним, была распространена повсеместно. Во множестве экземпляров мы встречаем ее по всему королевству Франции, в Лотарингии, в Арльском королевстве, прирейнской Германии, почти что по всей Италии, включая и нормандское королевство, и по всему Иберийскому полуострову. Разумеется, испанские poblaciones и fueros и итальянские statuti отличались не только по названиям от французских, да и французские не были похожи между собой как две капли воды. Как-никак провинции и страны различались между собой не только своими особенностями, но еще и плотностью и различным размещением населения, равно как и темпом развития. Самые первые испанские poblaciones относятся ко времени, когда христиане старались заселить завоеванные земли, и датируются X веком. На среднем Рейне первые хартии, повторяющие более западные образцы, появляются в деревнях, где-то около начала XIV века, не раньше.

Но какими бы существенными ни представлялись эти расхождения во времени, еще более существенной представляется нам проблема двух огромных белых пятен на карте размещения деревенских «хартий вольностей»: с одной стороны, Англия, с другой - зарейнская Германия. Дело не в том, что в этих странах совсем не было таких хартий, дело в том, что эти хартии получало исключительно городское население. Хотя, безусловно, почти все средневековые города, за исключением больших торговых метрополий, недалеко ушли от деревень: у общин были свои пастбища, у жителей свои поля, которые самые бедные обрабатывали сами. Английские и немецкие города, получившие подобные привилегии, мы назвали бы сегодня скорее бургами, так как получали их те, где непременно был рынок, а значит, купцы и ремесленники. Во всех других странах хартии были делом исключительно деревень.

Отсутствие в Англии хартий деревенских обычаев объясняется достаточно просто: сеньории там были необыкновенно крепки и развивались в благоприятную для господского всевластия сторону. Для того, чтобы вести памятные списки, у лордов были писцы, а в сеньориальных судах существовали свитки, куда записывали дела и обвиняемых; была ли нужда у этих господ фиксировать обычаи, если подвижность этих обычаев и их изменения помогали им ослаблять связь держателей с их наделами? Прибавим к этому, что, с одной стороны, на острове не было такого бурного освоения новых земель, как на континенте, а с другой, английские лорды обладали весьма действенным аппаратом, чтобы удерживать своих крестьян на земле, так что обе причины, которые толкали на уступки континентальных сеньоров, в Англии отсутствовали.

Совсем иной была ситуация в Германии. В Германии традиционной была совсем иная запись повинностей, ей и отдавали там предпочтение: там существовал Weistum, который г-н Ш.-Эдмон Перрен искусно перевел на французский как «протокол прав». В немецких сеньориях сохранился обычай периодически собирать крестьян на общие сборища, прототипом которых были выездные судебные сессии эпохи Каролингов, и на них зачитывать им традиционные предписания, которые регламентировали их жизнь. Присутствие и совместное выслушивание воспринималось как выражение покорности и согласия. Этот постоянно повторяемый опрос очень напоминал те опросы, результатом которых становились описи Каролингской империи. Таким образом, в Германии уже существовали отработанные тексты, к которым время от времени что-то прибавляли или вносили в них какие-то изменения. «Протоколы прав» были спецификой именно зарейнской Германии, на левом берегу до французской границы простиралась обширная зона, где этот старинный обычай сочетался с хартиями. Хартии обычно были более подробными и в них охотнее включали изменения. Но и на том, и на другом берегу Рейна шел один и тот же процесс. Несмотря на то, что в Германии существовало множество деревень, где не существовало ни Weistum, ни хартий, а там, где они существовали, у этих регламентов не было той непомерной силы, которая остановила бы жизнь, жизнь двигалась в направлении стабилизации отношений между сеньором и его крестьянами, а эта стабилизация открывала в истории европейских сеньорий новую страницу. «Ни один чинш не может быть отменен, если он не записан», - эта фраза из руссильон-ской хартии выражает новый менталитет и новую программу, весьма отличную от нравов начальной стадии феодализма (239).

Изменение человеческих отношений

Внутренняя жизнь сеньорий становилась все стабильнее, но какие-то ее отдельные стороны продолжали меняться и менялись коренным образом. Повсюду отменяли работы в пользу сеньора и заменяли их денежной компенсацией, точно так же, как заменяли денежными выплатами платежи натурой; из обязанностей повсеместно исключались те, которые носили случайный и необязательный характер; подобные статьи вписывались буквально в каждый картулярий. До поры до времени произвольные подати во Франции стали регулярными: были определены их размеры и периодичность, с какой их нужно было платить. Поставки сеньору, которые, разумеется, были в разные времена разными, превратились в заранее обусловленный налог. Несмотря на множество местных или региональных особенностей, общая тенденция была одной и той же: зависимый крестьянин постепенно превращался в налогоплательщика, и сумма вносимого им налога год от года почти не менялась.

Зависимость, главной формой которой было подчинение человека человеку, иногда исчезала совсем, иногда преобразовывалась. Участилось отпускание на волю - иной раз целыми деревнями, - и начиная

с XIII века число рабов в Италии и Франции значительно уменьшилось. Некоторые социальные группы пользовались свободой просто-напросто в силу забвения о них. Больше того, в тех французских провинциях, где серваж продолжал существовать, он все меньше и меньше походил на старинное рабство «плотью и кровью». Связь раба и господина уже не воспринималась как преимущественно личная связь, а скорее как принадлежность к низшему классу, и это понижение было неким заболеванием, которое перешло от земельного надела к человеку. Существовали и впоследствии земли, получив которые, люди становились рабами, и, оставив которые, иногда получали свободу. В большинстве провинций уменьшился объем повинностей. Появились новые критерии. Искони для большинства держателей поборы были произвольными, теперь и рабы, оставаясь рабами, платили подати: определенные суммы в определенный срок. Но если это было не так, то произвольные поборы, зависящие от воли сеньора, воспринималась как признак рабства. И этот новый критерий действовал повсеместно. Поражающая с первого взгляда оригинальность английского вилланажа не состояла ли теперь именно в том, что повинности виллана по определению зависели от произвола сеньора, - главными были сельскохозяйственные работы - и все эти повинности были связаны с землей? В более ранние времена, когда не существовало еще других «несвободных», кроме bondmen'oB, «личная связь» была признаком рабства, позже рабом стали считать виллана и, в первую очередь, за то, что обязанности его не были определены: «он не знал вечером, что ему придется делать утром». В Германии, где класс «собственных людей плотью и кровью» сформировался достаточно поздно, изменения происходили медленнее, но они были в конечном счете такими же.

По существу, сеньория никак не может занять место среди тех институтов, которые мы называем собственно феодальными. Она сосуществовала и будет сосуществовать впоследствии с государством более сильным, чем при феодальных отношениях, она пережила нестабильные отношение клиентуры и перживет более активную циркуляцию денег. При новых условиях жизни, которые стали очевидными примерно около IX века, эта старинная сформировавшаяся структура не только стала распространяться повсеместно и охватила в конце концов большую часть населения, но и внутренне продолжала крепнуть. На нее, как и на ленную зависимость, оказала сильное воздействие окружающая среда. Сеньория эпохи вассалитета представляла собой сообщество зависимых, то находящихся под покровительством, то управляемых и эксплуатируемых господином, с которым большинство из них было связано наследственными отношениями, не будучи связанными при этом с землей, на которой они жили. Когда характерные именно для феодального периода связи и отношения распались, сеньория уцелела, но специфика ее стала иной, она сделалась, в первую очередь, земельным владением, и ее роль стала больше экономической.

Каждый тип организации социума, придающий определенную тональность человеческим взаимоотношениям, характерен не только разного рода нововведениями и институтами, но, подобно призме, он окрашивает в свои тона еще наследие прошлого, передавая его будущему.

Том II

СОСЛОВИЯ И УПРАВЛЕНИЕ ЛЮДЬМИ

Обращение к читателю

Взаимозависимость, пронизавшая все общество сверху до низу, соединив между собой все ступени социальной иерархии, наложила особый отпечаток на цивилизацию, рожденную европейским феодализмом. Каким образом, под влиянием каких обстоятельств, благодаря какой идеологии, с помощью каких заимствований из отдаленного прошлого могла зародиться и развиться такая своеобразная общественная структура, мы попытались показать в предыдущем томе. Тем не менее, никогда в государствах, к которым традиционно относят определение «феодальные», человеческая жизнь не исчерпывалась исключительно отношениями непосредственной зависимости или непосредственного подчинения. Люди делились еще и на группы, располагались по этажам, в зависимости от профессиональных пристрастий, уровня власти и авторитета. Над бесчисленным количеством мелких управителей всегда существовали более крупные, разного достоинства и с разными полномочиями. Начиная со второй половины феодального периода, мы видим, с одной стороны, все более четко организованные классы, а с другой, общественные силы, которые группируются вокруг какого-либо мощного влиятельного лица или влиятельной идеи, собираясь действовать и действуя все более энергично. Вот этот второй аспект устройства социума мы и собираемся изучить. Сделав это, мы сможем ответить на вопросы, которые с самого начала казались нам основополагающими: заслуженно ли называть эту фазу развития западного общества, эти несколько веков, тем именем, которым мы привыкли их называть, выделяя из общего течения нашей истории? Что получили от нее в наследство эпохи, которые последовали за ней?

Книга первая СОСЛОВИЯ

Глава I. ЗНАТЬ

Исчезновение древних аристократов крови

Для писателей, которые первыми воспевали феодальный строй, для деятелей революции, которые стремились его разрушить, понятие аристократии казалось от него неотделимым. А между тем это представление - самое настоящее заблуждение, если, по крайней мере, сохранять за историческим словарем хоть какую-то степень точности. Нет сомнения, что общество времен феодализма было далеко от эгалитаризма, но наличие господствующих классов вовсе не означает наличия аристократии. Для того чтобы быть аристократом, необходимы два условия: во-первых, нужно обладать собственным юридическим статусом, который подтверждает и реализует то превосходство, на которое аристократ претендует, а во-вторых, этот статус должен существовать на протяжении долгого времени, передаваясь по праву рождения, - иной раз он может переходить и к другим семьям, но в строго ограниченном кругу и по строго определенным правилам. Другими словами, для того чтобы стать аристократом, недостаточно реальной власти, недостаточно передаваемого по наследству богатства и помощи, оказываемой ребенку высокопоставленными родителями, что так эффективно определяет его жизнь; нужно, чтобы наследственные социальные преимущества были закреплены юридически. И разве не иронически называем мы богатых буржуа капиталистической аристократией? Даже при нашем демократическом строе, когда нет больше легальных привилегий, воспоминание о них поддерживает классовое сознание, но нет подлинной аристократии без длинной цепи привилегированных предков. И в этом смысле, который единственно правомерен, аристократия на Западе явление достаточно позднее. Первые наметки этого института появляются не ранее XII века. Он укрепится только в следующем веке, когда феод и вассалитет уже будут клониться к закату. В первый период феодализма никакой аристократии не существовало.