Феромон
Шрифт:
Спасла мою сделку. Превратила унылый вечер в чудесный. Примирила меня с потерей Ивы.
И самое главное, что ей глубоко на меня плевать.
– Дэйв, - набираю я друга, уже блаженно растянувшись дома на кровати.
– Скажи, а крепкий алкоголь инактивирует феромон?
– Ну-у-у, если чисто технически, то да, - нараспев выдаёт информацию Дэвид.
– Разрушает, как любой растворитель. Как спиртовые салфетки. Но только при прямом контакте.
– Да я понял, что не после применения внутрь. Скажем, на ободке стакана, норм?
– Норм, - не задумываясь
Я расстроенно вздыхаю. Значит, чуда, увы, не случилось. Просто её устойчивость и алкоголь. Или не увы? Я как-то ещё не решил. Не определился: это хорошо, что виной тому был всего лишь сорокаградусный скотч, или плохо.
– Это всё, ради чего ты звонил?
– Нет, Дэйв, ты знаешь, я тут подумал... а воздержание годится?
– Целибат вместо моногамии?
– тут же заинтересованно включается он.
– Да, длительное воздержание. Это же может сработать?
– Э-э-э... м-м-м...
– то ли думает он, то ли занялся чем-то неприличным, так подозрительно довольно он мычит.
– На самом деле, это даже лучше, - наконец откликается он.
– Но как твой друг я постеснялся тебе это предложить. Ты за моногамию-то меня чуть не прибил.
– Значит, решено, - соглашаюсь, пока я и сам не пожалел о своём решении.
– Встретимся через неделю?
– Да, будет идеально, - и Дэйв кладёт трубку.
Пусть уже он снизится, уровень этого проклятого феромона. Пусть он к чёртовой матери совсем пропадёт. Как же это приятно - чувствовать себя свободным, нормальным, здоровым, а не прокажённым. Не бояться подойти слишком близко, прикоснуться, дружески обнять.
«И нет, моя... личная помощница, - улыбаюсь, обращаясь к родинке над её приоткрытыми губами.
– Я не проиграл. Я поддался. А это не одно и то же».
Смежив веки, удобней устраиваюсь на подушке. Мелькают перед глазами картинки вечера. Кроваво-красный шар, скользящий по блестящей дорожке. Слёзы в глазах Ив. Её жестокие слова.
Как я чувствую себя, что ты меня поимела? Отвратно. Только не я предал тебя, Иви. Не я. Ты меня предала.
Я был честен. Я никогда ничего тебе не обещал. Ничего не просил и не требовал. Ничего и не ждал. Но ты вечно заставляла меня чувствовать себя виноватым. Даже за то, в чём я виноват не был.
Я буду скучать. Очень. Я знаю. Я всегда скучаю. По тебе. Не по этому саморазрушающему чувству. Тебе всегда есть место в моём сердце. Раз уж выяснилось, что оно у меня есть. Просто дальше мы будем жить разной жизнью. Ты - с ним. А я - без тебя. Без тебя.
20. Эйвер
Не знаю, зачем она мне снилась. Эта рыжая. И, чёрт побери, без свитера. И даже без джинсов. Дьявол!
Но если после бутылки скотча мне снится девушка, а я просыпаюсь без будильника и отдохнувшим - это определённо что-нибудь значит.
Например, что нужно отправиться на пробежку. А ещё вспомнить, что у меня дохреналион дел на сегодня.
Впрочем, дела - это дела. Они всегда были, есть
Во-первых, в центре густонаселённого района бегать можно только по улицам, в виду удалённости парков. А во-вторых, это чревато встречами с прохожими, большинство из которых женщины.
Но сегодня организм просто требовал опасности. Пробежаться потным в толпе прохожих. Купить уличную еду. Заглянуть в утреннюю газету. Не знаю, что ещё. Ну, конечно! Позвонить злобному монстру Диане Солл. Хотя бы для того, чтобы высказать соболезнования.
– Соедини меня с Дианой Солл, - бросаю Анне на ходу, дожёвывая пирожок «без ничто». Ибо, что за размоченный картон был в начинке, я так и не понял. И то, что рыжая вытворяла там, в моём сне, вовсе не повод с ней церемониться.
– Она назначила встречу через тридцать минут, - отвечает она таким бесстрастным тоном, не поднимая головы, что становится обидно: вообще-то это я здесь главный говнюк.
– И тебе доброе утро, Эйв!
– По какому поводу?
– замираю на пороге, когда смысл фразы наконец до меня доходит. Делаю два шага назад до секретарского бокса.
– По поводу завещания. Документы уже прислали. А заседание сегодняшнего суда перенесли на час раньше.
– Отлично, - выкидываю в её мусорку промасленную бумагу.
– Значит, я ещё успею попить кофе.
– Кофе на столе, - отвечает она монотонно, как автомат по заказу еды.
– Мне «дабл-дабл» со всей фигнёй и картошку двойной прожарки, - не могу удержаться, чтобы её не подколоть, наклоняясь к перегородке.
Рыжая поджимает губы и обжигает меня таким взглядом, что я, пожалуй, готов добавить к заказу что-нибудь холодненькое, но шутка затянулась.
– Ты вообще спала? Когда ты всё успела?
– Кофе стынет, - нарочито равнодушно опускает она взгляд в документы.
Делаю шаг и вновь останавливаюсь.
– Но как ты узнала, когда я при...
– Мне позвонил твой водитель, - и не думает она оборачиваться.
– Сэмми?! Анна, кофе...
– Стынет, - обрезает она.
Определённо, не зря она мне сегодня снилась. Тысячу лет так хорошо себя не чувствовал. Откидываюсь на спинку стула. Делаю большой глоток... С зефиром. Она принесла мой любимый кофе. Но это-то она откуда могла знать? Я тысячу лет его не пил. С того дня, как умерла мама. И до прошлого раза, когда Анна принесла его первый раз.
Мама одна умела его так готовить. Сначала раздавливала в кружке вилкой зефир, а потом он таял, образуя воздушную пенку. Дьявол! Уверен, этот кофе сделан именно так. Я даже прикрываю глаза от удовольствия. И даже на секунду задумываюсь, а не навестить ли мне отца. Мы не разговариваем больше пяти лет. С похорон. И эти клинки, что он выковал своими руками, стоят как напоминание о том, чтобы я никогда не поступил как он.
– Йорн!
– сообщает интерком. Но голос Анны, перегородившей дверь Моргану, я слышу громче.