Ферзи
Шрифт:
– Насколько я могу судить, - кряхтя, заметил выползавший из-под стола Маршалок, - единственный здесь знаток по нежити недавно скакал по столу и изволил швыряться неизвестными заклятьями, так что можете попытаться уточнить у него, если сможете идентифицировать нужный кусок.
Араон Артэмьевич от такого не отказался бы, хотя и прекрасно понимал тщетность подобных надежд. Кто бы ни стоял за неадекватным поведением Мастера-Нежитевода, он постарался максимально обезопасить своё инкогнито. Глава Совета даже не сомневался, что и дух Простилина на вызов не поддастся, если, конечно, в присутствовавшей на Совете субстанции этот дух вообще был. Что-то подсказывало Важичу, что вполне могло статься так, что дух уважаемого Мастера может оказаться не в курсе событий последнего года, а то и десятилетия, аккурат с того периода как за Равелий Дилеонович стал проявлять обострённую тягу к домашним наливкам и повышенное безразличие к окружающему миру.
– Клянусь Триликим,
В свободную руку Главе предупредительно попытались впихнуть уродливо оплавленный жезл, но тот даже не почувствовал чужих поползновений. Рурик тихонько ругнулся и принялся осматривать безвольно болтающуюся конечность, осторожно и практически профессионально проводя диагностику. Следивший за его действиями Араон заметил, что со своими обязанностями этот парнишка справляется не в пример лучше Иглицына. Не без сожаления закрепляя серп обратно к бедру, Важич перенял жезл в левую руку и не особенно придерживаясь норм регламента (как-то обстановка не располагала), трижды ударил о вывороченный дверной косяк.
– Властью данной мне, - тут Арн едва не замялся, потому что слабо представлял, кто его этой сластью мог наделить, кроме Триликого, Князя и подмирных димонов, - объявляю о роспуске Совета Замка Мастеров до выяснения обстоятельств дела. Время проведения следующего заседания и новый состав Совета будет сообщён по окончании расследования.
Договорив это, молодой человек, казалось, растерял последние остатки сил и просто опустился на ближайшее кресло, позволяя подельникам хлопотать над его выбитым плечом, а Старшим Мастерам, нисколько не растерявшим от случившегося ни гонор, ни представление о собственной значимости бессильно возмущаться, грозя самозваному Главе неминуемыми разбирательствами.
– Порадовали Вы меня, Араон Артэмьевич, - раздался за спиной голос официального представителя Светлого Князя, едва не заставивший чародея привычно стать в боевую стойку.
– Признаюсь, не ожидал подобного представления. Если сходным образом проходит каждое заседание Совета, то остаётся сожалеть, что никто из представителей князя ранние на них не присутствовал.
– Вы же теперь понимаете, зачем я к Вам обращался, - в кое-то веке Арн порадовался получению травмы, которая давала возможность абсолютно безнаказанно строить рожи высокопоставленной ищейке, ссылаясь на дискомфорт при вправлении руки и обновлении перевязки.
– Полагаю, Вам будет крайне познавательно пообщаться собравшимися Мастерами в более приватной обстановке, разумеется, с предоставлением мне полной и оригинальной записи беседы и присутствием моих доверенных лиц при общении. Только прошу быть поосторожнее с "зельем правды": последствия могут оказаться слегка непредвиденными.
– Как великодушно с Вашей стороны предоставить нам такой простор для деятельности, - плотоядно ухмыльнулся Маршалок.
– Да ты хоть понимаешь, что сейчас натворил, щенок, - вскричал господин Ориджаев, выбрасывая вперёд руку с заготовленным заклятьем.
– Мы лишимся тех крох независимости, что ещё могли себе позволить! Ты предаёшь идеалы Замка, сами основы чародейства! Княжеский выродок!
– Время войны течёт не по солнцу, - холодно усмехнулся молодой человек, блокируя летящее в спину заклятье и прицельно отправляя в голову буйного чародея лежащий неподалёку портсигар Ломаховой.
***** ***** ***** ***** *****
– Sinjoro secrettio!
– бодрым до ощущения лёгкой придури голосом, который, видимо, должен был символизировать радушие и благоговение, рапортовал средних лет вполне себе представительный в собственных глазах мужчина.
От его громогласного баска, больше подходившего для завывания служителю Триликого при всенощной службе, дрожали стёкла и дребезжала крышка на кувшине с мятной настойкой. Или так только казалось из-за какой-то особенно гнетущей тишины окутавшей кабинет. Средних размеров, больше походящий на дамский будуар, он едва вмещал в себя всех желающих дорваться до начальственного тела и с облегчением перебросить ответственность с собственных плеч. Тут были и наместники покойного руководителя шестого штаба, подобранные с такой патологической тщательностью, будто их из числа прочих подчинённых выделяли по какому-то шаблону из клубных листовок; и менее привлекательные начальники стражи, смахивающие на беглых каторжников; и совершенно разномастные главы обслуживающих отделов. Все двенадцать приближённых, вне зависимости от состояния здоровья и внутренней иерархии, стояли навытяжку в первом ряду, подобно провинившимся мальчишкам в ожидании доброй порки. На осунувшихся за дни постоянного страха лицах уродливыми масками застыло показательное смирение, всепоглощающее рвение и какая-то торжественная радость, здорово отдающая балаганом и фарсом. Выглядывающие из-за их спин главы служб делали лица попроще и не старались показать себя с лучшей стороны: смена власти им грозила не так сильно, как выстроившимся в ряд чародеям. Зато представлялась возможность воочию увидеть страх и трепет главного штаба, человека являвшегося посланником Cefa для всех страждущих помощи и одновременно его жесточайшим бичом для провинившихся. Неизвестно, чего именно ожидали любопытствующие, но их глаза не скрывали разочарования и презрения к сидящему за столом человеку.
Признаться, вестник Cefa действительно выглядел не лучшим образом. И раньше не отличавшийся мясистостью, теперь он исхудал до состояния живого трупа, а в рёбрах, казалось, запросто бы просвечивал на фоне окна. Широкая чёрная рубашка лишь усугубляла ощущение, делая мужчину болезненно хрупким. С ней бледное, изукрашенное разводами застарелых синяков и вполне себе свежих ссадин лицо здорово смахивало на восковую маску, снятую с трупа какого-то чернокнижника. Косо срезанным, а местами и просто вырванным волосам помочь могла разве что бритва, и потому попытки пригладить их бальзамом казались особенно жалкими. В придачу эту конструкцию венчал нелепый узел с колотым льдом, оставлявший мокрые подтёки на лице и рубашке. Но стоило этому тощему недоразумению поднять глаза, и земля, казалось, уходила из-под ног, заставляя несчастное сердце замирать в свободном падении. От взгляда светлых, почти белёсых глаз пронзительный холод врывался под кожу, ползя по позвоночнику и сковывая застывшее от ужаса тело. Глаза секретаря вовсе не были злыми, они были просто равнодушными ко всему происходящему в такой степени, что их обладатель казался холлемом или каким-нибудь иномирным пришельцем, подосланным на эту грешную землю.
К счастью для трепетавших подчинённых иноземный гость не часто утруждал себя разглядыванием замерших по стенке мужчин, вчитываясь в бесконечные листы валявшихся в безобразнейшем беспорядке на широком столе отчётов и донесений.
– Ni jene goijobo, ke Cefa vodirex gusto Vi!
– продолжал вещать делегат из числа обитателей штаба номер шесть, выбранный ответственным исключительно за превосходное знание магнара.
– Mi scii, - не отрываясь от донесений, холодно согласился мужчина, - Mi senti.
После такого чрезмерно радушного приёма его всё ещё слегка мутило и ныл ушибленный затылок. От противной боли не помогал даже самодельный компресс, служивший местной заморозкой. Увы, помочь себе с помощью чар секретарь никак не мог, являясь официально не-чародеем, а рассчитывать на мастерство местных лекарей всерьёз опасался. Вряд ли кто-либо решился устранить посланника Cefa, что идеально подходил на роль жертвенного агнца в случае неминуемой неудачи, но рисковать не стоило. Если эта группка идиотов умудрилась потерять боевого грифона и спустить в сортир созданное им заклятье, то рассчитывать на качественный подбор трав в предложенных лекарствах не приходилось.
– Se de ni io necesiz...
– создавалось такое впечатление, что перед тем, как выдвинуть пред льдистые очи секретаря парламентёру дали боевых пол-литра, ничем другим такое горлопанство объяснить не получалось.
"Заткнуться!!!" - мысленно простонал измученный этим приторным весельем чародей, но вслух только заметил:
– Konsideriq.
Присутствие посторонних мужчину начинало нервировать. Полные недоверия, страха и какой-то щенячьей преданности взгляды, прожигающие темя даже сквозь куски таящего льда, вызывали невольное желание почесать между лопаток, на предмет прорастания лишних деталей тела и удостовериться, что из ушей не сочится мирра. Он привык к страху, лёгкому благоговению, даже ненависти (всего этого на посольской службе хватало с лихвой), но сталкиваться с искусно демонстрируемым обожанием двадцати здоровых мужиков было, по меньшей мере, неприятно. Пытаясь как-то отвлечься от назойливых взглядов, мужчина постарался сильнее закопаться в тот опус, что эти лоботрясы по недомыслию именовали отчётами. Бумаги в большинстве своём были составлены бездарно и походили на вытяжки из третьесортных романов, но встречались и нормальные колонки цифр с сухими фразами и чётким изложением фактов. Увы, в общей массе такие уникумы были почти незаметны. В одиночестве читать весь этот бред, измотанному длительным путешествием чародею было ещё как-то приемлемо, а с возможностью цедить горячий малиновый чай с цукатами и закинуть ноющие ноги на подоконник он даже нашёл бы их забавными. Однако образ бесчувственного и невозмутимого помощника главного вдохновителя и руководителя заговора не терпел таких вольностей и в присутствии посторонних не позволял даже расслабить спину. Прогонять же их из кабинета было чревато при малейшей ошибке или вопросе часами бессмысленных поисков нужного человека, которого сердобольные подчинённые ещё и прятать начнут от навязанного тирана. Проще было мириться с дискомфортом, но иметь возможность раздавать нагоняи персонально и узконаправленно, чем выставлять себя на посмешище и подрывать образ невозмутимой твари.