Ферзи
Шрифт:
– Как духовник и дипломированный эксперт, могу точно заявить, что на этом перстне лежит родовое проклятье!
– нарочито громко продекламировала Чаронит.
– Скорее всего, безденежья или безбрачия. До конца определюсь в лаборатории.
– Что ты творишь?
– раздражённо зашипела Алеандр, едва сдерживаясь, чтобы не стукнуть подругу, что упорно не желала прятать компрометирующую находку.
– Хочешь, чтобы нам ещё и воровство приписали, а потом всем скопом сдали страже, приписав все дорожные издержки и порчу?
– Напротив, - хищно улыбнулась девушка, самодовольно привешивая слишком массивный для себя перстень на шнурок к остальным своим походным "сокровищам".
– Теперь если за ним кто и подойдёт, то только настоящий хозяин и то, не факт. Какому авантюристу или пройдохе захочется ради мелкой мести с проклятьем связываться?
– Вот, я иногда думаю, - медленно и как-то настороженно протянула Эл, неосознанно отодвигаясь от ликующей подруги, - не накладывает ли общение с духами всяких шарлатанов отпечаток
Потенциальная преступница, чей взгляд в момент придумывания каверз не слишком отличался от взгляда одержимых, лишь самодовольно задрала подбородок и как-то совсем недобро улыбнулась.
***** ***** ***** ***** *****
– Да вы, уважаемый Старший Мастер, - хам!
– громогласно вскричал невысокий, страдающий хронической отдышкой представитель Оракулов, от чего его второй подбородок, кажущийся сосредоточием презентабельности и густого баса, возмущённо всколыхнулся.
Переполнявшее его негодование находило выход в обильном липком поте, выступавшем сквозь морщины на лбу. Когда капли собирались вместе, готовые дорожками сбежать по одутловатым щекам, почтенный Мастер выуживал из расшитого пурпурным бисером нагрудного кармана невообразимых размеров платок и торопливо промакивал влагу, не забывая по привычке мажорной юности щегольски отставлять пухленький мизинец. Если же господин Кущин нервничал особенно сильно, его руки начинали слегка трястись, и часто случалось так, что батистовый платок возвращался не на положенное место, а в любой попавшийся карман, будь то свой или чужой. Не раз после заседаний Совета кто-нибудь из почтенных Старших Мастеров обнаруживал в своих пиджаках и камзолах лишние предметы. В этот раз Дилеону Паулиговичу рука отказала значительно неудачнее, опустив неизменный платок прямо в чашку с заблаговременно поданным успокоительным настоем.
Волновался почтенный мэтр, получивший свою должность в наследство от талантливой и беспринципной мамаши, бывшей на протяжении пяти лет ещё и царской фавориткой, не столь безосновательно. Каким бы ни был обсуждаемый вопрос, при желании его всегда можно было свести к вечному как мир тезису "нас оракулы не предупредили", после чего следовала бы череда бесконечных разбирательств относительно дополнительного финансирования и трёх растянутых до невозможного программ развития малых и средних гадальных организаций. Вечные, передаваемые от поколений к поколению чиновничьи вопросы, ответов на которые у скромного Мастера с недвижимостью за границей не было.
– Я - хам?
– подскочил в своей излюбленной импульсивной манере Старший Мастер-Накопитель, которому было адресовано обвинение.
По специфике своей специализации он должен был бы выделяться спокойствием, размеренностью и некоторой меланхоличностью, позволяющей худо-бедно справляться с бесконечной монотонностью однообразных символов и почти нефункционирующих формул и заклятий. Даже его внешность вся серовато-непрезентабельная идеально подходила для данного рода занятий. Среднего роста, средней комплекции и того среднего непередаваемого возраста, что наступает у мужчин в лет сорок-сорок пять и длиться до второго обширного инфаркта, он обладал невыразительными чертами лица, припорошёнными сединой редкими волосами и большими слегка мутноватыми глазами ведомой на убой коровы. Однако стоило этому невыразительному созданию открыть рот, сияя ослепительным блеском фарфоровых зубов, как все окружающие попадали под раздачу вне зависимости от степени своей вовлеченности. В эти моменты Атон Сигурдович, добропорядочный семьянин, преданный блюститель прав чародеев, патриот и по всем отчётам чрезвычайно ответственный налогоплательщик, преображался. Согнутая от длительного сидения за столом спина распрямлялась, щуплая грудь по-петушиному выгибалась колесом, от чего сероватая кожа на шее натягивалась, заостряя черты лица неприятной гримасой. Резкий, словно ломающийся голос вообще казался прикреплённым извне, и при повышении тона едва не травмировал слушателей. В случае, когда этого не делал голос, Старший Мастер вполне мог восполнить эффект за счёт своей активной жестикуляции. Как правило, поэтому вступать в перепалки с ним добровольно никто не рвался, поддерживая его представления о собственной значимости.
– Да как Вы, прости меня Триликий, почтенный человек, - не унимался господин Гикайло, перегибаясь через круглый стол, будто собираясь выпрыгнуть из своего серого костюма, - только осмелились сквозь весь свой холестерин произнести это!?!
– В-вы, - Кущин, всегда болезненно относящийся к своему внешнему виду и чрезвычайно любящий некогда прекрасные черты своего лица, даже покраснел от возмущения.
– Вы, сударь, не только хам, но и форменный невежда!
– Я защитил три диссертации и получил Старшего Мастера без помощи высокопоставленных родственников!
– горделиво тряхнул тщательно уложенной шевелюрой Атон Сигурдович, не став, однако, упоминать, что в связи с отсутствием должного количества специалистов в избранной области, сие не составило ему особого труда.
– Из-под моего пера вышло пять полноценных научных работ! Если я и форменный невежда, то вы, батенька, бесформенный!
– Да как вы...
– несчастный, болезненно интеллигентный Мастер-Оракул едва не задохнулся толи от шока, толи от излишне узкого щегольского нашейного платка.
– А давайте, мы прекратим орать и сойдёмся на том, что вы два старых пердуна?
– невозмутимым тоном внесла конструктивное предложение Мастер-Иллюзор, выудив из серебряного портсигара длинную тонкую сигаретку, и манерно прикурила от собственного объятого пламенем пальца.
Пожалуй, никого из собравшихся такое предложение особенно и не удивило, поскольку госпожа Ломахова всегда славилась тем, что не скупилась на определения и не заморачивала свою голову подбором мягких выражений и вежливых эпитетов. После оглушительного успеха в Землях заходящего солнца и получения звания почётного наставника в Хеманской Высшей Школе Магии она вообще не полагала себя обязанной к каким-либо политесам с коллегами и подчинёнными, что, впрочем, нисколько не мешало ей вмешиваться в дела посторонних, одаривая каждого встречного своей непомерной мудростью и жизненным опытом. Увы, жизненный опыт и пристрастие к табаку, а, может, и другим радостям лихой юности (здесь все возможные свидетели благоразумно молчали), не преминули отразиться на её внешности, не только заставив выглядеть на свой возраст, но и всячески его подчеркнув. Безусловно, она всё ещё оставалось высокой и грациозной; её одежда, хоть и отличалась некоторой пестротой, была модной и дорогой, а копна пышных крашенных под орех кудрей, всегда соответствовала модным тенденциям. Только глубокие морщины не пожелали щадить желтоватую кожу, а былая стройность успела превратиться в болезненную худобу. От чего все украшения и модные туалеты смотрелись только более удручающими.
– Вероятно, с возрастом дурные манеры у людей только усугубляются, - небрежно заметил сидящий напротив неё Мастер-Артефактор, придав своему голосу примирительную мягкость и доброжелательность.
Если судить по моментально сузившимся глазам Тавенлины Руйевны, её приятный баритон в заблуждение не ввёл и нужная информация цели достигла. Пожалуй, Моран Ивасович был в данном собрании, да и, чего прибедняться, во всём Замке, единственным достаточно смелым и безрассудным человеком, рискующим отпускать признанной чародейке намёки на далеко не юный возраст. На то почтенный Старший Мастер имел свои веские причины. Во-первых, будучи её ровесником и однокашником мужчина выглядел лет на десять-пятнадцать моложе. Лёгкая благородная седина едва задевала виски, высокий лоб практически не вмещал морщин, а изящные ратишанские черты лица не утратили свою твёрдость и гармоничность. Разве что атлетичная и статная фигура слегка округлилась и приобрела зрелую и солидную дородность потомственного вельможи. Во-вторых, несмотря на совместный почин академической карьеры, чины и регалии давались ему не в пример легче и быстрее, не давая скапливаться в душе и теле желчи тяжёлого жизненного опыта. Острый ум и лёгкость характера, сдобренные изрядным количеством юношеского обаяния, хитрости и интриг, позволяли ему без особых эмоциональных или физических усилий взбираться по карьерной лестнице. По сути Моран Ивасович представлял собой тот счастливый образчик руководителя, что невидим, неслышим и практически неуловим, при этом пребывает всегда в снисходительно-серьёзном расположении духа, не позволяющем излишне раздражать окружающих. Да и, в-третьих, хоть эту тему и не принято было обсуждать вслух, но в курсе были даже уборщики, что первые браки Старших Мастеров поразительным образом совпали. А пять лет совместного проживания, как известно, даром не проходят.
Не прошли они так просто и для четы Ломаховых, во всяком случае, сигаретка между пальчиков Тавенлины Руйевны до первого не появлялась.
– Ну, не всем же молодиться за счёт нимфеток, - хрипловатым прокуренным голосом рассмеялась Мастер-Иллюзор и демонстративно отсалютовала в сторону Тришковой, что удостоилась сомнительной чести быть номером вторым в списке из пяти официальных жён Морана Ивасовича.
В отличие от своей предшественницы Назаида Зумакиевна афишировать свой не слишком удавшийся брак, проскрипевший с большим натягом восемь лет постоянных битв за территорию возле успешного молодого карьериста, не спешила, строго придерживаясь образа благовоспитанной и добродетельной дамы. Строгие, чрезвычайно классические и по-своему утончённые костюмы неброских тонов, скромные украшения и неизменная, словно приросшая к изящной голове, высокая причёска стали её визитной карточкой в тот миг, как на брачном договоре высохли чернила. Даже взгляд голубых проницательных глаз, всегда отдавал праведным пониманием с толикой горькой укоризны, как у жреца Триликого, проповедующего в публичном доме. Бледное, ухоженное лицо редко выражало какие-либо эмоции, сохраняя строгий и слегка отрешённый вид. Изредка на нём появлялась улыбка, безусловно, красивая, но чересчур прохладная для того чтобы казаться искренней. Взгляд чародейки теплел, только обращаясь к дочери, оставшейся от единственного зарегистрированного государством, храмом и сплетнями союза и позволившей в своё время сохранить необходимые связи и внушительные алименты на своё содержание. В общем и целом, Тришкова всегда держалась с видом наиболее благоприятно подходящим статусу уважаемой разведённой дамы и Старшего Мастера-Чтеца. Хоть время не пощадило и её, выбелив волосы и порядком исковеркав некогда прекрасную фигуру, достоинство в этом вопросе Назаида Зумакиевна сохраняла, не в пример лучше бывшей соперницы.