Фея и Тот Самый Один

Романова Наталия

– Миша, – недовольно прогундосил Родя, готовясь отказаться, я в это время заранее придумывала слова утешения для сынишки.

– Родион Семёнович! – подошла глава родительского комитета не только нашей команды, всей спортивной школы. – Рада вас видеть, – продолжила она. – Правда, составьте нам компанию, дети будут рады, – засияла женщина средних лет, глянув заинтересованно на Родю.

Заинтересованность была не как в мужчине, а как в спонсоре. Родя перед посторонними исправно держал лицо добропорядочного гражданина, семьянина, образцового отца,

потому не гнушался дополнительной финансовой помощью, чтобы блеснуть щедростью в глазах общественности.

– С радостью, – галантно ответил Родя, широко улыбаясь, едва губы не треснули.

Миша запрыгал от счастья, искренне думая, что остался папа из-за него, потому что хочет провести с ним время.

В пиццерии всё выглядело пристойно, мы смотрелись, как образцово-показательная семья из рекламы, Родя даже не заглядывал поминутно в телефон, хоть и ёрзал на месте, будто сидел на иголках.

Всё закончилось тем, что мы оказались у машины Родиона, который больше не мог ждать, но и бросить семью добираться на автобусе тоже не мог, глава родительского комитета не поняла бы.

– Здесь нет детского кресла, – заметила я, показывая на заднее сидение.

– Ничего страшного, – отрезал Родя.

– Это опасно, – зашипела я.

– Можете ехать на безопасной электричке или рейсовой маршрутке, мне насрать! – вспылил Родя.

– Купи кресло, – продолжала настаивать я. – Любое, самое простое, – показала в сторону Детского мира, он располагался с противоположной стороны от пиццерии, откуда мы вышли, изображая дружное семейство.

– Задолбала со своим «купи». Знаешь ещё какие-нибудь слова?

– Знаю, пошёл на хер, например, – взвизгнула я.

– Идиотка! – всё, что ответил Родя и рванул через дорогу в магазин.

Ничего страшного, думала я, деньги у Родиона есть, наверняка сегодня спустит стоимость нескольких автокресел на свою ненаглядную. Безопасность ребёнка то, о чём необходимо думать, раз его папаша не собирается это делать.

Вышел Родя из детского мира с бустером подмышкой, раздражённо подошёл к задней двери, начал пристёгивать устройство.

– Ему кресло нужно, – заартачилась я.

– Мишке шесть лет, по правилам можно бустер, – отрезал Родя.

– Но он же низенький, – пояснила я.

– Не морочь мне голову, – тихо проговорил муженёк, увидев, как Миша оторвался от компании друзей и направился к автомобилю. – Нам ехать меньше ста километров, почти все его ровесники ездят в бустерах, ни с кем ничего не происходит. К тому же это… – он назвал марку своего автомобиля, считающейся одной из самых безопасных в мире. – Садись, если едешь.

– Ладно, – согласилась я.

Решение, за которое я себя сожрала не одну сотню раз, то, что невозможно изменить, как бы ни хотелось, ни мечталось до выдранных в отчаянии волос.

В машине Миша, уставший от утренней дороги, матча, впечатлений и эмоций мгновенно уснул, мы же с Родей продолжили ругаться, вернее, продолжил он, я бы предпочла доехать домой молча.

Ничего нового мне не сообщили.

Да, я прилипала, пью соки не только из него, несчастного, но и со всей семьи. Хорошо пристроилась, дрянь детдомовская. Его предупреждали, говорили, что такие как я не приспособлены к жизни в приличном обществе, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не станут людьми, попросту не могут.

Господи, о чём вообще говорить с дочерью наследственной алкоголички и залётного молодчика, наверняка из мест лишения свободы, как раз рядом с моим родным городком парочка «химий» расположились, куда, как известно, не лучшие представители человечества попадают. Сама я не лучше, как ещё Миша с ФАС* не родился.

Каждый раз на этих словах мне хотелось прибить бывшего, с особой жестокостью раскатать под колёсами товарняка, не меньше.

Алкоголизм? Я употребляла алкоголь не больше, чем все, иногда бокал вина, иногда два, точно меньше, чем его маман или благородных кровей Виталина, которая на фуршете могла заглотить пять-шесть фужеров шампанского, потом догнаться виски из закромов дедули-адмирала.

Сейчас, оглядываясь назад, не могу понять, почему терпела всё происходящее, но тогда, находясь в бесконечном давлении, постоянно слыша уничижительные эпитеты, я никак не реагировала на них. Привычка быть нелюбимой впиталась в меня с молоком матери, закрепилась в семье тётки, окончательно утрамбовалась в подсознание в детском доме.

Всё, сказанное Родей, отскакивало от меня, как от стенки горох, я пререкалась, чтобы пререкаться, говорила ради слов, спорила, только чтобы последнее слово осталось за мной, что неимоверно бесило Родиона и всю его семейку.

По их глубокому убеждению, я должна была, распластавшись на пузе, покорно внимать и соглашаться, а я, гадина такая, не собиралась раболепно слушать бред, что выливали на меня, особенно в последний год совместной жизни с Родей.

Машина почти повернула на дорогу, ведущую в наш посёлок, когда у Роди зазвонил телефон, выведя на громкую связь. Дисплей услужливо высветил имя звонившего: «Котёночек». Котёночку Виталине не терпелось упасть в объятья котика Родиончика.

Родя быстро перевёл звонок на телефон, начал копаться в карманах в поиске аппарата, одновременно поворачивая руль. Следующее, что помню – оглушительный звук удара, похожий на взрыв, шипение подушек безопасности, и в то же мгновение меня накрыла гулко-звенящая тишина.

Следующее воспоминание – лицо спасателя, который вытащил меня из покорёженного автомобиля, и мгновенное, как вспышка молнии, понимание, что я не знаю, где Миша. Где мой сын, мой мальчик, что с ним?!

– Девушка, девушка! – кричал кто-то вслед, когда я неслась к проблесковым маячкам карет скорой помощи в поисках Миши.

Периферическим зрением видела стоявшего в стороне Родиона, который разговаривал по телефону, отстранённо наблюдая за происходящим, будто не с его сыном произошло несчастье, не над ним, пока я неслась так быстро, как только могла, колдовали фельдшера.