Фея и Тот Самый Один

Романова Наталия

Ужасно хотелось плакать, реветь хотелось, выть во весь голос. Зажимая рот, я сползла по стене на пол и мелко затряслась, глотая обжигающие слёзы. Как же плохо, как несправедливо. Почему? За что?!

Взгляд уткнулся в инвалидное кресло в прихожей. Специализированное, с электроприводом, для улицы, со специальными колёсами. Раньше я понятия не имела, что кресла-каталки бывают разные. Представляете? То, что стояло в прихожей, было настоящим чудом техники, которое досталось нам от благотворительного фонда точно таким же чудом,

Больше

мы от благотворителей ничего не получали, что понятно. Мы с Мишей жили в отличных условиях, у меня была работа, автомобиль, основные нужды я перекрывала, пусть иногда с огромнейшим трудом, поэтому то, что нам досталось чудесное средство передвижения, было огромной удачей.

А ведь всего-то год назад мы находились на выездных соревнованиях по футболу команды, в которой играл Миша. Огромных результатов он не показывал, надеждой родного футбола не являлся, но сынишке нравилась секция, тренер, друзья. Он был в восторге от всего, что происходило – тренировок, игр, сборов, шумных, весёлых приятелей, всего, – и это было более чем достаточно для того, чтобы и я была тоже счастлива.

Выезжали в соседний город на автобусе. Я сопровождала команду в числе нескольких мам, возглавляющих родительский комитет. Мише было важно, чтобы на игре присутствовал отец, который не слишком-то интересовался жизнью и успехами собственного ребёнка. Ведь это была первая выездная игра, и его должны были выпустить на поле, тренер обещал.

Откровенно говоря, Родиону было плевать с высокой колокольни на Мишу, он едва замечал его существование, только если тот с детской настойчивостью лез в глаза, или я тратила слишком большие суммы на нужды сына.

Родя отнекивался как мог, придумывал причины, по которым он никак, никоем образом не может приехать поддержать Мишу. Я же с упорством носорога настаивала на том, что он должен поехать. Обязан просто. Если бы я знала, если бы только могла предвидеть…

В итоге игра прошла великолепно, наши мальчишки выиграли, радовались искренне, от всей души. Соперники же, точно так же, искренне и от всей души расстраивались, некоторые срывались в слёзы. В итоге соперники оказались в одном детском кафе, где завязалась дружеская беседа за поеданием пиццы с вредной, но ужасно вкусной газировкой.

Родя, вопреки ожиданиям, на игру приехал. С кислой миной честно сидел на трибуне, глядя на поле. Уверена, он не видел, который из двадцати двух мальчишек его сын, форму, в которой тот играет, не помнил. Миша же старался изо всех сил, хотел порадовать отца, чтобы тот им гордился, любил его, понял, что он не настырная тень, требующая внимания, а человек шести лет от роду.

При выходе со стадиона я повисла на Роде, прося, чтобы он дождался, когда мальчишки выйдут из раздевалки, поздравил Мишу с первой в его жизни победой на выездном матче, ведь это так важно для него. Он мне все уши прожужжал тем, как ждёт папу, волнуется, понравится ли

ему игра, поэтому тот просто не имеет право взять и молча уехать.

– Дома поздравлю, – отбивался Родя, поглядывая в телефон.

Я упорно делала вид, что не замечаю, куда он смотрит и по какой причине. Была пятница, день встречи с ненаглядной Виталиной, пропустить которую Родя не мог. Какой ребёнок, детские забавы, выездные игры, когда ждёт драгоценная, подходящая по всем параметрам женщина, готовая на что угодно, лишь бы заполучить ценный приз в лице отпрыска благородного семейства.

– Пару минут подождать ты можешь? – уставилась я на Родиона, искренне не понимая, что я когда-то в нём нашла.

Уродом он, конечно, не был, но и красавцем тоже. Среднего роста, не косая сажень в плечах, волосы русые с начинающими проглядывать залысинами по бокам, серыми, какими-то невыразительным глазами и узким ртом. В целом – приятный мужчина, пусть не со сногсшибательной харизмой, за последнее отвечали часы за сумму, представляющую бюджет какого-нибудь загнивающего государства, но если отбросить мишуру – совершенно никакой. Никакущий! Такой совершит преступление, попадётся на глаза, а фоторобот составить не смогут.

Главное же – гадкая ухмылка, которая не сходила с губ, когда он смотрел на людей ниже себя социальным положением или в чём-то уступающих ему, всё равно в чём. Меньше денег, слабее образование, хуже здоровье, всё, что угодно.

На меня же он смотрел не только уничижительно, давая понять, сколь ничтожна моя ценность в его глазах, ещё и с откровенной брезгливостью, которую в последнее время не считал нужным скрывать. Иногда хотелось вмазать ему со всей силы, забрать сына и уйти в туман, только куда бы я пошла?

Голой, босой, на мороз, с гордо задранным носом? Спасибо, там я уже была! Если представить, как я возвращаюсь в родные места, живу в доме барачного типа, хожу в туалет на улице, переступая через вечно пьяного соседа, я могла, то вообразить в таких условиях Мишу – нет, нет и нет.

– Пару минут могу, – огрызнулся Родя, сморщившись, словно проглотил слизняка живьём.

В это время выскочил Миша, опережая друзей по команде, так спешил к папе.

– Папа, папа! – довольно закричал сынишка. – Ты видел, как я играл?! Видел?!

– Видел, – ответил Родя, глядя сверху вниз на сына, засунув руки в карманы, словно боялся случайно прикоснуться и испачкаться.

– Тебе понравилось? – продолжал настаивать Миша, ему очень-очень хотелось, чтобы его похвалили, заметили, признали.

– Понравилось, – кивнул Родя.

Посмотрел недовольно на меня, спрашивая взглядом, выполнил ли он родительский долг, может ли ехать по своим делам, невтерпёж уже. Драгоценная Виталиночка заждалась, пылает вся, горит.

– Папа, а мы в пиццерию идём! – ничего не замечая, продолжил Миша. – Пойдём с нами! Все родители будут!