Фея Лоан
Шрифт:
– Домой летишь?– смягчилась.
– Да, через восемь дней уже будем на месте.
– Придушила бы я твоего папу! Хоть бы слова мне сказал, где ты. И ты тоже, сын называется! Ты хоть знаешь, что случилось?
– Ма-а, я знаю, я все знаю. Мне… это… больно…
Алена фыркнула:
– Не смеши, вы у меня все в отца, нифига не чувствуете…
– Ма-а, скажи ты, когда отца увидела что почувствовала?
– Желание убить!
– Я серьезно. Мне очень важно. Не для меня, для Эйфии.
Алена посерьезнела:
– И про нее знаешь?– и всхлипнула, глаза прикрыв.
– Мама, не плачь, ответь честно, что ты почувствовала?
– Жалость, - выдавила.
– Сочувствие. Желание помочь.
– А потом?
– Да что потом-то? Влюбилась я в твоего отца, хоть и не понимала того еще. У-у, истукан, бесчувственный!
– Влюбилась это как?
– "Как, как"! Как у вас не бывает!– скривилась ехидно.
– Ты же слышал отца - нет любви, это архаизм из лексикона землян! А Эя между прочим, влюбилась! И чахнет от любви! А этот истукан замороженный понять не может, кто девочке нужен! Сгубит ведь!– всхлипнула опять.
– Понял,– протянул растерянно Констант.
– Не плачь, я поговорю с отцом. И с Эйфией все хорошо будет, верь мне.
Алена отчего-то поверила, посмотрела внимательно на сына:
– Поговори. Я уж его просила, чтобы он нашел того парня, узнал как он к девочке, да привез сюда, так ведь уперся - тэн, тэн. Дикарь. А сердцу на должности да расы все равно, влюбилось и ничего не поделаешь. Сам придет время, узнаешь.
– Фея сама сказала про эту… любовь вашу?
– Она мне про него рассказала, и ясно все стало. А отец твой ее в къет, память стерилизовать отправил, совсем загубил!
– Не злись на отца, ма-а.
– Ну, его, как был роботом, так и остался.
– Не правда - он переживает.
– Тогда пусть что-то делает! А он меня вон запер, а сам Эйфии смотрины устраивает, замуж ее отдать решил! Тогда уж сразу пусть на погребальный костер ложит!… Констант, я могу перевести тебе гуэдо, найми кого-нибудь, привези ты этого Семена. Может и он без Эйфии тоскует, погибает.
Семен услышав имя Эйфии вскочил, подошел к экрану услышав свое имя, и замер впившись глазами в лицо прекрасной и очень похожей на любимую женщины.
Алена нахмурилась и смолкла, глядя на взъерошенного темноглазого мужчину, что смотрел на нее слишком пристально, слишком внимательно, а глаза в которых отразился целый букет чувств были слишком живыми и выразительными, чтобы интуитивно не понять кто перед ней. Женщина только хотела обрадоваться и спросить: ты Семен? Как Констант, заметивший непристойно изучающий взгляд землянина, отключил связь и ударил того по лицу:
– Никогда не смей смотреть так на чужую жену!
– процедил, готовясь, если тот полезет в драку - убить за понанесенное матери оскорбление. Но Колмогорцев понял, что к женщинам у флэтонцев отношение особое и, вытерев кровь с губы, кивнул:
– Извини. Обидеть не хотел.
Констант успокоился, но предупреждающего взгляда не отвел:
– Тэн не смеет смотреть на наших женщин, как вы в витрины своих магазинов смотрите. Женщина - будущая мать. Она святое. Как дитя, как семья. Никому не верь, никому не помогай, но женщине и семье - умри, а помоги, умри, но защити, - процедил.
Семен кивнул: понял и принял.
– Руками больше не размахивай. По-человечьи объясни, как сейчас. Договорились? А то ведь ответку могу кинуть и пойдет ненужная заваруха.
– А ты поймешь?
– Не дурак.
– Ладно, - успокоился окончательно парень, кивнул землянину на диван.
– Посиди, у меня еще пару разговоров наметилось. Ты прав оказался - мама отца сразу пожалела.
– Полюбила, - поправил его мужчина.
– Пусть кафиры и сленгиры разбираются, - отмахнулся Констант.
– Нет, почему я перед тобой отчитываюсь, терплю тебя?
– изумился сам себе сейти.
– Так ведь и я тебя терплю, - с улыбкой заметил Семен и со значением потрогал разбитую губу.
– Мало, - бросил парень и отвернулся, чтобы скрыть смущение, абсолютно неуместное и непохожее на него.
– Ну, ну. Звони своим ученым, а потом мне остальное растолкуешь.
– Что, например?
– Все. Я вопросы буду задавать - ты в курс дела вводить. Вижу технологии у вас - ого, - пнул висящий в воздухе диван без ножек.
– А остальное - угу.
– Зато у вас наоборот!
– возмутился парень.
– Вот и будем взаимоотношения к вящему удовлетворению налаживать. Чего драться да ругаться? Сядем, потолкуем, я тебе помогу, ты мне, и решим все проблемы.
Лоан на столешницу оперся, руки на груди сложил, с прищуром разглядывая раба:
– Ты себя кем возомнил-то?
– Никем. Тебе помощь нужна?
– Нет. Я сам свои дела решаю. Я мужчина.
Семен хмыкнул:
– Звучит гордо. Толк-то от гордости есть?
Констант надулся и вдруг выставил руку, ткнув пальцем в сторону тэн: