Фея Лоан
Шрифт:
Глава 40
Семен пришел в себя, когда его плюхнули на ложе. Он промолчал на сочувственные восклицания товарищей, а на вопросы просто не в состоянии был отвечать. Лазарь взяв из душевой, о которой Колмогорцев и не подозревал, полотенца, обмыл и перевязал раны с помощью Алексея, и накормил Семена какой-то безвкусной бурдой.
Горец провалился в сон на сутки, а позже, чуть придя в себя, сходил в душ, переоделся и почувствовал себя более сносно. Он смотрел в матовое стекло шкафчика на свое отражение, тер небритую щеку и думал, как бы лучше поговорить с Константом о Фее, так чтобы и не вспугнуть парня раньше времени, не насторожить и своего добиться. О том, что было, о битве и ранах, он не думал - далеко все казалось и неправдой, а что тело болело - хорошо, значит оно реально и Семен еще не виртуальный монстрик, не призрак в фильме про инопланетян.
– Обед, Горец, - подал ему Митя замысловатую миску с кашецеобразной жижей, тонкие кусочки хлеба и фрукт.
– Все?
– удивился мужчина.
– Зато три раза в день, - сказал Алексей, уплетая инопланетную пищу, как самый изысканный кулинарный шедевр.
– Протеин, соя, минералы, железо, витамины и еще что-то. Набор необходимого для жизнеобеспечения.
– Дохтур, - восхитился Лазарь. Семен вздохнул и начал пихать в себя гадость, стараясь не смотреть на то, что ест.
– Горец, ты как хоть?
– Как видишь.
– А что было-то? За что избили?
– Котировка валюты не понравилась.
– Хыр-р, - хрюкнул Митяй.
– Чеши. Я такого расписного как ты лет десять не видел.
– Не смешно, - бросил Алексей.
– Я, например, страх как боли боюсь. На тебя глянул и подумал - мне бы летальный исход от болевого шока обеспечен был. У меня вообще низкий порог болевой чувствительности.
– А если его вовсе нет?
– спросил Семен.
– Так не бывает.
– Почему?
– Боль - защитная реакция организма.
– Значит, если ее нет - это не организм?
– В смысле?
– парень даже есть перестал.
– Я одному быку ногу сломал - он хоть бы крякнул, и потом на ней скакал. Шею свернул - он живой.
Мужчины есть перестали, с ужасом и непониманием глядя на спокойно кушающего Семена.
– Ты че, правда?
– спросил тихо Митяй.
– Ты киллер, что ли?
– Промысловик. Пушнину бью. Вопрос другой был.
– Нет, серьезно ногу сломал?
– изумился Алексей и даже тарелку отодвинул.
– И шею. И кровь у того быка была. Но боли он не чувствовал. Объясни почему?
– Ну-у… - почесал лоб парень.
– Либо психологический барьер, либо действительное отсутствие рецепторов.
– Возможно такое?
– С их технологиями? Легко. Ты вон на нары глянь - в воздухе висят. А что им стоит из ДНК нужное изъять? Даже обидно, у нас эпидемии, люди от всяких болезней мрут, а эти обладают такими знаниями и нет, чтобы помочь, поделиться знаниями, еще и воруют народ, везут куда-то, в рабов превращают, измываются вон, как хотят.
– Так чтобы помогать, человеком надо быть, а мне сдается, они не люди, а роботы. Реакция отменная, я такой не встречал, страха нет, боли нет, на смерть ровно.
– Дебилы, - бросил Митяй.
– Да нет, - задумался Семен.
– Не глупы они и кодекс, какой-никакой, сдается, имеют.
– Это они тебя по кодексу резали?
– Бой честный был. Один на один, а могли завалить скопом, мэ-гоцо свои вытащить и на тот свет без затей отправить.
– Мэ - чего?
– выгнул бровь Алексей.
– Мэ-гоцо - ножны на груди у некоторых висят, видел? Вот они.
– Откуда знаешь? В бою секреты выпытал?
– прищурился Митяй.
– Уши есть, глаза. И ум.
– Был бы, в драку не встревал.
– А ты бы предпочел на колени перед ними встать и поблагодарить за то, что тебя в рабы взяли?
– нехорошо посмотрел на него мужчина.
– На колени?
– возмутился Митяй, заерзал, тарелку опустевшую на столешницу бухнул.
– Вот суки! Понял Горец. Я с тобой, - кулак вверх выставил.
– Но пассаран!
Алексей хмуро на него глянул, потом с тоской на Горца и вздохнул:
– А мне страшно, ребята. Трус, наверное.
– Не трухай, сообразим что-нибудь.
– Что?!
– всхлипнул и сник.
– Я ж всего год после училища отработал, женится собрался, представляете? Что Анька подумает? Что кинул ее! А мать? Она у меня сердечница! Нельзя мне умирать!…
– Не захочешь, не умрешь, - заметил Горец, пресекая начинающую истерику презрительным взглядом. Хуже нет смотреть как мужик, хоть и пацан, истерит.
– Тебе хорошо, ты вон как терминатор! А на меня посмотри: во мне весу треть от тебя и сил столько же!…
– Рот закрой, - предложил ему Митяй.
– Лазарь вон еще хлипче и не мельтешит. Мужик. А ты, - рукой махнул, - сопля.
Парень кинул недоеденный фрукт на столешницу и, запыхтев уселся на ложе с ногами, закрутился, волосы себе взъерошивая от волнения и переживаний.
– Нет, ну за что, а? Что я сделал?…
– Не заткнешься, рот зашью, - предупредил Митяй, поглядывая на Горца, а тот по камере бродить начал.
– Не связывается что-то у меня.
– Скажи что, вместе авось сообразим.
– Зачем мы им?
– уставился на мужчину Семен.
– Вместо гладиаторов? Хорошо - я, ты, а Лазарь? Этот вон фельдшер?
Ответить не успели. Стена раскрылась и вошло трое близнецов с непроницаемыми неестественно жесткими лицами и пустыми взглядами. Один повез по воздуху столешницу с пустой посудой прочь из камеры, двое подхватили Алексея под руки.
– Куда? Зачем?!
– запаниковал тот, попытался вырваться, зацепится за арку выхода, воззвать к товарищам, но его в миг вытащили, и стена закрылась.