Фея Лоан
Шрифт:
– Ты мало получил что ли?
– удивился Иван.
– А ты?
– уставился на него мужчина. Тот на Фею зыркнул, притих.
– Дед, а ты хоть понимаешь, кто такая нимфоманка?
– влез Елыч.
– Давай, просвети на старости лет человека, - предложил ему Илья, взглядом утверждая обратное. Но Елычу кроме Вселенского разума лет уж пять все остальное по колено было.
– Это дед фактически наркоманка, но кайф по-другому поводу ловит. Центр удовольствия развит и ей постоянно надо. Интимные отношения нужны, ясно? Часто, постоянно и без разницы с кем.
Прохорыч оторопел, нахмурился.
– Слышь, Елыч? У тебя творческий застой, да?
– прищурился на него Семен.
– В тайгу сходи, пройдет.
– Хакано, - опять завела девушка.
– Видимо этот Хакано ее удовлетворял, - продолжил развивать свою мысль мужчина. У Семена скулы от раздражения побелели: черт бы их вместе взял и Хакану этого и Елыча.
– Ревнуешь, Горец? Зря. К кому, из-за чего? Ревнуют убогие, что себя ниже плинтуса считают либо наоборот выше небоскреба, а человек разумный и самодостаточный подобной ерундой не занимается. Есть три вида ревности: собственника, неполноценной личности и самовлюбленной. И базируется она на страхе и неуверенности в себе, партнере, без разницы. Есть ревность деспотичная, есть комичная, есть…
– Елыч, ты кушать-то будешь?
– спросил Илья.
– Понял. И все-таки, для Семена одна ремарка. Те, кто любит по-настоящему, а это полноценный и сформировавшиеся личности, не ущемляют партнера ревностью. Они уважают его мнение, выбор, свободу, и даже если им больно, они не третируют партнера своими ощущениями, подозрениями, не ущемляют, не давят…
– А теперь я понял, - кивнул Колмогорцев, недобро на Елыча уставился.
– Запишись в отряд к Витьку и мечтайте на пару.
Мужчина хотел ответить, но, встретившись с взглядом Семена, передумал, вспомнил вдруг о пище.
– Для кого Витек, а для кого и Виктор Леонидович, - бросил тот.
– И хватит тебе Семен родственника изображать. Прав Елыч, Фея сама разберется, кто ей нужен, а кто нет.
– Ага. Кто сейчас, а кто через час, - подтвердил с усмешкой Елыч.
– Ну, хватит вам, нашли тему, - проворчал старик.
– Меня лучше послушайте. Эти, заезжие-то сегодняшние, больно шустрые ребятки-то. Как бы они еще раз не наведались или вовсе, засаду, где поблизости не устроили.
Мужчины переглянулись, посерьезнели.
– Могут, - кивнул Витек.
– Я б так и сделал.
– Так вот, завтра с утряни выйдем, глядите в оба и ежели чего, своего держитесь: не видели, не знаем. А ты Сем, барышню-то придержи, пущай пока в доме посидит, от греха. А то хаканы эти опять ее в свою секту как пауки в паутину уволокут.
Семен на Прохорыча глянул, на Фею, и голову опустил: мог бы сам догадаться. Чтобы такой как Арчи, такую как Фея выпустил - быть не может.
– Они нам поверили, - неуверенно заметил Иван.
– Может и поверили. Но береженого Бог бережет. Ежели прав я, то приметь они девчонку и не только ей, но и нам не сдобровать.
– Да, мужики жесткие, без преамбул, - согласился Елыч.
– Ты-то откуда знаешь?
– Мы с Виктором и Петром за ними во второго этажа наблюдали.
– Я между прочим даже ружьишко приготовил, - подтвердил Прохоров.
– Я, таких как они, терпеть не могу. Ряженные да ухоженные, и законы у них одни - чисто свои.
– Как и у тебя, - пожал плечами Илья.
– Каждый из нас живет по своим правилам и законам, но делает вид, что по общим.
– Главное государство с его рамками процессуального закона не задевать, - согласился Иван.
– Здесь один закон, братцы - тайга матушка, - вставил свое слово Виктор.
– Она и государство и кодекс. Его не трожь, а остальное, пожалуйста.
– Короче, решили, - подвел черту Иван.
– Стоим на своем, а Фея пусть дома посидит пару дней.
Решить - решили, но еще долго муссировали тему гостей, всякие варианты обдумывая. Постепенно с кухни мужчины перешли в гостиную, а разговоры о "хаканах" переросли в байки о всяких случаях в жизни. Елыч не упустил своего шанса и начал вещать о параллельных мирах и монстрах-инопланетянах. И до того складно пел, что даже Семен заслушался, и не заметил, как Фея с Ильей ушли.
Мужчина пошел к Степному и застал занимательную картину: Илья, открыв рот и поглаживая бороду, слушал Фею, а та рисовала в воздухе знаки и тараторила невесть что, с одухотворенно-возвышенным лицом.
– Вечерние занятия?
– спросил Колмогорцев. Зашел и сел без приглашения на стул.
– Семен, только давай без этого, - поморщился Илья, подумав что тот опять в ревность и претензии ударится. Но тот согласился:
– Без. Я, как и ты хочу понять, о чем она говорит, язык ее выучить или нашему научить. О чем вы сейчас толковали?
– По-моему как раз об азбуке, - поднял книгу с колен, показал русский алфавит.
– Писать она вообще не умеет…
– Это как?
– Ну-у, так, - поспешил уйти от ответа.
– Буквы в ее языке иероглифы. Зендо.
– Зэйндо, - закивала Фея, и опять в воздухе замысловатые фигуры рисовать начала. Получалась то ли арабская вязь, то ли китайские иероглифы.
– Я конечно в языках не силен, но больно странная у Феи речь. Не говорит - поет и мягко так, ровно, складно. Увертюра какая-то. А иероглифы только в Китае да Японии. Ни на китайку, ни на японку она не похожа.
– Это я заметил, - улыбнулся Илья.
– Ты про штуку ту не забудь, обещал принести.