Фейерверки смерти
Шрифт:
— Что — если узнает Китобой? — холодно спросил Станицын.
— Тогда тебе земля в самом деле пухом покажется по сравнению с тем, что…
— Много базаришь в порожняк, мелочь, — прервал разглагольствования Корнилова оперативник. — Я думаю, надо закатать тебя в СИЗО с архангелами из беспредельных, чтобы научился себя вести.
— Меня-а-а? — загрохотал Корнилов. — Мика, прочехли этому баклану, что…
Голос его оборвался… По всей видимости, дерзость и понтовый налет в его словах не обеспечивались и на десятую долю их реальным наличием.
Крот
— Я же не хотел… — тихо пробормотал наконец Корнилов. — Я никогда не сливал своих…
Да я вас всех… — вдруг вскинулся с кресла Крот, которому выпитая только что водка, наверно, шибанула в голову.
…Выстрел щелкнул сухо и негромко, как сломавшаяся под ногой ветка.
Корнилов на мгновение застыл с перекошенной нижней губой и безумно выкатившимися глазами, а потом протянул вперед трясущиеся руки, словно желая обнять своего убийцу, — и без звука свалился на столик, широко раскинув руки. Хрупко треснуло стекло, столик проломился, и Крот тяжело упал грудью на ковер и замер.
Бутылка "Кристалла" соскользнула с темной тонированной поверхности разбитой стеклянной столешницы и, ударившись о металлическую ножку стойки торшера, разбилась, окропив пол остро пахнущей бесцветной жидкостью.
И, портя фирменный вкус и цвет прославленной российской водочной марки, сверху закапала почти черная — еще совсем живая — кровь.
Кровь человека, убитого в собственном доме.
Глава 9 ПОСЛЕ ТОГО, КАК УМИРАЕТ ХОЗЯИН…
Майор Станицын некоторое время смотрел на труп Крота, а потом медленно убрал пистолет, с такой молниеносной быстротой вырванный им из кобуры, закрепленной у него под мышкой, — пистолет, из которого был застрелен криминальный авторитет Никита Корнилов по прозвищу Крот, и сказал, поворачиваясь к Саше, Владимиру и Ивану Германовичу:
— Не думаю, что он рассказал бы нам что-то содержательное и высокоинформативное. Такие люди только пыль в глаза пускают.
Все так же молча стоявший позади своего босса — ныне уже бывшего — Карапетян присел в кресло, в котором минуту назад сидел Крот, и сказал:
— Я думаю, майор, вы развэли нэнужную пантомиму. Нужно заканчивать.
— Присел на трон, так уже и распоряжаешься, — проговорил Станицын, не трудясь наполнить свои слова хотя бы какой-то любезностью. — Ладно. На сегодня бенефис удался. Выводите этих. А вы, Иван Германович… — он повернулся к Бергу и вежливо улыбнулся, — а вы свободны. Если хотите, я могу приставить к вам пару своих людей, и они довезут вас до вашего дома без всяких эксцессов.
Берг широко раскрыл глаза — появись перед ним сам сатана, Иван Германович не сумел бы выдавить на своем лице большего страха — и наконец тихо произнес:
— Я бы предпочел, чтобы меня убили здесь.
Как только что вы убили Корнилова, вашего сообщника. Ведь все равно так оно и будет.
— Дорогой Иван Германович, — мягко сказал Станицын, — вы просто не знаете всех нюансов оперативной работы. Особенно в шестом отделе. Чтобы справляться с организованной преступностью, зачастую нужно использовать методы организованной преступности. Этот Корнилов давно был у нас бельмом на глазу. Что было бы толку, посади я его в СИЗО? Да через несколько дней он был бы на свободе и…
— Не пытайтесь доказать, что черное — это белое, а белое — это черное, майор, — негромко, но твердо сказал Берг, и внимательно наблюдающий за ним Свиридов не узнал в этом серьезном, усталом человеке с серым, измятым словно от мучительной бессонницы лицом и глубокими темными глазами прежнего Берга, того смахивающего на деревенского болвана человечка с нелепыми жестами и неловкими движениями, что вломился в квартиру брата Свиридова накануне днем.
Станицын махнул рукой.
— Как хотите, — сказал он, и отвернулся от Ивана Германовича.
— Вероятно, именно по той причине, что вы представляете тут интересы исключительно борцов с организованной преступностью, — подал голос Свиридов, — вы, майор, привели сюда в составе вашей опергруппы гражданина Шевцова и гражданина Гладышева, немногим более полугода куда более прочно известных под погонялами Асаф и Бабуин.
Двое поименованных граждан, стоявших по правую руку от Владимира, неодобрительно воззрились на него, а майор Станицын сказал:
— Да и вы, гражданин Свиридов, не без греха. Поговаривают даже, что вы состоите у Китобоя на почетной должности главного палача. Робин, так его зовут, этого достойного господина, не так ли?
— Это вам Карапетян сказал? — невозмутимо отозвался Владимир. — Ну так Карапетян всегда был известен своей честностью. Например, когда он заказал одному мелкому киллеришке, у которого к тому же был сезон весенних скидок, своего родного брата — гражданин Карапетян честно с тем расплатился. На скидки не посмотрел. А такое выгодное предложение было: если в придачу к Ивану Ивановичу вы заказываете еще и Ивана Никифоровича, то бесплатно получаете Бальтазара Бальтазаровича — в лучшем виде, упакованного, с доставкой в морг за счет фирмы.
Станицын не перебивал Владимира: вероятно, что-то было в интонации Свиридова такое, что не допускало ни малейшего инородного вторжения в поток его речи.
— И вообще мне кажется, гражданин майор, что ваша шутка зашла слишком далеко, — продолжал Свиридов. — Я не сомневаюсь, что до рассвета мы дожить не должны. Ни я, ни Саша, ни тем более Иван Германович. Заказ нашего почтенного инкогнито, так и не названного покойным Кротом, все-таки выполнить надо. Но, думаю, вы не удивитесь, если я скажу: у меня нет ни малейшей охоты умирать. По крайней мере, если мы все обречены, так помрем вместе. С такой, кстати, бравурной музыкой.