Фейсбук сельского священника. #неудобное кино #книги #спектакли
Шрифт:
Итак, режиссер хотел максимально приблизить свое кино к реальности, и, как всякий подлинный реализм, оно получилось глубоко метафоричным. «Реализмом в высшем смысле», ярким представителем которого был Ф. Достоевский, пронизана вся русская литература XIX века, а в российском кино такой «реалист», конечно, А. Тарковский, рядом с которым и начинался творческий путь
Вот как об этом реализме пишет исследователь творчества Ф. Достоевского К. Степанян: «Метафизическая реальность, именно реальность, просвечивает сквозь происходящее; люди живут в мире, центром которого является Бог, и в котором реально, бытийственно (а не символически) присутствуют Христос и Богородица, апостолы и святые, духовные силы различных уровней» [10] .
10
Степанян К. Человек в свете «реализма в высшем смысле»: теодицея и антропология Достоевского // Достоевский и мировая культура, 2003, № 17. С. 45.
А вот что пишет уже сам Достоевский в подготовительных материалах к роману «Бесы»: «Вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного будущего Слова. Изредка являются пророки, которые угадывают и высказывают это цельное Слово. Шекспир – это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, душе человеческой» [11] . Отметим, кстати, что в финале картины на экране возникают слова сына неаполитанского короля Фердинанда из шекспировской «Бури»: «Откуда эта музыка? С небес? Или с земли? Теперь она умолкла».
11
Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972–1990. Т. 11. С. 237.
Именно ответы на эти вопросы (а есть ли музыка? умеем ли мы ее слышать? откуда она? кто дирижер невидимого оркестра?) выстраивают те координаты, в которых проходит несколько дней жизни вполне реального почтальона Алексея Тряпицына из деревни Костицыно, что на Кенозере. Тем самым режиссер, который вообще в своем творчестве склонен к эпической форме (вспомним «Сибириаду», «Одиссею»), недвусмысленно намекает нам, что говорить он хочет не столько об умирающей или о неумирающей русской деревне, сколько о «тайне человека, о человеческой душе».
К этой тайне мы еще вернемся, но сначала несколько слов о том, что бросилось в глаза всем, что невозможно не заметить. Я говорю о сильном, причем совершенно без всякого педалирования, контрасте между красотой кенозерской природы и жизнью людей, оказавшихся в этом райском месте. И дело не только в покошенных заборах, убогих хатах, грязных клеенках, но в общем ощущении какой-то разрухи, неустроенности, потерянности. Не только строения, но и сами люди какие-то помятые, перекошенные, и это не работа художника-постановщика, не декорации. Такова реальность. Сам, что называется, видел. Почему? Почему у нас не так, как в соседней Финляндии, где точно такие же пейзажи, а вот люди живут иначе? Мы долго обсуждали этот вопрос, и я не думаю, что мы нашли ответы. Хотя говорили и о том, что русский человек на протяжении всей своей истории не имел собственности, будучи полурабом, как при царе, так и при советской власти. И как же выработается навык обустраивать свой мир, свой быт, если он фактически тебе не принадлежит? Говорили и о стихийном «буддизме» русской души, в том смысле, что зачем, мол, тратить силы и время на обустройство жилья, если все равно мы здесь на земле временно, как постояльцы в провинциальной гостинице? Не думаю, что и у Кончаловского есть ответы на эти вопросы, но то, что он их ищет, – очевидно.
Конец ознакомительного фрагмента.