Фиалка
Шрифт:
— Я оступился, но ничего более страшного со мной не произошло, — сказал Джулиан, похлопывая друга по плечу.
— Тим уже где-то в тылу. Ему в глаз угодил осколок снаряда.
— А Дриборн погиб, — сказал Френк без всякого выражения. — И Джордж Каслтон и… — Он оглядел опустевшую площадь.
Жители Бадахоса скрывались за запертыми дверьми и не показывались победителям. С крепостных стен все еще слышались одиночные выстрелы.
— Люди рассвирепели, — заметил капитан мрачно. — Если лорд разрешит им разгуляться, здесь будет бойня не хуже, чем в Родриго.
— Разрешит, — заверил его Джулиан,
Мужчины посмотрели вверх, на небо, где быстро меркли вечерние звезды.
— Если бы Веллингтон перевешал гарнизон Родриго, он спас бы тысячи жизней сегодня, — сказал Джулиан помертвевшим голосом, — французы никогда не стали бы держаться так долго, если бы знали, что потом их ждет смерть.
Френк пожал плечами:
— Ну, это какое-то дикое средневековье, Джулиан, — истреблять побежденный гарнизон.
— А думаешь, в том, что случится здесь, будет много цивилизации? — спросил Сент-Саймон. — Они озвереют, а нам в конце этой оргии придется снова приводить их в человеческое состояние.
Френк ничего не ответил.
Поздним утром французский гарнизон, сопровождаемый конвоем, был отправлен в Эльвас, и войска победителей вошли в город. Они ворвались в Бадахос, от нетерпения застревая в пробоинах, и, как рвущиеся снаряды, разлетелись по улицам. Как будто все пороки, дремавшие дотоле в человеческих душах: ярость, алчность, злоба, страсть, — вырвались на волю и теперь единственной их целью было удовлетворить себя.
Через два часа после того как наступил рассвет, Тэмсин, поставив измученного Цезаря в стойло, добралась до постели в домике сеньоры Браганца.
Она заснула прямо как была — грязная, забрызганная кровью, отказавшись от настойчивого приглашения вдовы поесть и помыться горячей водой. Тэмсин проспала пять часов и проснулась бодрая и освеженная, но с безошибочным ощущением, что происходит нечто страшное. Она выпрыгнула из постели и направилась к окну. Улица внизу была почти безлюдной, если не считать пары крестьян. Они молча стояли, прислонившись к стене, и попыхивали трубками.
Тэмсин спустилась вниз. Не обнаружив сеньоры Браганца, она вышла на улицу, так и не переодевшись. В тихом утреннем воздухе до ее слуха явственно доносились крики, вопли и грохот, внезапно прерываемые звуками труб и барабанов.
Дочь Эль Барона содрогнулась. Ей уже и прежде приходилось слышать подобное.
Сеньора Браганца спешила по улице с бидоном молока. Она обрушила на свою постоялицу поток португальской речи, увела на кухню, усадила и подала ей душистый омлет с измельченным тимьяном и розмарином и кофейник крепкого горького кофе.
Тэмсин ела механически, потом, улыбкой поблагодарив хозяйку, с отсутствующим видом вышла на улицу, не обращая внимания на предложения горячей воды и чистой одежды.
Ноги сами несли ее к понтонному мосту и через него — к Бадахосу.
Лагерь был почти пуст. Только в палатках полевого госпиталя продолжалась та же бешеная работа. Правда, стало меньше повозок и телег, доставлявших тех, кто нуждался в помощи врачей. Как только был отдан приказ о свободном входе и въезде в город, люди побросали раненых товарищей и обратились к иным радостям, отныне каждому доступным в поверженном городе.
Тэмсин проникла в город через одну из пробоин. Из канавы доносился монотонный голос, просивший воды, и это продолжалось бесконечно. Она остановилась, ища глазами несчастного, но среди переплетенных тел не могла разглядеть того, кто остался в живых. Часть ее существа сознавала: то, что она делает, — безумие, но что-то толкало ее вперед, в город.
Мимо нее промчались солдаты — их руки были полны награбленного в лавках и на складах. Выломанные, выбитые двери остались немыми свидетелями разбоя. Из переулка раздавалось пьяное пение — там другая группа англичан сидела вокруг початого бочонка, черпая вино горстями или киверами, забытые мушкеты лежали у их ног. Солдаты подняли головы, завидев направлявшуюся к ним девушку, — их рты были красными от вина, в глазах двоилось, но они пребывали в благодушном настроении и только выкрикнули ей вслед несколько игривых слов.
Тэмсин оставила ружье и перевязь с патронами в Эльвасе, единственным ее оружием был висевший на поясе нож. Она не надеялась, что пьяных обманет мужской наряд. Возможно, защитой ей могли послужить грязная, заляпанная одежда да собственный ужасный вид. Единственная же ее драгоценность — медальон был надежно скрыт под рубашкой.
Она шла по вымощенным булыжником улицам и временами слышала треск мушкетов, перекрывавший бормотание, крики и взрывы смеха или яростное рычание. Где-то били в барабан, и этому звуку аккомпанировал рев трубы. Из церкви выбежала монахиня в разорванной черной одежде, преследуемая толпой хохочущих и орущих солдат в мундирах нараспашку. Один из них размахивал, как флагом, вышитым золотом алтарным покровом, другой тащил пару массивных серебряных подсвечников.
Монахиня, спасаясь, нырнула в боковую дверь, и Тэмсин на мгновение увидела ее искаженное ужасом лицо под капюшоном. Но вот дверь позади нее открылась, и женщину втащили внутрь, что сулило относительную безопасность.
Толпа, потеряв жертву, остановилась, озираясь. Озверевшие мужчины начали метаться, в полном недоумении тряся хмельными головами, не в силах разгадать тайны ее исчезновения. Кто-то из них бросил другому мех с вином, который на минуту сплотил их всех, потом, будто подчиняясь какому-то неслышному приказу, они рванулись к церкви.
Тэмсин передернуло. Тягостные воспоминания еще больше раздували пламя гнева. Тонкая рука легла на рукоятку ножа, и она уже жалела, что оставила ружье дома. Нет, она не боялась за свою безопасность, но дикая ярость, овладевшая ею, когда она увидела, что солдаты творили с жителями, требовала выхода. То тут, то там можно было заметить представителей высших чинов, тщетно пытавшихся как-то остановить озверевших победителей. Но солдаты, опьяненные вином и свободой, вышли из-под контроля.
Тэмсин заметила двух офицеров, пытавшихся приструнить распоясавшихся пехотинцев, которые устроили торг прямо на улице. Товаром оказалась молодая девушка. Но силы были слишком не равны. Поверх головы одного из офицеров просвистела пуля, второму солдат целился прямо в сердце. Их оказалось всего двое против двадцати пьяных дикарей, и они были вынуждены отступить. Все это Тэмсин наблюдала, притаившись в дверном проеме одного из соседних домов.