Фиаско
Шрифт:
– А мои люди занимались расследованием перестрелки там. В пивном баре. Почерк мафии. Они так орудуют в Америке. Один был убит, другой ранен. Раненый, как говорят свидетели, невысокий человечек по имени Рафик. Он был там с кем-то третьим, его не опознали, но описали приметы… – Шевченко замолчал и сделал вид, будто читает в блокноте: – Высокий, худощавый, в темно-синей куртке, вьющиеся волосы, очки в тонкой оправе.
– Вот как? Все мы имеем своих двойников.
– У нас имеются труп и оружие, а эксперты, готов спорить, найдут на нем отпечатки пальцев вашего друга, не говоря уже о баллистической экспертизе, которая докажет, что убивали именно из этого оружия.
– Ну вот и дошли до самой точки.
– Получается, Катков, что вы – соучастник убийства.
– Я? Да все наоборот, черт возьми! Это меня хотели угрохать.
– Вас? Неужели правда?
– Меня. Этот малый следил за мной весь день-деньской. А Рафик спас мою жопу. Тут уж вас надо благодарить.
– Что вы хотите этим сказать?
– А торгаши орденами. Вы же сами слышали, как тот парень угрожал мне. Они считали, что это я их заложил.
– Видите, что получается, когда вы завариваете кашу, чтобы заработать себе на хлеб с маслом. Вы, Катков, как наркоман, не можете без скандалов и всячески возбуждаете их. Все журналисты такие. Устроите заваруху, а сами в кусты. – Он заглянул в блокнот и спросил: – А Рафик какое имел отношение ко всему этому?
– Он был моим посредником. И тут мне пришло в голову, что убийца не просто хотел выбить меня из седла, а выполнял заказ торгашей: выследить и ухлопать обоих одновременно. Рафик ведь тоже был в то утро, может, они и на него подумали.
Шевченко задумчиво кивнул и внимательно посмотрел на меня. Было такое впечатление, что знает он гораздо больше, чем говорит, и прикидывает, как ему поступить.
– Ну давайте, говорите, что там у вас еще, – прямо сказал я ему. – У нас же существует договоренность, если я правильно понимаю.
– Видимо, не существует, – как-то нерешительно произнес он. – Но несмотря ни на что, работаем мы пока еще сообща. – Он бросил взгляд на часы. – Извините. Мне еще нужно кое-что доделать.
Он расписался под сводкой и пружинистым шагом пошел к двери. От его толчка обе половинки еще долго качались, поскрипывая на шарнирах.
Я вышел на воздух после того, как регистратор закончил свою работу, стараясь поскорее избавиться от противного запаха формалина. Температура на улице была минусовая, небо набухло, предвещая снегопад. Я прошел мимо ряда припаркованных к стене автомашин, миновал ворота и оказался на улице. Надо искать такси.
Минут десять я ждал, пока не появилась какая-то машина, осветив фарами двор дома № 38. Да это же «Москвич» Шевченко! Машина медленно двигалась по направлению ко мне по другой стороне Петровки и остановилась как раз напротив служебного входа. Дверь открылась, из темноты вышла женщина. Походка ее явно мне знакома, к сожалению, не только походка. Не заметив меня в темноте, к машине подошла Вера и села впереди, рядом с Шевченко.
Меня будто со всей силой ударили в живот. Он ведь говорил, что ему предстоит еще кое-что доделать. Так вот откуда Вера бесконечно таскала кофе! Меня охватило дикое желание напиться до чертиков и поцапаться с ними. Но нет, надо удержаться. До дома культуры на метро рукой подать, а если сегодня там собираются бросающие пить москвичи, то поспею в самое время.
– А-а, Николай К. пришел! – Плотный мужчина с ледяными глазами восторженно похлопал меня по плечу, как только я вошел в конференц-зал. – Ну что поделывали? Как чувствуете себя?
– Препаршиво. Настроение вконец испортилось. Если честно, я бы с удовольствием напился.
– Я тоже. – И Людмила Т. лукаво стрельнула в меня глазами.
– Мы все тоже, – зарокотал пожилой мужчина в тюбетейке. – Не обсудить ли нам эту проблему, Николай?
– Тут обсуждать нечего. Если обсуждать хоть десять лет, дело с места не стронется.
– А вы откуда знаете?
– Да-да. А почему бы нам не попробовать?
– А вам не страшно с нами?
– Нечего мне бояться.
– Конечно, обсудим, – мягко заметил пожилой мужчина. – Страхи надо преодолевать в открытую, с поднятым забралом.
– А может, он еще не созрел, – неуверенно предположила Людмила.
– А сами-то вы созрели? – подначил ее один из юнцов.
– Нет, – прошептала она. – Я, наверное, никогда не решусь.
– Могу рассказать о себе, – сказала пожилая женщина. – Не люблю я всякие противостояния и насилие Особенно не люблю себя насиловать.
– Обуздывать свои желания – все равно что все время бередить рану, – отозвался кто-то еще. – Так она никогда не заживет.
Больше мне не вытерпеть. Зря пришел. Сегодня мне слишком досталось. Я совсем было решил пуститься по течению, но тут меня охватило беспокойное желание – с ним я уже сталкивался. Посмотрел прямо в строгие, гипнотизирующие глаза, глядящие с настенного плаката. Под суровым аскетическим мужским лицом ярко-красными буквами было напечатано:
ДИАНЕТИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ ИЗУЧЕНИЯ НАУК МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ЗИМНЯЯ СЕССИЯ ОБЪЯВЛЯЕТСЯ НАБОР В ГРУППЫПлакат наводил тоску. Не успели мы свергнуть с пьедесталов статуи Ленина, как заменили их другими идолами. Рафик был прав – мало что изменилось в нашей жизни. Мы по-прежнему готовы обожествлять любого краснобая, который заявляет, что у него есть ответы на все вопросы. Да, мы приветствовали приход демократии, но это ведь тоже религия – своеобразная непогрешимая священная власть, указующая, что надлежит делать, а мы еще на нее молимся. Не сомневаюсь, что Хаббард, этот аскет с плаката, и иже с ним проведут не одно занятие с нашим дурачьем, помешавшимся на самосовершенствовании.
– Надеюсь, вы извините меня, – сказал я, считая, что Александра и Вера приняли бы меня таким, какой я есть. Но не сам я. Я знаю себя, знаю, что не смогу перебороть свою натуру и стать кем-то другим.
– Без страданий и боли путного ничего не добьешься, – назидательно поднял палец пожилой человек.
– Как сказала бы моя бывшая жена, для этого-то Бог и ниспослал обезболивание. – И я направился к двери, не слушая призывов всей группы остаться.
На улице уже валил густой снег. Я прошел с полквартала, когда услышал позади себя скрип снега под чьими-то шагами. Повернув резко за угол, я заметил фигуру человека, закутанного в теплое пальто, в меховой шапке и теплых ботинках. Хлопья снега застилали мне глаза, но, скорей всего, это была женщина, сильно уставшая женщина. Вряд ли я ее знал. А этот брошенный в мою сторону ее безразличный взгляд на меня – может, мне просто показалось после тяжелого выматывающего дня? Или же за мной увязался «хвост», профессионально маскирующий слежку? Меня так и подмывало нырнуть в темный проулок и переждать, пока фигура не пройдет, но я так устал сегодня шарахаться и прятаться от каждой тени и шороха. До государственного винного магазина отсюда всего несколько кварталов. Если уж она будет там, когда я стану выходить, если это и впрямь «пасут» меня, то прятаться я не побегу, а подойду и предложу «раздавить» на пару бутылку «обезболивающего».