Фиаско
Шрифт:
– Стало быть, ресторанный бизнес, мать из Киева… да мы почти родственники, – заливался соловьем Баркин. – Только у меня никого в Америке не было и нет, не то что брат, управляющий рестораном. Было бы здорово, если бы вы научили моих людей кое-каким ресторанным премудростям. Если понадобятся деньги на карманные расходы, пока вы здесь, я бы…
– Большое спасибо. Они у меня есть, – воспротивилась Скотто. – Получи мне наличные, Николай. Лучше вовремя остановиться.
Она протянула кельнеру чаевые, сгребла фишки и, сунув их мне в ладонь, поспешила из игорного зала.
– Будь поосторожней с ней, Катков, – предостерег меня Баркин, когда она ушла.
Почувствовал ли он в ней с ходу мента? Нет, вроде не углядел, подумал я, когда он, похотливо ухмыльнувшись, заметил:
– Да она любого мужика затрахает до смерти.
Хитро подмигнув, он повел меня, огибая игорные столики, к будке кассира, где за толстым стеклом в соблазнительно легкой одежонке улыбалась привлекательная кубинка. Но Баркин, не задерживаясь, прошел мимо будки и начал спускаться по мраморной лестнице.
– Жаль все же бедолагу Рафика, правда ведь? – Как бы между прочим заметил он.
Искренен ли он? Или искусно притворяется? А если думает: «От стрелка требовалось убрать их обоих?» Вдруг меня кончат вот-вот, сейчас?
– Извини, Аркадий. Я там вертелся, как уж. Убийца шел за мной по пятам. Я уж было думал, что оторвался от него, а он…
– Да брось ты. Не стоило направлять тебя сразу в «Границу». Оттуда путь орденов не прослеживался.
– Как это не прослеживался? – До меня еще как следует не дошли его слова, а он одернул меня, чтоб я не трепался. – Вопрос, конечно, интересный. Как ты узнал?
– Да я предложил выкупить их. А за те деньги, которые я выложил, торгаши без раздумий и мать родную заложили бы, будь ордена у них.
Лестница вела в коридор с мраморными стенами и полом, мы подошли к дверям из тяжелого плотного дерева.
– А тот стрелок? Что-нибудь известно о нем?
Баркин лишь мотнул головой:
– Пока ничего не знаю.
– В таком случае, наверное, он не из местных. – Мне вспомнились окурки «Мальборо» на тротуаре. – Может быть, он иностранец?
– Как же. Из Минска, Свердловска или из Тбилиси, – съехидничал Баркин. – Кто его знает? Теперь в каждом городишке есть своя банда, мечтающая пробиться в историю.
Мы вошли в элегантный офис, так не похожий на остальной ярко оформленный клуб, где все было почти как в тропиках.
Здесь лежали толстые шерстяные ковры, стены закрывали высокие, от пола до потолка, панели из ценных пород дерева, массивный инкрустированный стол был завален папками и бумагами. Компьютер с терминалом, в вазе – свежие цветы. А когда Баркин нажал потайную кнопку, одна из панелей отошла, открыв тускло поблескивающую тяжелую бронированную дверь, ведущую в банковскую кладовую.
Баркин сиял, как новенький лимузин.
– Разве найдется казино лучше, нежели это? – горделиво вопросил он.
И важно, словно дирижируя симфоническим оркестром, стал включать тумблеры, повернул штурвал, освобождая запорные болты, и потянул за рычаг открытия тяжеленной, толстой двухметровой двери весом в несколько тонн. Она легко повернулась на двух огромных шарнирах, пропустив нас в довольно просторное хранилище – вдоль его стен были установлены стеллажи с глубокими ящиками. В каждом лежали купюры твердой валюты, разложенные по странам, о чем свидетельствовали бирки на ящиках. Самый большой был заполнен долларами США различного номинала. В центре хранилища, на столе, стояла счетная машинка денег.
Баркин включил свет. Я положил на стол фишки.
– Пятьсот шестьдесят долларов, – быстро подсчитал он, подошел к ящику с американской валютой, пересчитал тоненькую пачку купюр и с ухмылкой сунул ее мне в руку. – Больше ее сюда не приводи, – сказал он.
– Почему? Она же может и проиграть.
Аркадий рассмеялся, закрыл хранилище, проводил меня в ресторан и ушел, сказав, что ему надо встречать новых посетителей.
Скотто уже сидела в кабинке около самой сцены и смотрела представление. Я присел рядом и передал ей деньги.
– Спасибо. Недурной выигрыш, а?
– Побольше годовой зарплаты среднего работяги в России. Где это вы наловчились так лихо играть?
– В Бруклине. Где же еще? Научил меня дядюшка Анджело. Маму игра не прельщала, однако…
– Значит, маминого брата зовут Анджело?
Скотто сухо кивнула:
– Он был связан с уголовниками, но парень просто замечательный.
– А мне помнится, будто вы говорили, что ваша мама русская?
– Ну и что? Мало ли что я наболтаю. Я ведь также говорила, что работаю у вашего брата в Бруклине, – ухмыльнулась Скотто. – Мама у меня сицилийка. Мои родные приехали в Америку из Палермо.
Я откинулся на спинку стула и стал внимательно ее разглядывать.
– А вы ведь и впрямь очень даже хороши.
– Ага, – сказала она будничным тоном, словно о чем-то само собой разумеющемся. – Я же профессионалка. Меня приучили думать на ходу. Всегда контролировать себя. Говорить по-русски. Делать…
– Врать, как сам дьявол, и…
– Себе врать.
– …придавать вранью видимость правды.
– Да, если того требует обстановка.
– Представляю, каково узнавать потом, что кто-то докопался до правды.
– Да, нелегко. Вы начинаете говорить, прямо как мой муж.
– А у вас есть муж?
– Представьте себе. А вы небось подумали, что я скажу, что у меня спид или еще что-нибудь в этом роде?
– Извините, госпожа Скотто. Боюсь, что домохозяйка из вас не вышла.
– А я и не веду домашнее хозяйство – его муж ведет. Мы ненадолго расстались, насколько – точно не знаю. – Она замолчала, а затем с понимающей улыбкой спросила: – Так что же ваш дружище Баркин рассказал вам?
– Что рассказал?