Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник
Шрифт:
Но и такие «встречные» легенды лишь подтверждают, насколько Фидель действительно везуч.
И вот в середине 90-х эти факты и легенды народ начинает «заворачивать» ещё и в обёртку «сантерии». Стали рассказывать, что Фиделю помогают не только передовая теория и природный ум, но и правильно подобранные амулеты. Подробности рассказывали шёпотом. Например, что амулеты окропляют кровью быков. Миф, который кубинцев впечатлял тем более. Ведь такую роскошь мог позволить себе только верховный жрец. Потому что кубинский крестьянин заколоть быка самостоятельно, без разрешения властей, не может, не нарушив фиделевский уголовный кодекс.
Все эти
Это первое соприкосновение с тогда ещё слухами и разговорами полушёпотом об оккультной «сантерии» произошло у меня в 1994 году. И можно было бы предположить, что такое стремление к религиозному — не более чем стремление кубинцев к чему-то отличному от монополии одной идеологии: так в позднем СССР все вдруг обратились к церкви. Можно было предположить, что «сантерия» лишится поклонников после частичного возрождения обычного для Кубы католицизма. А такое частичное возрождение было санкционировано властями в канун исторического визита на остров папы Иоанна Павла II.
Но нет. К моей следующей поездке на Кубу, в 1998 году, танцы из арсенала «сантерии» уже стали частью развлекательных программ, «анимации» для иностранных туристов. Сценаристы и постановщики такой «анимации» на Кубе все как один работают с иностранцами по путёвкам комсомола. То есть само решение представлять «сантерию» как часть кубинского наследия — это решение властей. То есть «сантерия» — это теперь не альтернатива, а часть официальной доктрины. И не это ли подтверждение того, что без санкции сверху не обошлось с самого начала?
«Знаешь, а всё-таки какая-то магическая сила в этой религии есть», — почти хором сказали мне мои три товарища, когда в ту первую поездку, ещё в 1994 году, мы как-то вечером сели у меня в номере и распечатали принесённую Рафаэлем бутылку рома, которую он на прошлой неделе отоварил по «либрете». Все трое были людьми, получившими образование уже в эпоху «исторического материализма». Но все трое предполагали, что «что-то в этом всё-таки есть». Какая «либрета» — такая и «сантерия», подумал я. Но внимательно запомнил всё, что мне тогда рассказали, чтобы написать потом, когда закончится этот вечер в отеле на Варадеро.
До революции Варадеро — курорт американских миллиардеров. Один из адресов — просто «Дом Дюпона». Потом — некоторое запустение, социалистический способ хозяйствования. Если среди читателей есть те немногие советские люди, кого на Варадеро принимал мой Мануэльчик, то им, наверное, памятен отель «Тортуга», то есть «Черепаха». Забав хватало. Но сервис там был действительно черепаший.
Что, конечно, даже в те годы не отменяло уникальности Варадеро. 30 километров белых пляжей. Теплая, как молоко, вода. Диковинные растения и птицы. Копеечные омары.
И вот с начала 90-х — возрождение. Целые участки пляжа стали сдавать в концессии знающим людям: профессиональным гостиничным сетям из Европы. А сам городок-курорт выделили в «особый муниципалитет». Въехать туда можно только через КПП. Автоматически въездные — иностранцы, а также очень немногие отстоявшие свою прописку на Варадеро местные жители. А если въезжает кубинец со стороны — то только при предъявлении доказательств, что едет он именно отдохнуть,
И вот сидим мы на Варадеро в, возможно, самый драматичный момент кубинской истории конца XX века. «Гуантанамера, гуахира гуантанамера» — с соседнего пляжа разносилась знаменитая песня о крестьянке из Гуантанамо, которую зачарованно слушали иностранные туристы. А в это же самое время с других пляжей в сторону США отчаливали сотни жителей другого, параллельного кубинского мира. На самодельных плотах из дефицитных автомобильных шин, досок и вообще любого подручного материала.
Естественно, такие плоты представляли собой конструкции крайне хлипкие. До берега США всего-то 90 миль, но преодолеть их всегда было трудно. Как раз здесь в горловину Флоридского пролива врывается Гольфстрим, чтобы вырваться в открытую Атлантику. Плоты либо уносило в открытый океан, либо они разваливались. Людей с таких плотов подстерегали акулы. Уже к июню девяносто четвёртого была превышена цифра за весь предыдущий год, когда Остров свободы покинули 1117 человек. По американским данным, в проливе погиб каждый четвёртый перебежчик. По кубинским данным, каждый третий. То есть счёт погибших шёл на сотни.
Но даже эту ситуацию Фидель обернул себе на пользу!
Когда вертолёт или катер береговой охраны США подходил к очередному плоту с перебежчиками, который всё-таки добрался до американского берега, оттуда часто кричали: «Нам нечего есть!» А потом, спохватившись: «Мы против Фиделя!»
Американцы прекрасно знали, что перед ними — в основном эмигранты экономические. Диссидентов они и сами знали в лицо. Но деваться американцам было некуда. Принимать они должны были всех. По своему же закону 1966 года. По этому закону, любой ступивший на американскую землю кубинец автоматически получал статус политического беженца. Пока прорывались единицы, всё было красиво. Но вот когда побежали сотни и тысячи...
Однажды Фидель американцев так уже проучил. Когда после серии прорывов кубинцев на территорию иностранных посольств в Гаване дал возможность выехать всем желающим. И объявил «зелёным коридором» целый порт, Пуэрто-Мариэль. В течение нескольких недель в США уехало более ста тысяч человек.
И желающих, и «командированных» самим Фиделем. Среди отъезжавших были и разведчики, которым таким образом была обеспечена надёжная легенда и возможность «внедриться». Была среди тех «беглецов» и масса уголовников, которых Фидель специально в те дни освободил из тюрем.
Позже именно они поднимут бунт в лагерях для беженцев в Арканзасе. Том самом, где в начале 80-х прокурором и губернатором был Билл Клинтон. К 1994 году, к очередному кризису беженцев, ради освещения которого и я пробивался на Остров свободы, Билл Клинтон — уже не губернатор Арканзаса, а президент всей Америки. И, естественно, он и обязан принимать всех беглецов, и боится повторения той истории с бунтами.
Но на стороне Клинтона был принятый после Мариэля федеральный закон США, по которому Соединённые Штаты принимали не более 20 тысяч кубинских иммигрантов в год. Что и позволяло отделу интересов США в Гаване (так называется дипломатическое представительство в условиях отсутствия дипотношений), не нарушая закон, отказывать большинству соискателей иммиграционных виз. То есть получалось, что Фидель выпускает, а американцы не впускают. Получалось, что в гибели людей виновата не Гавана.