Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник
Шрифт:
Извращённая логика. Но логика, которая позволяла с самого начала Фиделю не стесняться беглецов, а ими американцев шантажировать.
А Фидель в тот момент действительно отменил все ограничения на выезд на плотах. Хочешь плыть — плыви. Никакой выездной визы. Никаких рекомендаций парткома и профкома на получение загранпаспорта. Плыви! А кубинские пограничники подплывали к плотам только чтобы подсказать азимут движения. А ведущая прогноза погоды на кубинском государственном телевидении милым голосом намекала: сегодня в путешествие отправляться не стоит, штормит, а вот с понедельника на вторник погода улучшится.
Плыви! В результате только за август 1994 года выехали, отплыли от 12 до 16
Ситуация достигла своего апогея. Американцы уже посчитали, что имеющиеся у них лагеря для беженцев в Гуантанамо, Панаме и Суринаме (то есть вне территории США, где у беженцев есть возможность подавать качественно иной запрос на убежище) вместят максимум 60 тысяч человек. И тогда Америка пошла на попятную. Американцы вновь расширили легальную иммиграционную квоту. Кубинцы вновь могли надеяться получить заветную визу США. А давать им или нет визу выездную, решал уже сам Фидель. По окончании переговоров с американцами свою границу он вновь закрыл. В какой уже раз Фидель перехитрил, переиграл Вашингтон.
То, что было описано на последних двух-трёх страницах, по сути и есть мои заметки, опубликованные в «антисоветской» газете «Московские новости». Сейчас я кое-что не столько добавил, сколько сократил. Но достоверно знаю, что опубликованные тогда мной статьи на Кубе раздражения не вызвали. Напротив. Это был первый прецедент, когда кубинцы поняли, что хотя бы иногда объективность — убедительнее былой комплиментарности «Правды» и лучше, чем «глухая защита» от освободившейся тогда прессы новой России. Кажется, кубинцы тогда смирились и с моей критикой. В конце концов, она была аргументированной и основанной на фактах. Чего не скажешь о львиной доле тогдашних публикаций многочисленных всезнаек, которые на Кубе сами никогда и не бывали.
Напомню, что был в той поездке и ещё один прецедент. Я въехал на остров без визы, как турист. Хотя, уже будучи в Гаване, я всё-таки прошёл процедуру получения аккредитации. Ходил на собеседование в Центр международной прессы в районе Ведадо. Интервьюировали меня двое сотрудников. Это вообще такая кубинская манера: ходить вдвоём. Один контролирует другого. Ну да ладно. Главное — въехал. Создал прецедент. И потом ещё несколько раз въезжал на остров именно как турист или транзитом: в 1998, 2001, дважды в 2004-м и опять в 2006-м. И очередная попытка в 2007-м. И, конечно, в каждую такую поездку узнаю ещё что-то новое. И о том, что было, и о том, что будет.
И вот летом 2006 года Куба готовится отметить 80-летие со дня рождения Фиделя Кастро. Думаю, я уже привел достаточно аргументов, почему, на мой взгляд, за Кубой надо следить пристально. У меня не было никаких сомнений: на Кубе надо в эти дни побывать. Но как же ехать на этот раз?
За несколько месяцев до этого на Кубе работала съёмочная группа моего коллеги Александра Минакова. Опытный журналист, ветеран многих «горячих точек», репортёр, который первым сообщил миру о начале бомбардировок Багдада, в Гаване он снимал начало строительства первого на Кубе православного храма.
Это один из проектов Фонда Андрея Первозванного. Но даже прилетев в Гавану совершенно официально, даже такой бывалый репортёр как Саша всё равно был задержан революционной полицией: что-то всё-таки в его поведении вызвало подозрение. Однако, проверив визу, его всё-таки отпустили. После того случая я тем более знал, что приезжать
Меня никак не отнесёшь к левым, но за те годы, которые я провёл в Москве по возвращении из Лондона, у меня сложились действительно нормальные, рабочие отношения лично с лидером КПРФ Геннадием Зюгановым. К Геннадию Андреевичу я первым делом и обратился. Так возникло письмо кубинским властям за его подписью с памятной фразой о том, что «Сергея к левым не отнесёшь, но он с одинаковым уважением относится к представителям всего политического спектра».
В ответ — тишина.
В дополнение прошу о содействии ещё нескольких человек.
Второй, к кому я обратился после Геннадия Зюганова, — Серго Микоян. Сын члена Политбюро ЦК КПСС Анастаса Микояна, который сыграл выдающуюся роль в налаживании контактов Москвы и революционной Гаваны. Как раз перед этим отмечался его юбилей, и моими стараниями в эфире телеканала «Россия» были показаны кадры из семейного архива Микоянов. На этих кадрах Анастас Иванович ведёт напряжённую беседу с Кастро, прогуливаясь по правительственной резиденции под Гаваной в дни Карибского кризиса, когда он не стал возвращаться в Москву даже после известия о кончине супруги. Были там и кадры того, как потом Микоян принимает Кастро у себя дома в Москве и ещё играет с ним в бадминтон. Серго Микоян в ответ на мою просьбу связывается с кубинцами, просит меня принять.
И опять тишина.
Ладно, думаю. Где есть во-вторых, там есть и в-третьих. В-третьих, прошу связаться с кубинцами тот самый Фонд Андрея Первозванного. Иду к президенту РЖД и по совместительству члену Попечительского совета Фонда Владимиру Якунину. В Гавану уходит ещё одно письмо.
И опять тишина.
Остаётся последний вариант.
И тогда я набираю заветный номер в Буэнос-Айресе, где мне отвечает Эрнандо Клеймане. Аргентинец, учившийся и работавший в СССР, а потом и в России. Журналист с колоссальными связями в Латинской Америке и умением пробить любые стены. Что уже им не раз мне доказано. Взять одну только историю: как Клеймане пробил мою первую встречу с Уго Чавесом.
Обстоятельные интервью с венесуэльским команданте были ещё впереди, а тогда надо было хотя бы представиться и записать блиц-интервью: в день, когда Чавес принимал в Каракасе первые Калашниковы и самого Михаила Тимофеевича Калашникова. По моей просьбе Клеймане выдвинулся в Каракас, чтобы «внедриться» в ближайшее окружение Чавеса: выведать, как можно «пробиться к телу» вне многомесячной очереди. Порядки в окружении Чавеса такие, что даже его личные помощники сказали, что представить меня представят, но чтобы пробивался я к нему сам. Правда, Клеймане выведал у них, где точно можно будет перехватить президента: в 10 утра 3 июля 2006 года на ступенях Пантеона Боливара в Каракасе. На самом деле мы были в миллиметре от того, чтобы спровоцировать грандиозный международный скандал. В Венесуэле, был День независимости, и с президентской лентой через плечо Чавес исполнял важную церемониальную функцию: на ступенях Пантеона ожидал подъезда коллег из братских южноамериканских республик. Но Клейманс чётко следил, чтобы в момент, когда я рвану к Чавесу, кортеж следующего президента был ещё только на подъезде. Такую «поминутку» даже в таком хаотичном месте, как разгильдяйская Венесуэла, мог обеспечить только мой друг Эрнандо! Он предугадал даже действия охранников Чавеса. А это ведь элита элит: охранников своему другу Чавесу предоставил сам Фидель Кастро!