FIDES
Шрифт:
– Только объясните мне, почему страдает как всегда мой факультет?!! Ты же сам в душе гриффиндорец, Снейп, я же знаю, – преподавательница на своём веку успела выучить и его самого, хотя трансфигурация не очень-то ему давалась, поэтому позволила себе ласковые нотки в голосе. Но продолжила с возмущением, – у гриффиндорцев исчезли почти все баллы!
Зельевара передёрнуло от её слов, потому что он вспомнил, как недавно вытащил меч из распределяющей Шляпы. Меч Годрика, вытащил с первого раза. Наверное, узнай Годрик о том, что его оружие достал слизеринец, – он сам бы съел Шляпу. Гриффиндорцы же помешаны на своём честолюбии, фыркнул про себя Снейп.
– За ваш львятник можете не волноваться, – странно ответил он и скрылся за дверью.
За последующие три урока все факультеты практически лишились накопленных
Те группы, у кого в расписании сегодня стояло ЗОТИ, тихо радовались появлению нового преподавателя Ремуса Люпина, кормившего всех шоколадом, потому что на каждом следующем уроке зелий профессор Снейп появлялся бледнее и мрачнее, чем утром, а его помощница почему-то отсутствовала, что уже породило немало слухов среди учеников.
Все перемены он провёл в спальне, но девушка крепко спала, и радовало только то, что пульс и температура в норме.
Нина очнулась лишь в середине шестого урока, со страшной головной болью, и привстала на кровати. Увидев зелье, она попыталась вспомнить, что было вчера, и с трудом восстановила события. «Письмо от Энди, конечно же, вот что было последней каплей…»
Девушка повертела в руках склянку желтоватого стекла, сквозь которое просвечивало нечто блестящее, серебристое.
– Напоминает ртуть… А, впрочем, что уж теперь, – она выпила залпом, чувствуя, что горло обожгло, словно крепким алкоголем, но лишь на мгновение, и приятное тепло разлилось по всем клеточкам её тела. Вязкая жидкость имела металлический привкус, но отдельно вкуса и запаха не ощущалось. Нину переполнили энергия и бодрость, настроение подпрыгнуло, чувство сонной разбитости пропало, как будто и не было, и девушка вышла из спальни в поисках зельевара.
Она заглянула в лабораторию, когда 6й урок с отличниками уже заканчивался, и Снейп чуть не выбежал из кабинета, не думая о том, что за мысли появятся в юных головах.
В коридоре мужчина сразу обнял её, а после вгляделся в её совершенно нормальное полное жизни лицо. Значит, всё хорошо, значит, ей не зачем знать о его переживаниях, – самой спокойнее будет.
– Всё в порядке?
– Да. А чем ты меня лечил?
«Чем я тебя только не лечил», – подумал Северус.
– Не важно, и… у тебя постельный режим, – через силу улыбнулся он. – Иди, я скоро буду.
– Ну, нет, постельный режим только вместе с тобой, – Нина улыбалась гораздо ярче на приливе сил, и позволяла себе шутить. А что такого страшного случилось? Ну, проснулась с головной болью… всё, что происходило ночью, в памяти не задержалось. – Давай я поучаствую в уроке, работа же, – она нехотя освободилась от его объятий.
– Урок ты проспала, – ответил Снейп, внимательно за ней наблюдая, – все шесть.
– Это ж сколько уже времени…
Зельевар снова по привычке дёрнулся рукой в карман.
– Много уже времени, – настороженно ответил он, потому что от взгляда девушки не ускользнул его жест.
– А где твои часы?
– Потерял, – сказал он с хладнокровным спокойствием.
– А… ну… бывает, – смутилась Нина, и прозвенел звонок. Северус даже не удосужился вернуться в кабинет и отпустить студентов («сами дверь найдут»), и ушёл с Ниной в деканат.
Профессор усадил девушку в кресло за столом, налил ей крепкого чая, подвинул тарелку с бутербродами от домовиков, и только после этого осторожно спросил, что случилось вчера. Он опасался очередного срыва.
Нина лишь немного погрустнела. Сил рассказать зельевару о письме не хватало.
– Да просто… накатило… прости.
– Тебе пришло письмо от Энди, – сказал мужчина, и она сразу напряглась. Подруга явно не успела получить её «ответ», значит это продолжение.
– Ты читал?
– Разумеется, – он протянул ей пакет. Разговоров о «вежливости» после того, что было вечером, явно не последует.
«Нина, я стащила обрядовый свиток моего дедушки, он об этом не знает, но думаю тебе лучше прочесть, – так он меня хотел оставить здесь, то есть на какую-то сотую долю это, видимо, возможно, а может он каких трав своих обкурился... Но дедушкина идея сдохла. Как в том анекдоте, где дракон
С запиской лежал сложенный старинный пергамент, длинный свиток с выцветшими полустёртыми буквами на латыни, рукописный, выведенный строгим готическим шрифтом. Причем перед этим явно имелся ещё лист, возможно, не один, но завершалось повествование здесь.
– Северус, а ты перевёл письмо?
– Перевести не толк, латынь я знаю. А вот магию друидов не очень-то, у них школ нет, и книги – большая редкость. Обычно их пишут случайные люди, не совсем того круга.
– И что там?
Снейп отдал ей листочек со своими записями. Письмом он был занят на всех уроках, пытаясь привести перевод в соответствие исходному тексту, потому как даже такая мелочь может иметь смысл. Что имеет дело с очень значимым и древним артефактом, он понял, едва коснувшись палочкой.
– Не очень художественно, я всё-таки знаю лишь научный вариант языка. Но уж как сумел. Последний абзац, как я понимаю, какое-то заклинание, переводу оно не поддается.
– Таааак…. – Нина пробежалась по строчкам, набросанным мелким косым почерком, с пометками, перечеркиваниями, и исправлением окончаний.
«…да возвратятся три ветви живых Священному дереву рода в тринадцатую луну, чтобы Хранители могли ступить под сень и коснуться сердца его, а третьим под сенью ждать будет посвящённый из рода... И ступая к дереву, всё оставив, что могло быть грузом, ношей ли на земле, босыми ногами и в рубище, хранители должны знать, что вступают и в род так же, даже если по крови не принадлежны, и правила рода должны свято чтить. Лишь Древо может выбрать хранителей, живой ветвью указав на них, через 24 года, как проходят собрания рода. Третья ветвь сохранится у них для наследника, а сами они должны принадлежать друг другу трижды, сердцем, душой, и телом. Древо укажет хранителям сокрытый от всех берег, и лишь то явится им на берегу, чего заслужили они, будь то болото или снега, что подаст знак им, и как жить дальше, чтобы путь был достоин жизни... Прежде, чем коснутся земли босые ноги их, следует отдать древу монету рода, оставив её под сердцем Дерева… И явится кровь в огне, да окропит их следы на песке тех часов, что не сотворил ещё мастер, и вознесётся кровь к сердцу дерева, от корней к небу, сквозь крону. Рубище их окрасится красным, символом жизни и пламени, если честно явились они к Древу. Да явит песок огонь на крови, огонь негасимый, в котором сжечь надо по пряди волос, закалив пламенем связующий металл, знак вечного таинства… (кольца?) Успеть нужно до полнолуния, после, держась за руки, шагнуть в священное море, чтобы вернуться. Но если Древо не услышит их, поглотит их море навеки, – пусть же остерегаются те, кто явится с нечистыми намерениями….»
– Что… что за галиматья, – выдохнула Нина, понимая, что речь идёт об очень серьёзной, недоступной её уму магии, по-своему притягательной, но по-настоящему опасной в случае несоблюдения «условий». А магия такая штука, что всё имеет вес и цену. Она ещё раз перечитала, с содроганием вдумавшись в строку: «И поглотит их море навеки…». Если бы судьба и благоволила к тому, чтобы она, простая девушка из немагической семьи, могла стать каким-то там хранителем у друидов, она бы не стала так рисковать жизнью Снейпа. Даже если бы он захотел стать её… как правильнее сказать-то? Не просто мужем, а ещё и напарником в таком деле. «Пусть остерегаются те, кто явится с нечистыми намерениями…». А разве остаться здесь, – хоть на какой-то процент, но ради самой себя, – ради эгоистичного желания, а не только спасения Северуса, и уж тем более служения некоему Древу, разве это чистые помыслы? Она с горечью сознавала, и что «принадлежать трижды» (какая корявая формулировка, или странности перевода?) – не их случай, душа Северуса наверняка всю жизнь будет где-то рядом с душой его любимой Лили, да и сердце, наверное, разбито навсегда. Его всю жизнь будут сопровождать воспоминания, и, на крайний случай, даже патронус. Между прочим, такой же, как был у Лили…