Фигня (сборник)
Шрифт:
– Да я ничего… Уже, никак, отпустило… – попытался отговориться Муромский, но не тут-то было.
– Как хотите, Григорий Иванович, а никаких отговорок не приму, – миролюбиво, но твердо сказал Берестов. – Вы, я вижу, плохи, а до меня отсюда ближе, чем до вашего дома!.. Нартай, – кликнул он. – Предупреди лекаря!
Стремянный поскакал вперед, сопровождаемый собаками и мальчишками.
– Считайте, что я взял вас в плен, – пошутил Иван Петрович и рассмеялся. Алексей с удовольствием подхватил смех отца, а смущенный Григорий Иванович улыбался-улыбался,
…За столом царило полнейшее благодушие. Григорий Иванович, возбужденный происшествием и добрым обедом, вдохновенно распространялся на излюбленную тему, найдя в Иване Петровиче заинтересованного слушателя:
– …А настоящий старинный русский «Ерофеич» делается так: берем по восьми золотников мяты, аниса и померанцевых орешков, крупно так истолченных, заливаем все это штофом очищенной на березовых угольях водки – и на две недели на чердак, под стреху, в тепло; а зимой – в запечье… Опрокинешь рюмочку такого «Ерофеича», воротясь с отъезжего поля – и сразу в сердце рай, здравствуй, дом родимый!.. Э, любезный Иван Петрович! А какую малиновую ратафию творила покойная моя Марья Васильевна!..
– Слушаю вас, милейший Григорий Иванович, и сердце радуется! – с искренним чувством воскликнул тоже раскрасневшийся Иван Петрович. – Я ведь, признаться, полагал, что вы употребляете какой-нибудь джин, или шотландский виски, или ром ямайский!.. Каюсь теперь, потому как вижу, что вы истинно русский человек! Dis-moi ce que tu bois, je te dirai qui tu es! – заключил он по-французски и тут же на всякий случай перевел: – «Скажи мне, что ты пьешь, и я скажу тебе, кто ты».
– Спасибо на добром слове, Иван Петрович…
Поутру еще враждовавшие соседи смотрели друг на друга с полной симпатией.
Алексей слушал их разговор, не вмешиваясь, заметно скучая.
Ушибленная нога Григория Ивановича, над которой уже потрудился лекарь, сделав согревающий компресс, лежала на приставленном стуле, перевязанная теплой шалью. Вот он поставил ногу на пол и сказал:
– Как ни хорошо мне у вас, а пора. Дочка, небось, места себе не находит… Иван Петрович и вы, Алексей Иванович! Дайте мне честное слово, что завтра же прибудете к нам в Прилучино отобедать по-приятельски, отведать моих наливок и настоек!..
– С удовольствием принимаем ваше приглашение, Григорий Иванович! – приложил руку к сердцу Берестов-старший и сказал сыну:
– Алеша, вели заложить дрожки для Григорья Иваныча. Верхом ему будет затруднительно. – И, не дав соседу произнести ни слова благодарности, поднял рюмку: – Ну, на посошок!
– Эк угораздило меня, – сокрушенно вздохнул Муромский.
– Я так думаю, что на то была воля Божья, – сказал Берестов.
Они чокнулись и с удовольствием выпили.
…Едва дрожки с Григорием Ивановичем объявились в Прилучине, как Лиза выбежала навстречу и засыпала отца вопросами:
– Боже мой, папб, что случилось с вашей
– Вот уж не угадешь, my dear, – отвечал Григорий Иванович. – Ивана Петровича Берестова! А, каково?!..
– Что это значит, папб? – удивилась Лиза.
– А то и значит, Лизок, что вся наша прежняя вражда в одночасье прекратилась… благодаря пугливости моей куцой кобылки!.. Твой старый отец с позором пал на землю, а Берестов помог ему, пригласил к себе, накормил-напоил… Его лекарь правил мне ногу, и вообще Иван Петрович оказался вовсе не медведем, как я его себе представлял, а милейшим человеком… А все злые языки!
Так говорил Григорий Иванович, с помощью дочери выходя из дрожек и поднимаясь по ступеням крыльца. Остановился передохнуть и объявил:
– Завтра будут у нас к обеду!
– Что вы говорите?.. – Лиза не верила своим ушам. – Берестовы, отец и сын?!.. Завтра у нас обедать?!..
– Натурально! – радовался отец.
– Нет, папенька, как вам угодно, а я ни за что не покажусь, – в волнении проговорила Лиза.
– Что ты, с ума сошла? – возразил отец. – Давно ли ты стала так застенчива? Или ты питаешь к ним наследственную ненависть, как романическая героиня? Полно, не дурачься…
– Нет, папб, ни за что на свете, ни за какие сокровища не явлюсь я перед Берестовыми!
– Ну, как знаешь… – огорченно пожал плечами отец. – Надеюсь, что этот припадок мизантропии будет не продолжителен; авось, еще передумаешь… Пойду отдохну.
И, оставив дочь, Григорий Иванович вошел в дом.
Лиза бросилась искать верную Настю.
Найдя, за руку втащила в свою светелку.
– Да че стряслось-то, барышня? – недоумевала Настя.
– Доигрались! – выпалила Лиза. – Я тебе говорила!.. Это все ты: «Подите да подите в рощу!».. Я так и знала!..
– Я чегой-то не пойму… – насторожилась Настя.
– Завтра Берестовы явятся к нам обедать! Оба!! И Алексей меня увидит…
Настя охнула, прикрыв рот рукой.
– Вот уж эти господа!.. Поди, пойми их.
– Ты лучше скажи, как я должна теперь поступить? Что он подумает, увидев меня? Какое мнение он будет иметь о моем поведении и правилах, о моем благоразумии? – наступала на служанку Лиза.
– Так вы не выходите, скажитесь больной… – посоветовала Настя.
– Да, больной, – не согласилась Лиза. – А думаешь, мне не хочется увидеть, как я ему покажусь?..
– Ну, тогда не знаю, – развела руками Настя. – И то вам не так, и это негоже… А вы опять переоденьтесь! Только наоборот! Авось, и не признает.
– Как это – наоборот?
– А как мадам… – Настя махнула в сторону соседней комнаты.
Лиза поняла, восторженно уставилась на служанку.
– Ну, Настена… Ну, умница!
Она вдруг подбежала к окну.
Возле амбаров, в окружении дворовых детей, мисс Жаксон играла в городки с конюхом, одетым английским жокеем. Вот она широко размахнулась и мощно запустила биту.