Фиговый листочек от кутюр
Шрифт:
– Понятно, – кивнула я. – И что же вы сделали?
– Это я, – решительно заявил Кирюша, – сам придумал, сам выполнил, девчонки ни при чем! Хочешь знать, они меня даже ругали! Но я, честно говоря, не думал, что они так перепугаются!
– Давай, рассказывай суть! – Я решительно прервала «увертюру»: – Сделай милость, говори по делу!
– Ага, – заныл Кирюша, – тебе хорошо, бегаешь весь день неизвестно где, только вечером появляешься. А мы тут постоянно! Между прочим, Макс с Карой тоже уезжают. Он на работу, и она не знаю куда, но, словно на службу,
Я удивилась. Честно говоря, я полагала, что Карина сиднем сидит в Алябьеве. Да и куда ей мотаться с такой регулярностью? Она нигде не служит. Решив разобраться с интересным вопросом позже, я спросила:
– Ну и что, взрослые отправляются по делам, что же тут странного?
– Оно ничего, – вздохнул Кирюша, – только две эти бабки-психопатки, дуры сумасшедшие…
– Кирилл! Разве можно так говорить о взрослых!
Мальчишка хмыкнул:
– По твоей логике, Лампудель, выходит, что я запросто могу обзывать Лизку и Тинку дурами.
– Конечно, нет. Не следует употреблять подобные выражения ни в чей адрес. Моя мама бы строго наказала меня, услышав нечто подобное.
– Твоя мама, – вздохнул Кирка, – скончалась бы, увидев одну серию про Бивиса и Батхеда, впрочем, вполне невинные Симпсоны довели бы ее до инфаркта. А уж если бы она побегала в нашей школе с десятиклассниками на перемене! Ты имей в виду, что вы жили очень давно, считай, в каменном веке, ни компьютера, ни телевизора. Ясное дело, дети были иные.
Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Хамство отвратительно всегда – это раз. Потом, я пока еще жива – это два. Кстати, телевизор в моем детстве был, впрочем, электричество, радио, канализация и горячее водоснабжение тоже. Смею напомнить, что Гагарин полетел в космос в 1961 году, это – три!
– Да ладно, не обижайся, – улыбнулся Кирюша, – согласись, мы другие.
– Хорошо, но хамство…
– Лампуша, – хитро прищурился мальчик, – вот сейчас, когда мы тут вдвоем, одни, и нас никто не слышит, скажи честно, ведь они старые, противные, гадкие жабы? Только не ври, ты думаешь, как и я!
Вот так всегда. Стоит начать изображать из себя Макаренко, дети мигом припирают меня к стенке.
– Жабы, – согласилась я, – причем очень вредные, но о своем истинном отношении к людям не принято говорить вслух. И потом, они тебя старше!
– Ладно, – развеселился Кирка, – пусть будет по-твоему, они престарелые жабы. А насчет возраста… Это же глупо! Свинья всегда остается свиньей, в молодости поросенок, в пожилом возрасте хряк. Почему я должен уважать человека только потому, что он прожил на свете в пять раз больше меня? Ладно бы чего достигли, ну там, профессорами стали, так ведь нет! Я, между прочим, умней их. Смотри, английский знаю, компьютером владею, могу машину водить, а они? Только зудят: «Кирюша, не ешь три булочки подряд». Спрашивается, почему? «Не надо». Ну объяснили!
Кирюшка сел на мою кровать и принялся изливать душу. Я слушала его со смешанным чувством. Дело в том, что Кирку и
Мы с Катей тоже хотим, чтобы дети выросли благополучными, поэтому Лизавета и Кирюшка заняты во время учебного года под завязку. Английский, плаванье, карате. Но на то, чтобы бесконечно делать им замечания, у нас нет ни времени, ни сил. Мы никогда не ругаемся с ними из-за одежды, не прячем сигареты и бутылки, а косметика совершенно спокойно лежит в ванной. Никто из нас не впадает в ужас, если видит в руках у подростков эротический журнал или карты. Если делать замечания, они начнут таиться, а так мы знаем, что у них на уме. Кстати, запретный плод сладок. Год тому назад я поймала Кирюшку во дворе с сигаретой. Он, правда, пытался ее спрятать, но не успел.
– Что куришь? – мирно осведомилась я.
Кирюшка вытащил пачку самой дешевой отравы.
– Ну это ты зря, – хмыкнула я. – От этой дряни кашель душит, отчего «Парламент» не взял? Он в Катиной спальне на стеллаже лежит!
Пару раз после этого случая Кирюшка демонстративно вытаскивал сигареты дома, но никто ему ничего не сказал, и парнишка прекратил курить. Ну скажите, пожалуйста, какой интерес затягиваться вонючим воздухом, если ни я, ни Катя, ни старший брат с женой не реагируют? Вот начни мы ругаться, тогда бы он из подросткового упрямства стал бы прятаться в подъезде с чинариками.
Поэтому, сами понимаете, никакой закалки против «воспитательных методов» Кирюша не имеет. Я-то в детстве четко знала: большинство из того, что зудят взрослые, следует пропускать мимо ушей, а вот Кирка не умеет так поступать, поэтому две старухи достали его капитально.
Роза Константиновна без конца сыпала замечаниями, призывая мальчика надеть нормальные штаны вместо отвратительно широких с карманами, снять черную майку, потому что этот цвет подходит только для похорон, не носить кроссовки, так как в них потеют ноги…
– Деточка, возьми сандалики, – вздыхала свекровь Кары каждый раз, завидя Кирюшку. – Обязательно надень белые носочки, а на них летнюю обувь. И бога ради, скинь эту жуткую тряпку с головы! Как только можно, словно инкассаторский мешок на макушку напялил. Хочешь, куплю тебе белую панамку?
Представляете, сколько усилий требовалось Кирюшке, чтобы не взвиться и не заорать:
– Никакой это не инкассаторский мешок, а жутко модная бейсболка, да она стоит страшно дорого!
Галина Михайловна тоже без конца придиралась, но действовала по-иному. Мать Карины заботило в основном здоровье.