Фиктивная жена для миллиардера
Шрифт:
— Да можно-то можно, — грустно ответил Марецкий. — Только вы правда верите, что они мне их отдадут? Там же бандиты! Наверняка всё выкрутят так, что я без штанов останусь. Ну, не сам, конечно, у меня так и машины теперь даже нет. Тётушка моя. Она, между прочим, единственный близкий человек из родни. Если не считать дочери, конечно. Родители мои давно умерли, вот тётка Анна и осталась.
Мне стало его жалко вместе со старушкой. Угодили пенсионерка и простой инженер с ТЭЦ под каток денег и возможностей. Эта адвокатская контора в самом деле все соки из них выжмет. Сначала машина, теперь шантаж с пропиской, а дальше что? Признают Анну Сергеевну недееспособной, да и перепишут участок на себя. Мой
Но интуиция! Она не давала мне покоя. Вот чувствовала я, что каким-то образом это дело с участком в селе Подолино связано с похищением Маши. Едва подумала так, как мне стало стыдно. Совсем увлеклась расследованием, а как там моя дочка? И тут же словно иголкой в сердце. Как я её назвала?! Дочкой?!
— Простите, Сергей Вадимович, я свяжусь с вами завтра, до свидания, — сказала торопливо и вышла из столовой. На улице было прохладно, в лицо подул холодный влажный воздух. Я стояла и жадно глотала его, пытаясь унять волнение. Почему назвала Машу дочкой? «Да потому что она сроднилась с тобой, — ответил внутренний голос. — Девочка тебе доверилась, прониклась тобой». Мне в этот момент стало так тошно, так сильно захотелось увидеть её, что я села в машину и понеслась домой.
Нина, увидев моё нервное выражение лица, спросила в прихожей:
— У вас всё хорошо?
— Да, я просто… соскучилась по Маше, — выпалила на одном дыхании, сбрасывая с себя одежду. Поспешила в её комнату. Девочка сидела за письменным столом и корпела над уроками. Что-то старательно рисовала в тетради. Я подошла к ней, встала рядом.
— Привет, тетя Лана, — улыбнулась мне Маша.
— Привет. Чем занимаешься?
— Сказали на уроке рисования сделать картину. Пейзаж. Вот, смотри! — и она показала мне рисунок. Море, высоко над ним среди белых облаков солнце, на воде парусник качается.
— Очень красиво.
— Правда?
— Правда. Очень-очень.
Я помолчала. Девочка вернулась к рисованию.
— Маша…
— Да?
— Можно я тебя обниму?
Вместо ответа девочка встала со стула, подошла ко мне, вытянув вперед тонкие ручки. Я села на корточки, потом опустилась на колени и прижала девочку к себе, зарывшись лицом в пушистые ароматные волосы. Стала целовать её голову, шею и щёки. Потом снова прижала к себе.
— Знаешь… — ком в горле не давал мне говорить свободно, но я старалась с ним справиться. — Ты мне очень дорога. Я очень тебя люблю.
— И я тебя люблю, — прошептала вдруг девочка.
У меня от таких слов слёзы потекли из глаз. Стали капать на Машино домашнее платьице.
— Можно, я буду называть тебя мамой? — послышались слова девочки.
— Господи, конечно можно! — выдохнула я, кусая губу, чтобы не разреветься окончательно. — А я тебя дочкой.
— Да.
Так мы стояли несколько минут, не в силах расцепить объятия. Но все-таки я отпустила ребенка, чтобы та не испугалась. А то подумает ещё, что у меня на радостях случилось помутнение рассудка.
— Хочешь пиццу? — спросила я, меняя тему разговора.
— Конечно! — радостно ответила Маша. — Только дорисовать надо.
— Хорошо, мы с Ниной тебя позовём.
Я отправилась на кухню через ванную, чтобы умыться и стереть слёзы. Но няня все равно заметила неладное по моим припухшим губам.
— Что случилось? — спросила.
— Да всё в порядке, — улыбнулась я. — Маша разрешила называть её дочкой, а меня мамой.
— Как я рада за вас! — воскликнула Нина.
— Давай приготовим пиццу? Я её дочке обещала, — сказала я, нарочно вставив новое слово в свой лексикон. Оно такое нежное, доброе, ласкает слух.
— Конечно
Через час Маша сидела на кухне за столом, и мы с Ниной с улыбкой наблюдали, как ребенок поглощает пиццу с тремя сортами колбасы — её любимую. Мы расстарались с няней на славу. Она месила тесто, а я даже сбегала в магазин за недостающими ингредиентами. Какое это всё-таки счастье — наблюдать, как твой ребенок насыщается плодами твоих рук. «Да, она моя, мой ребенок, — подумала я, глядя на довольную мордашку девочки. — Никому не отдам!»!» И решила, что надо мне поскорее разобраться с этим Кобальтом. Чтобы у него даже мысли не было в будущем снова вытворить нечто подобное с похищением моей дочери.
Глава 53
На следующий день я позвонила Марецкому и во время встречи с ним (рядом с той же столовой за час до появления адвокатов) удивилась тем переменам, которые с ним произошли. Он, и без того щуплый мужичонка, весь словно еще уменьшился в размерах. Лицо приобрело серый оттенок, под глазами образовались тёмные круги, — выглядело так, словно вчера ночью он изрядно напился. Только перегаром от него совершенно не пахло, значит причина была в чем-то другом.
— Не смотрите на меня так, — грустно усмехнулся Марецкий. — Наверное, подумали, что я напился, да? Вот и не угадали. Это всё жена моя, Гульнара. Как узнала о предложении адвокатов и моём отказе, чуть на мелкие кусочки не порвала. Она у меня женщина резкая, эмоциональная. Как заведется, не остановишь. Полночи материла, на чем свет стоит. Только под утро успокоилась. Ну, а мне пришлось на кухне спать, на полу. Сказала, если не приму предложение, то она со мной разведется. Не то чтобы я слишком боялся этого, устал от нее за 15 лет совместной жизни. Просто мне пойти будет некуда. У нас ведь квартира в ипотеке, еще десять лет платить. Такие дела…
Марецкий устало опустился на скамейку, достал сигарету и закурил. Я постаралась расположиться, чтобы вонючим дымом меня не обвевало. Не люблю запахи курева, буквально терпеть не могу. Я даже где-то читала, что никотин — один из сильнейших в мире наркотиков. Похлеще героина будет, поскольку, хоть и не дает такого же яркого психотропного эффекта, но привыкание вызывает намного сильнее. Теперь смотрела с жалостью на Сергея Вадимовича. Бедолага душевно страдал: вчера он проявил себя как смелый самостоятельный мужчина, а теперь выглядел, словно его через отжим в стиральной машинке пропустили на 1000 оборотов в минуту.
— Что же вы решили? — спросила я.
— Да не я, а жена моя, Гулька, чтоб ей… — сказал грустно Марецкий. — Сказала, брать те 40 миллионов и не выпендриваться. Нашей дочери в университет на будущий год поступать, где мы деньги возьмем и так далее. Она права в этом, конечно. Эх, жизнь… — Поднял голову, выдохнул дым в сторону, чтобы на меня не попало, и спросил. — Скажите, вам-то всё это зачем? Ну то есть не надоели эти дрязги?
— Нет, мне нужны фамилии тех господ — клиентов адвокатской конторы. Хочу понять, кто так сильно интересуется землей в деревне Подолино. Там в целом затевается некая, мне так кажется, крупная земельная афера. Вот и пытаюсь разобраться, — придумала я, снова войдя в роль ведущей собственное расследование журналистки. Только правда лишь первая половина из этого, про расследование. Писать статьи, конечно, я уже не стану. Видимо, материалы про авиакатастрофу, в которой мы с Бельским едва не погибли и расстались с жизнью члены экипажа, были моими последними. Или, как летчики говорят, крайними. Что ж, как говорится, если одна дверь в судьбе закрывается, открывается другая. В моем случае это правда: после вчерашнего вечера мы с Машей стали настоящей семьей, и теперь я буду заниматься воспитанием девочки, стану полноценной домохозяйкой.