Филе из Золотого Петушка
Шрифт:
– Где я их возьму?
– Можно отвезти молодых людей в травмопункт, – с сомнением протянул акушер и тут же добавил:
– Хотя там вряд ли помогут. Вот что, существуют круглосуточные стоматологические клиники, там, естественно, есть хирург…
– Они же не сумеют идти, – прервала я старика, – ну попытайтесь отцепить юношу. Вы должны помочь, вспомните клятву Гиппократа.
– Хорошо, – кивнул Генрих Карлович, – вы совершенно правы! Долг велит не отказывать страждущим в помощи. Мы, врачи…
Я довольно бесцеремонно дернула его за
– Начинайте же быстрей! Дети давно тут сидят, у них уже свело челюсти и шеи!
– Это мне плохо, – не упустила своего Кристя, – а ему что?
Парень молчал. С другой стороны, как он мог разговаривать, если его язык наколот на крючок?
– Я должен помыть руки! – заявил Генрих Карлович и ушел.
– Где ты взяла этого кретина? – пробубнила Кристина. – В сумасшедшем доме?
– Лучше молчи, – посоветовала я, – у тебя во рту один крючок свободный, сейчас свой язык проткнешь, вот весело будет!
– А вот и нет, – принялась спорить Кристя, – крючки торчат наружу, перед зубами, а мой язык за ними, я его там держу.
На мой взгляд, умение держать язык за зубами очень полезно, только к Кристине это не имеет никакого отношения.
– Урод, – шипела Кристя, – долдон!
– Нехорошо употреблять подобные выражения в адрес отзывчивого старика, который сразу согласился прийти на помощь, – занялась я воспитанием Кристи.
– Я про Женьку, – просвистела она.
– Про кого?
– Этого идиота, который за крючок зацепился, зовут Женя!
– Очень приятно, – кивнула я, – будем знакомы, Виола!
Юноша пошевелил ногой, наверное, хотел таким образом выказать свою радость от встречи со мной.
– Охренеть можно! – обозлилась Кристя. – Вы еще тут приседать друг перед другом начните.
Вилка, немедленно вытри мне слюни, уже до талии дотекли!
Наконец появился Генрих Карлович. Он торжественно «нес» перед собой руки в резиновых перчатках. Очевидно, старичок очень ответственный человек, потому что пришел при полном параде. Акушер был в белом халате, на голове у него сидела круглая шапочка, на носу сверкали очки в тонкой золотой оправе. От Генриха Карловича сильно пахло чем-то непонятным: то ли он вымыл руки душистым мылом, то ли облил их дезинфицирующим раствором. Аромат был на редкость противный.
– Многоуважаемая Виола, – церемонно завел акушер, – не согласились бы вы поассистировать мне?
– У меня грязные руки!
– Вам просто нужно посветить фонариком девушке в рот.
Естественно, я моментально выполнила его просьбу. Генрих Карлович принялся обозревать фронт работ.
– Я всегда удивлялся, – покачал он головой, – каким образом уважаемые коллеги-стоматологи оперируют в столь неудобном пространстве, зубы-то очень мешают.
Я подавила смешок. Если учесть специальность Генриха Карловича, его заявление вызывает умиление. Сам-то он как справляется с профессиональными обязанностями?
– Нуте-с, нуте-с, – пропел старичок, запуская в рот Кристи пальцы, – сейчас попытаемся…
– О-о-о, –
Генрих Карлович мгновенно выдернул руку и испуганно спросил:
– Что? Вам так больно?
– Нет, – прошепелявила Кристя, – жутко воняет от перчатки, меня тошнит! Какой гадостью вы облили руки?
– Это антисептик, очень качественный, лучший на сегодняшний день! Вы первая, кто сказал мне о запахе, до сих пор никто из пациенток не жаловался.
Парень затряс плечами, его, несмотря на неприятную ситуацию, явно душил смех, что, в общем, и понятно. Все дамы, с которыми имеет дело акушер, не обращают внимания на резкий запах.
– Потерпи! – рявкнула я и попросила:
– Давайте, Генрих Карлович, не слушайте ее.
Акушер снова полез в рот к Кристе и принялся бормотать:
– Если так? Будет ему больно? Тогда как?
Ага… А-а-а-а!
Я вздрогнула, по подбородку Кристи потекла кровь.
– Господи, Кристя, Женя, – запричитала я вокруг парочки, ощущая полную беспомощность, – вам больно? Ой, сколько крови.
– Ничего, ничего, – сдавленным голосом ответил акушер, – дети в порядке!
– Но…
– Это моя кровь.
– Ваша?
– Да, – грустно подтвердил Генрих Карлович, – так неловко получилось! Там у девочки еще один крючок, и вот, я напоролся на него пальцем, а вытащить не могу!
Я постаралась заглянуть в рот к Кристе. Действительно, как только стоматологи ухитряются орудовать там? Ничего не видно! Впрочем, потом я разглядела: теперь в придачу к языку, проколотому правым крючком, на левый насадился палец несчастного Генриха Карловича.
– А ну, подергайте рукой, – велела я, – и освободитесь.
– Это невозможно, – сказал акушер.
– Да почему?
– Во-первых, мне больно!
– Ерунда! Раз – и все! Давайте дерну!
– Ни в коем случае, – заверещал он.
– Вы так боитесь боли? Но это же секунда, право слово!
– У меня на пальце будет рана, а завтра с утра сложные роды.
– И что?
– Милейшая Виола, пальцы – это мои глаза, – пояснил акушер, – если хоть один потеряет чувствительность, я могу совершить непоправимую ошибку.
Кристя застонала и принялась бить ногой по батарее. Женя вел себя спокойно, он закрыл глаза и покорился обстоятельствам. Скорей всего, парень был из породы стоиков, он хорошо понимал: рано или поздно ситуация разрешится, ну не останутся же они навсегда в таком положении?
– И что нам делать? – воскликнула я.
– Любезнейшая Виола, – ответил акушер, не потерявший даже в таких обстоятельствах вежливость, – есть, как мне кажется, выход! Ступайте в дежурную аптеку и попросите заморозку. Вам дадут ампулу, вы польете мальчику на язык, он потеряет чувствительность, ну и тогда Женя попытается сдернуть его с крючка. Насколько я понимаю, он боится боли.
– А что делать с вашим пальцем?
– Давайте решать проблемы по мере их поступления, – заявил Генрих Карлович, – начнем с ребенка. Идите!