Филе из Золотого Петушка

Донцова Дарья

Может, кто другой из литераторов и не протиснулся бы в это отверстие. Писатели – люди, в основном ведущие сидячий образ жизни, поэтому и объемы у них соответственные. Но я со своим сорок вторым размером со свистом полетела под сцену.

Под дощатым полом было темно, грязно и тихо, но через пару мгновений, в лучах проникающего из отверстия света, я увидела горшок. Потом над моей головой появилось нечто и спросило голосом Федора:

– Котя, ты жива?

– Ага, – закашлялась я.

– Шею

не сломала?

– Нет.

– А жаль, я избавился бы от тебя наконец, лапа! – в сердцах сказал рекламщик. – Вот ведь наказанье! Даже с вечно пьяным Сергеевым легче, чем с тобой!

– Я не употребляю алкоголь, – прошептала я, стукаясь головой о сцену.

– Очень зря, – посетовал Федор, – может, тебе начать пить, нюхать и ширяться? Все лучше, чем постоянно…

В этот момент я почувствовала, как по моим ногам скользнуло что-то быстрое и мягкое, и заорала во всю мочь:

– Спасите! Крысы!

– Не нервничай, пуся, – сказал Федор и исчез.

– Не кричите, – сказала крыса.

Я опустила глаза вниз и увидела смуглого брюнета, стоящего на четвереньках.

– Извините, я случайно схватил вас за ногу.

– Ничего, – пролепетала я, – мне даже приятно, здравствуйте, чудесный вечер, не правда ли?

– Немного прохладно для начала мая, – чихнул брюнет и велел:

– Пригнитесь и идите за мной, там дверца есть.

Глава 25

Без конца стукаясь головой о доски, я пошла за парнем.

Брюнет передвигался не на локтях и коленях, как мне показалось вначале. Просто ему, мужчине очень высокого роста, пришлось сильно согнуться и чуть присесть. Я же шла почти выпрямившись, правда, регулярно прикладываясь макушкой о сцену.

Наконец брюнет распахнул крошечную дверцу, кряхтя вылез наружу, заботливо вытащил меня и сказал:

– Пошли.

Мы поднялись по ступенькам и оказались на сцене.

– Сергей, – буркнул слонопотам, – поставь приз на стол, этой в руки больше не давай!

Тут только я заметила, что брюнет держит в одной руке горшок. Вид у Сергея был самый печальный, в волосах запуталась пыль, светлый костюм из бежевого превратился в темно-серый.

Я посмотрела на свои брюки. Так и есть! Тоже грязные – дальше некуда.

– Арина, – глянул на меня слонопотам и взвизгнул:

– Ой, мама!

– Я так испачкалась?

– Сядьте за стол, – пробормотал толстяк, потом выхватил из кармана носовой платок и начал вытирать лоб.

Будь он женщиной, я бы пожалела бедняжку, страдающую от климакса, но эта гора жира – мужчина. Может, у него вегетососудистая дистония?

Я пошла через сцену. Стоило мне сделать первый шаг, как над залом пролетел вздох, а потом заморгали ярко-белые вспышки.

Быть в центре общего внимания тяжко, поэтому я с трудом дочапала до места. В голове неожиданно поселилась мысль: а нужна ли мне слава? Что в ней хорошего?

И почему молчит Федор? Отчего не бьет несчастную Арину Виолову под столом ногой, не шипит, сохраняя на лице ласковую улыбку: «Ну, погоди!»

С какой стати он замер с выпученными глазами?

– Газета «Двери», – донеслось из зала, – вопрос!

Федор не реагировал. Я решила взять инициативу в свои руки и ответила:

– Пожалуйста.

– Вы швырнули приз на пол. Это протест?

Я покосилась на железный ночной горшок, который брюнет аккуратно водрузил на край стола, и с жаром воскликнула:

– Что вы! Я просто счастлива быть лауреатом премии, которую основали «Элитные лошади» и «Скаковые кролики». Кубок очень тяжелый, я не сумела его удержать, извините.

– Журнал «Пятый угол». Ваш внешний вид – это демонстрация?

– Чего? – удивилась я.

Хорошенькая брюнеточка, представлявшая журнал, скривилась.

– Ну, вы пришли на церемонию в костюме хирурга. Очевидно, хотели донести до всех некую мысль. Но какую?

У меня онемели пятки.

– В костюме хирурга?

– Да, – кивнула брюнетка, – на вас ведь пижама, в которой хирург стоит у операционного стола, или нет?

В моем желудке заворочался ледяной еж. Так вот почему замечательный наряд стоил пятьсот рублей! Понятно теперь, почему у блузона пуговицы сзади. Хирурга перед работой одевает медсестра, а ей удобней, когда застежка на спине. Ясна теперь и причина смеха продавщицы и кассирши.

Так, Федор меня убьет. Надо срочно выкручиваться.

– Я хотела дать понять, что писатель должен иметь чистые мысли, стерильные, лишенные грязи.

Брюнеточка кивнула и села. Ей на смену встал парень в бандане и футболке, утыканной булавками.

– Вы буддистка?

– Конечно, нет.

– А кто?

– Православная…

– У вас недавно скончался муж? – крикнули из дальнего угла.

– Слава богу, мой супруг жив-здоров. Почему вы спрашиваете о таких странных вещах?

Над толпой пролетел тихий смешок.

– Это из-за вашей прически, – пояснила брюнеточка, – вы всегда столь экстремально стрижетесь? Я подумала, что вы обрились в знак скорби по умершему близкому человеку.

Я машинально поднесла руку к макушке.

Пальцы нащупали что-то, похожее на жесткую щетку. Значит, стукаясь головой о доски, я в какой-то момент потеряла платок и не заметила этого. Теперь мне стало ясно, почему Федор сидит с таким видом, словно его разбил паралич!

Хотя, если подумать, ну что тут особенного!