Филин с железным крылом
Шрифт:
Вот и замечательно. Упал – отстал.
Антия еще попетляла по городу, убедилась, что за ней больше не гонятся, и дальше пошла уже спокойно. Задание выполнено. Можно не торопиться.
Вскоре угрюмые домишки Мелатона, которые смотрели на мир мутными бельмами окон, остались позади. Антия вышла в Хорнтон, приличный район с большим парком, банками и магазинами, и побрела мимо витрин, рассматривая товары. Вот ювелирный, и его витрина похожа на сказочную пещеру с сокровищами. Вот магазин модной одежды: и как, интересно, можно ходить в платьях с такими шлейфами и бантами? Должно быть, можно: это место не жаловалось на недостаток покупателей, вот они входят с горящими от нетерпения глазами и выходят с бумажными
Кажется, сердце пропустило удар. «Как я могла об этом забыть?» – устало подумала Антия.
Мир людей лежит на спине Великого Кита, который замер на поверхности Мирового океана. Но иногда Кит все-таки приходит в движение. Антия помнила, как десять лет назад, незадолго до убийства родителей, Кит проснулся и вздрогнул – тогда половину столицы разметало по камешку, и от левого крыла дворца, с его прекрасными статуями, высокими окнами и башенками, остались только развалины.
Каждый год жрецы отбирали двенадцать девушек, чтобы отправить их в подземелье. Когда двенадцать жертв сходили по ступеням вглубь пирамиды, Великий Кит принимал их, и его сон делался глубже. Он не погружался в океан, не плыл, не вздрагивал. Двенадцать дев спускались в подземелье и гибли, чтобы все остальные могли жить.
Святые. Мученицы. Спасительницы мира.
Антии было шестнадцать. Ее еще могли отобрать для церемонии.
Она медленно побрела дальше, стараясь отвлечься. Да, близок очередной день искупления. Да, жрецы снова выберут двенадцать дев – и их родители потом будут жить в богатстве и славе. Как же, семья святой, которую отправили во мрак. Да…
«Нет, – подумала Антия, словно кто-то мог ее услышать. – Нет, я не могу. У меня дядя Бриннен, он же останется один. И там совсем темно».
– Куда прешь! – закричали справа. Антия шарахнулась в сторону – задумавшись, она не заметила, как сошла на мостовую и едва не попала под колеса маршрутного мобиля. Водитель высунулся, погрозил ей кулаком – Антия скорчила ему рожу и пошла дальше. Через несколько кварталов будет синема – недавнее удивительное изобретение. Ни капли магии, только движущиеся картинки на белой ткани экрана: пару недель назад они с дядей Бринненом ходили смотреть фильм, и Антия заорала от страха, когда прямо на нее выехал поезд. Она почти сразу же поняла, что это просто живая картинка, и ей до сих пор было стыдно вспоминать свой тогдашний страх. У нее есть деньги и время, можно было зайти и посмотреть новый фильм.
Правой руке вдруг сделалось горячо. Антия опустила глаза, уже зная, что увидит, и не веря в это. Золотые линии проступали на загорелой коже, перечеркивали просвечивающие полоски вен – на запястье расцветала метка жрецов. Такая же сейчас проступала сквозь кожу у еще одиннадцати девушек по всей Таллерии.
– Нет… – бессильно выдохнула Антия. – Нет, пожалуйста, нет. За что?
Мальчишки, которые наклеивали плакаты, обернулись на нее.
– Джен, ты глянь, – оторопело пробормотал один. – Выбрали уже! Святая!
Сердце Антии рухнуло куда-то во тьму. Глазам было больно смотреть. Она принялась отчаянно тереть по метке – понимала, что ее не счистить, но не могла остановиться.
Неужели это все? За что?
Антия хотела заплакать, но слез не было.
– Святая, – повторил второй мальчишка и проворно опустился на колени.
Антия добралась до дома через час. Запястье жгло, она все терла и терла метку, и люди, которых она встречала на пути, благодарно кланялись ей. Кто-то дотронулся до края одежды. Кто-то вставал на колени. Кто-то подвел круглощекого малыша для благословения, и Антия отшатнулась от него, как от чумного.
– Святая! – услышала она, и слово хлестнуло ее, как кнут. На мгновение Антию накрыла злость. Они-то все останутся живы. Эта женщина так и будет продавать яблоки, эти дети в дорогих костюмчиках так и будут гулять со своей нянюшкой, этот молодой клерк так и будет полировать свой мобиль в свободное от службы время.
А ее бросят во мрак, чтобы мир устоял. О ней забудут, как только закончится церемония.
Метка не стиралась.
Возле дома Антия увидела несколько мобилей с королевскими гербами на дверях – черные, сверкающие, они были похожи на притаившихся хищников. Уже пришли. Быстро же.
На негнущихся ногах Антия поднялась по лестнице, толкнула дверь и услышала:
– …мы обеспечим вас всем, что понадобится. Новые протезы, я полагаю? Дом получше? Мобиль? Министерская пенсия?
В доме было не протолкнуться. Какое-то время Антия видела только черные с золотым мундиры чиновников. Вот за спинами мелькнул алый язык жреческого одеяния – и эти тоже здесь. Пришли забрать жертву.
– Да, это не помешало бы, – Антия даже удивилась тем ноткам, которые прозвучали в голосе дяди Бриннена. Это говорил офицер, прошедший войну, а не жалкий калека, который пересчитывал монетки, чтобы дотянуть до очередного скудного пенсиона. – Когда Антию заберут?
Алая мантия шевельнулась, и все люди, набившиеся в комнату, обернулись и, увидев Антию, опустились на колени, склонив головы. Антия видела, какие почести оказывают святым девам, но никогда не думала, что окажется на месте одной из них.
Дядя Бриннен остался стоять. Седой, угрюмый, долговязый, с глубоким шрамом на смуглой щеке, он опирался на трость, и было видно, что ему тяжело и горько. Антия не поняла того взгляда, которым он смотрел на нее.
– Здравствуйте, Антия. – Жрец был молодым, но, судя по количеству браслетов на руках, уже успел занять очень высокое положение. Возможно, именно он толкнет Антию в спину, отправляя в подземелье. Антия почти чувствовала его холеную тонкую руку у себя между лопаток. – Мы рады восславить одну из избранных дев, которая спасет наш мир. Наша благодарность вам невыразима. Ваш великий подвиг навсегда останется в наших сердцах.
В носу защипало. С каким удовольствием Антия сейчас сгребла бы эту алую ткань, тряхнула бы этого служителя Неба и прошипела в его светлокожее равнодушное лицо: «Я жить хочу, сволочь ты такая! Жить, а не подыхать во тьме!»
Дядя Бриннен мазнул пальцем по кончику носа. Это был их давний знак: делай вид, что все в порядке, я знаю, как нам быть.
«Ничего ты не знаешь, дядя Бриннен», – с горечью подумала Антия и сказала с тем королевским достоинством, которое все-таки умудрилась сберечь за годы жизни в трущобах:
– Это неожиданно.
Жрец прикрыл глаза. Кивнул.
– Я понимаю, Антия. И во многом разделяю ваши чувства. Эвион, владыка Таллерии, не оставит вашу семью. Ваш воспитатель до конца своих дней будет обеспечен всем необходимым. Он разделит все почести, которые полагаются вам.
– Они не вернут ему ноги, – сдержанно ответила Антия. – Я сейчас хочу побыть со своим дядей, если вы не против. Когда все начнется?
Она вдруг подумала, что столько людей приходит потому, что избранная дева может начать сопротивляться и ее понадобится вразумить чем-нибудь тяжелым поперек спины. Вряд ли есть те, кто с песнями отправляется по ступеням во мрак, – значит, придется применить силу.