Фильм Андрея Тарковского «Cолярис». Материалы и документы
Шрифт:
Послушай, — привстав на локте, сказал Крис, — речь идет о ликвидации станции. Я, собственно за этим и послан. Если я представляю отчет, ты подпишешь его?
Тебе надо как можно скорее включиться в исследования, — уклончиво ответил Снаут.
– Эпоха героической борьбы, смелых экспедиций кончается. Наступает время будничной, незаметной работы.
Комнату наполняла темнота.
Ночь - лучшее время суток здесь, — сказал Крис, — темнота чем-то напоминает Землю.
Надо прикрепить к вентилятору полоски бумаги - ночью это напоминает шорох листьев в ненастную
Снаут взял со стола лист бумаги и принялся возиться у вентилятора. Потом нажал кнопку. Бумага зашелестела и, действительно, нечто похожее на шорох листьев наполнило комнату.
Словно осенью, — тихо сказал Крис, — или ненастным летом.
Это изобретение Гибаряна, — сказал Снаут.
– Просто, как все гениальное. Я принял сразу. Сарториус издевался над нами, но у него тоже есть такая штука. Он прячет ее в шкафу.
Скоро взойдет голубое солнце, — сказал Крис.
– Какая здесь короткая ночь!
Два часа, — сказал Снаут.
– Терпеть не могу голубой день. Он меня раздражает.
Он пошел к двери.
Тебе надо отдохнуть, — сказал он.
– Приходи потом в библиотеку. Там, на столе, я оставил тебе список книг, которые надо прочесть в первую очередь.
Скрипнула дверь. Крис полежал некоторое время, откинувшись на подушку. Потом закрыл глаза и задремал. Послышался шорох и тихий скрип.
Это ты, Снаут?
– спросил Крис.
– Блокнот забыл? Он на столе.
Крис, — донесся тихий голос, почти шепот.
– Ты здесь? Так темно!
Крис помедлил, разглядывая неясную в темноте фигуру.
Иди сюда, — тихо сказал он, — не бойся...
Конец 1-й части4.
4 Вписано в машинописный сценарий от руки.
ll-я часть.
Крис лежал на спине. Комната была теперь голубая. Он тяжело и устало дышал, влажный и полусонный.
Рука затекла?
– шепотом спросила Хари. .
Крис обнял ее за плечо. В это мгновенье он увидел два платья, совершенно одинаковых, висевших на спинке кресла.
Хари в его полосатом халате возилась у шкафчика с посудой.
Крис осторожно подошел к двери, отворил ее и выскочил в коридор. Звон посуды в комнате прекратился. Крис ждал, вцепившись в ручку двери. Резкий рывок чуть не вырвал ее из рук, но дверь не отворилась, а лишь прогнулась и начала трещать. Ошеломленный Крис попятился. Покрытие откалывалось, обнажая сталь косяка. Вдруг он понял: вместо того чтобы отворить дверь в коридор, она тянула дверь на себя, пытаясь открыть ее в противоположную сторону.
Ручка, вырванная из гнезда, отлетела в сторону. В отверстии показались порезанные руки, и полумертвое существо бросилось к Крису на грудь, задыхаясь от слез, а затем стало медленно оседать на пол.
Крис, не помня себя, подхватил Хари и понес ее в комнату. Л ихорадоч- но начал рыться в аптечке. У него дрожали руки, и он никак не могу найти нужное лекарство.
Сейчас, — повторял он, — потерпи, я сейчас...
Он подбежал к Хари и остановился, потеряв дыхание: лекарства были не нужны. Раны исчезли, ладони
Крис сел.
Зачем ты это сделала, Хари?
– тихо спросил он.
Я увидела, что тебя нет, и испугалась, — вся дрожа, сказала Хари.
– А, может быть, я больна? Может быть, у меня эпилепсия?
Прости меня, — сказал Крис и крепко обнял ее.
Она положила голову ему на грудь, тихая и счастливая.
И снова был красный день. Огромный диск висел над красными волнами. В комнате все было аккуратно прибрано, чувствовалось присутствие женщины. Стол был застелен свежей скатертью, и стояли два 60- кала, откупоренная бутылка вина и замороженные фрукты.
Мы улетим отсюда, — говорил Крис, — обязательно улетим.
Он усадил Хари в кресло и, поцеловав ей руку, достал из-за шкафа проектор.
Пока он укреплял экран, Хари сидела и грызла апельсин.
Он включил аппарат, и на экране возникли родные места: озеро, болотистая заводь, мать, отец, их дом, снова луг, виноградник.
Крис смотрел со все возрастающим волнением. Хари же - с любопыт-
ством, которое, однако, становилось все [более] напряженным. Удивление, отчаяние, радость, напряженное внимание, восторг, ужас, покой, страх с необычайной быстротой сменялись на ее лице. Источники всего этого были словно в ней и вне ее. C чем-то она боролась, куда-то стремилась, о чем-то думала.
— Не надо, — сказала Хари, — хватит.
Крис выключил аппарат.
Очень болит голова, — прошептала Хари, — Лучше потом.
Кельвин подошел к окну и заглянул вниз. Океан активизировался. Глубоко под его поверхностью темнел плоский широкий круг с рваными краями, как бы залитой смолой. Через некоторое время круг начал делиться на части, все более расчленяться и пробиваться вверх. Кальвину казалось, что под ним происходит страшная борьба, потому что со всех сторон мчались похожие на искривленные губы, затягивающиеся кратеры, бесконечные ряды кольцевых волн громоздились над колеблющимся в глубине черным призраком и, вставая на дыбы, обрушивались вниз. Каждому этому броску сотен тысяч тонн плазмы сопутствовал растянутый на секунды липкий, как бы чавкающий гром, который проникал и даже сквозь стены станции. Постепенно темное чудовище оказалось загнанным в глубину, каждый еле- дующий удар сплющивал его, расщеплял; от отдельных хлопьев, свисающих, как намокшие крылья, отходили продолговатые гроздья, которые сплавлялись друг с другом и плыли вверх, увлекая за собой как бы приросший к ним раздробленный материнский диск. Над океаном клубился туман.
Кальвин почувствовал головокружение и задернул занавеску.
Тишину нарушил прерывистый зуммер внутреннего телефона.
Здравствуй, Крис, — сказал Снаут.
Здравствуй, — тихо сказал Крис.
Тебя плохо слышно, — сказал Снаут, — говори погромче.
Не могу, — сказал Крис, покосившись на Хари.
У тебя кто-нибудь есть?
– помолчав, спросил Снаут.
Да.
Сарториус просил нас быть через час в операционной, — сказал Снаут.
Хорошо, — сказал Крис, — я попробую.