Филологический анализ текста. Учебное пособие.
Шрифт:
Усилению непосредственного «голоса» повествователя из прошлого способствует концентрация характерологических средств, создающих эффект недостаточных знаний его об окружающем, неполноты информации, которой он обладает (речевые средства выражения неопределенности, недостоверности, вопросы и т.п.): И вот является кто-то в платке и в чепце, все так, как я никогда не видел, но я узнаю, что это — та самая, кто всегда со мной (няня или тетка, я не знаю), и эта кто-то говорит грубым голосом (Л. Толстой. Моя жизнь); Боже мой! Какое смешение понятий произошло в моей ребячьей голове! За что страдает больной старичок, что такое злой Мироныч, какая это сила — Михайлушка и бабушка ? (С. Аксаков. Детские годы Багрова-внука).
Синхронность же временной позиции повествователя и воссоздаваемой
Соотношение сфер повествователя в прошлом и настоящем в автобиографическом тексте может носить разный характер: либо на первый план выступает повествователь, вспоминающий прошлое, либо передается его непосредственный «голос» в детстве и юности, в структуре текста может устанавливаться и динамическое равновесие обоих взаимодействующих планов. Типологические приемы, характерные для организации автобиографических произведений, сочетаются с индивидуально-авторскими приемами построения текста, организующими его образный строй.
Структура повествования в автобиографической прозе исторически изменчива: так, в литературе XX в. резко возрастает роль средств, отражающих субъективность изложения, все большее значение приобретают временные смещения, устанавливающие план непосредственного наблюдателя — очевидца и участника событий прошлого, утверждается принцип ассоциативного сцепления эпизодов, сцен, воссоздающих прерывистые воспоминания повествователя. Так строятся, например, произведения В. Катаева, Ю. Олеши и др.
Итак, рассмотрение речевых средств, закрепленных за определенной жанровой формой, позволяет раскрыть существенные особенности повествования и пространственно-временного континуума произведений, выявить некоторые закономерности лексико-семантической организации текстов.
«Исследователю, — замечает С.С. Аверинцев, — теория литературы не озаботилась дать достаточно четкую сеть координат для измерения» [60] объема понятия «жанр». Один из возможных путей уточнения этого понятия — учет речевых средств, которые в процессе становления жанра оформляются в определенную систему его сигналов и затем, меняясь с течением времени, служат его отличительными приметами. Их рассмотрение помогает раскрыть динамику стабильного — нестабильного, устойчивого — подвижного, стандартного (типового) — индивидуального в литературном творчестве и способствует интерпретации текста. В процессе филологического анализа текста, таким образом, необходимо не только определить жанр произведения или (чаще) показать взаимодействие разных жанров, но и выявить различные их сигналы, рассмотреть преобразование исходной жанровой формы и связанные с этим эстетические эффекты.
60
Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. — М., 1986. — С. 105.
Рассмотрим более подробно особенности жанровой формы автобиографии и ее преобразование в конкретном тексте — «Других берегах» В. Набокова.
«Другие берега» В.В.Набокова: жанровое своеобразие текста
Книга воспоминаний В.В.Набокова «Другие берега», вышедшая в свет в 1954 г., по определению автора, «является систематически соединенным скоплением личных воспоминаний, географически простирающихся от Санкт-Петербурга до Сант-Наза-ра и охватывающих тридцать семь лет, с августа 1903 до мая 1940 г; с немногими вылазками в более поздние пространственно-вре-менные точки» [61] . В предисловии к «Другим берегам» В.В. Набоков сам определил авторские интенции — «цель» произведения: «описать прошлое с предельной точностью и отыскать в нем полнозначные очертания, а именно: развитие и повторение тайных тек в явной судьбе» [62] . Согласно авторской оценке, это амбивалентный «гибрид автобиографии и романа».
61
Набоков В.В. Pro et contra: Антология. — СПб., 1997.
62
Там же. — С. 94.
В «Других берегах» особенно ярко проявились основные черты стиля Набокова: поразительное лексическое богатство, взаимодействие тропов разных типов, определяющее сложность и многомерность художественных образов, языковая игра, в которую вовлекается читатель, смысловая плотность текста. Это произведение развивает те новые тенденции в жанре автобиографии, которые проявились в прозе XX в.: взаимодействие собственно автобиографии с воспоминаниями, прерывистость и нелинейность которых обусловливает ассоциативность повествования, мозаичность композиции, совмещение разных пространственных и временных планов, семантическую множественность «я» повествователя, проявляющуюся в своеобразном раздвоении, «расслоении" его на «я» в прошлом и «я» в настоящем.
«Другие берега» Набокова, пожалуй, наиболее ярко воплотил» новые приемы построения текста автобиографического произведения, характерные для развития этого жанра в XX в. «Я» повествователя не только характеризуется здесь семантической множественностью, но и подвергается своеобразному отчуждению: тексте возникает «двойник» повествователя, что подчеркивает временную дистанцию, разделяющую его прошлое и настоящее:
Как попал я сюда? Точно в дурном сне, удалились сани, оставив стоящего на страшном русском снегу моего двойника в американском пальто на викуньевом меху. Саней нет как нет; бубенчики их — лишь раковинный звон крови у меня в ушах. Домой — за спасительный океан! Однако двойник медлит. Все тихо, все околдовано светлым диском над русской пустыней моего прошлого. Снег — настоящий на ощупь; и когда наклоняюсь, чтобы набрать его в горсть, полвека жизни рассыпается морозной пылью у меня промеж пальцев [63] .
63
Все цитаты приводятся по изданию: Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. — М., 1990. – Т. 4.
Формы первого лица, как видим, сочетаются с формами третьего лица. Наряду с ними употребляются формы второго лица, которые выполняют ту же функцию и приближают повествований к диалогу двух разных ипостасей «я», ср., например:
После некоторых таких схваток со стихией глянцевитый беньер вел тебя, — отдувающегося, влажно сопящего, дрожащего от холода, — на укатанную отливами полосу песка, где незабвенная босоногая старуха... быстро снимала с веревки и накидывала на тебя ворсистый плащ с капюшоном. В пахнущей сосной купальной кабинке принимал тебя другой прислужник...
Чередованиям форм лица в субъектной организации текста соответствует множественность его адресатов. Наряду с внешним адресатом — читателем, обращения к которому представлены в произведении, в «Других берегах» есть и внутренний адресат, который определяется в главе XIV текста: «О, как гаснут — по степи, по степи, удаляясь, годы!» Годы гаснут, мой друг, и когда удалятся совсем, никто не будет знать, что знаем ты да я. Начиная именно с главы XIV, в тексте широко используются формы адресации (обращения, формы местоимений 2-го лица), меняется и характер обозначения повествователя: авторское «я» дополняется формой «мы». Выделение внутреннего адресата — жены автора — усиливает лирическую экспрессию текста и его диалогичность.
Автобиографическое повествование Набокова сохраняет «память жанра», однако для «Других берегов» характерен ассоциативно-свободный принцип построения автобиографического текста, композиционные части его неравномерны и по объему представленной в них информации, и по охвату времени (так, детально описанным впечатлениям детства и юности, проведенным в России, соответствует сжатие времени, обобщение и убыстрение темпа повествования в главах, посвященных эмиграции).
В основе «Других берегов» — взаимодействие двух жанров: автобиографии и воспоминаний — и игра с их образными формулами. Ключевым в тексте «Других берегов» является слово память. По подсчетам исследователей [64] , оно 41 раз используется в этом произведении. Слово память в русской художественной речи входит в разные образные параллели: память — хранилище, память — книга, память — пластинка, память — птица, память — водоем и др., ср.: И событьем за событьем / льется памяти струя (П.Вяземский); О память! Верным ты верна. / Твой водоем на дне колышет знамена, лица, имена... (Н. Крандиевская); Но в книге памяти с задумчивым вниманьем / Мы любим проверять страницы о былом (П. Вяземский); Далее, память! Крылом, тихо веющим, / Образ навей мне иной... (В.Соловьев); Снова сердцу у разбитого корытца / Презрительно тосковать, /Ив пепельнице памяти рыться, / И оттуда окурки таскать! (В. Шершеневич); В кладовых нашей памяти заложено неисчислимое количество впечатлений (В. Домогацкий).
64
См.: Кусаинова Т. С. Память как одно из ключевых понятий в лексической организации текста романа «Другие берега» В.Набокова // Джансугуровские чтения. — Талдыкурган, 1996. — С. 141—146.