Философия истории
Шрифт:
Признавая факт создания маржинализма на основе обобщения данных, относящихся к капитализму, сторонники этой концепции в то же время утверждают, что она является не специальной теорией капиталистической экономики, а теорией экономики вообще, универсальной экономической теорией, в одинаковой степени применимой к любой экономической системе.
И внешне маржинализм действительно выступает как универсальная теория, не несущая в себе ничего специфически капиталистического. Исходный пункт его — не понятия товара, товарообмена и рынка, как в теориях классической политэкономии, а положение об ограниченности числа благ (вещей, услуг) и необходимости их экономного использования. Но это только внешне. В действительности же маржинализм представляет собой своеобразное, крайне абстрактное выражение капиталистических и никаких иных экономических отношений.158 Подробно об этом см.: Семенов Ю.И. Теоретические
Маржиналисты прямо не отрицают существование и иных, кроме капиталистической, экономических систем. Но когда формальные экономисты настаивают на том, что их теория универсальна, то тем самым они отрицают качественное различие между экономическими системами, сводят его к различиям в степени, к количественному различию. А так так их теория выражает реалии лишь капиталистической экономики, то тем самым они практически сводят все экономики в конечном счете к капиталистической.
В период перестройки и после него взгляды западных экономистов по рассматриваемому вопросу были подхвачены и стали упорно пропагандироваться и навязываться нашему обществу не только журналистами, всевозможного рода публицистами, но и специалистами в области экономики. Причем пропагандироваться ими стали не утонченные взгляды маржиналистов, а самые примитивные. Одни утверждали, что никакой экономики, кроме рыночной, капиталистической, вообще быть не может. Другие допускали существование наряду с естественной капиталистической системой систем искусственных, неестественных. Третьи умудрялись сочетать первую точку зрения со второй.
Выше (3.9.4) уже была рассмотрена концепция Л.М. Тимофеева, вызванная к жизни потребностью оправдать коррупцию и выставить коррупционеров в роли благодетелей. Коррупцию в России оправдывают далеко не все, но все три перечисленные выше точки зрения имеют у нас массу сторонников.
Вот, например, что писал доктор экономических наук (ныне — член-корр. РАН) Николай Петрович Шмелев еще в 1989 г.: «...Законы природы и законы экономики — это одно и тоже... Либо сила, либо рубль — иного выбора в экономике не было и нет от века, от Адама и до наших дней. Не мы первые (и не мы последние), кто пытался сделать ставку на силу... Люди жили до нас и будут жить после нас. И неужели мы еще недостаточно убедились, что стимулы к добросовестному, творческому труду везде, во всем мире, одинаковы, будь то Америка, или Япония, или Европа, или Соломоновы острова? Да-да — одинаковы!».159 Шмелев Н.П. Либо сила, либо рубль // Знамя. 1989. № 1. С. 129-130.
Исходя из такого убеждения, Н.П. Шмелев устраивает головомойку египетским фараонам, которые вместе того, чтобы следовать законам рынка, силой принуждали людей строить совершенно нерентабельные пирамиды. И Рим просуществовал всего каких-то 12 веков лишь потому, что вместо рубля сделал ставку на силу. Остается при этом совершенно непонятным, какая же сила заставила пренебречь рублем Адама и Еву, т.е. первобытных людей.
Сходных мнений придерживается и другое светило нашей экономической науки — академик Николай Яковлевич Петраков. На первых страницах книги «Русская рулетка. Экономический эксперимент ценой 150 миллионов жизней» (М., 1998) он категорически утверждает, что рынок органически присущ экономике, что экономика без рынка невозможна.160 Петраков Н.Я. Русская рулетка. М., 1998. С. 7-9.Снова возвращаясь к этому вопросу, он пишет: «Выше мы уже имели основания поверить в неизбежность рынка как формы существования экономики. Рынок невозможно отменить, закрыть, уничтожить, как невозможно отменить заход и восход Солнца, пока существуют Земля и Солнце».161 Там же. С. 36.
Но одновременно мы узнаем, что рынок возник не сразу, что «он представляет собой одно из важнейших достижений цивилизации».162 Там же. С. 43. См. также С. 7.Далее сообщается, что «тот или иной строй экономических отношений отличается от другого (например, первобытно-общинный от рабовладельческого, феодальный от буржуазного) мотивацией поведения участников хозяйственного процесса. Это — основополагающий момент».163 Там же. С. 50.Но ведь если экономика может быть только рыночной, то никаких других мотивов хозяйственной деятельности, кроме рыночных, быть не должно. Именно из этого исходил Н.П. Шмелев, когда утверждал, что стимулы к труду везде одинаковы. Он, по крайней мере, в этом был последователен, чего не скажешь о Н.Я. Петракове, который, кстати, в другой своей работе писал о наличии у человека «естественного, органически соответствующего природе человека импульса» к продолжению производственной деятельности.164 Петраков Н. От экономических фетишей к логике свободной экономики // Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 1992. С. 6.
Таким образом, у Н.Я. Петракова в «Русской рулетке» получается, что, с одной стороны, экономика может быть только рыночной и ни какой иной, а с другой — могут существовать и существуют качественно различные экономики: первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, буржуазная, в которых действуют разные мотивы хозяйственной деятельности.
Буржуазная экономика — бесспорно рыночная, в ней действуют рыночные стимулы. В других экономиках действуют иные, выходит, нерыночные мотивы. Значит, они являются нерыночными экономиками. И, наконец, Н.Я. Петраков прямо признает, что в СССР не было рынка, что советская экономика был нерыночной, безрыночной.165 Петраков Н. Русская рулетка. С. 194-195 и др.Выходит, что восход и заход солнца можно все же отменить.
Стремясь обосновать взгляд на рыночную экономику как единственно могущую существовать, Н.Я. Петраков заявляет, что в противном случае пришлось бы допустить, что рынок есть «историческая случайность или промежуточная форма экономических отношений».166 Там же. С. 8.Но рынок — явно не случайность и не промежуточная форма экономических отношений. Отсюда вывод, что рынок — всеобщ и вечен.
Но ведь возможен и еще один ответ: рыночная экономика —закономерно возникшая историческая стадия в развитии человеческой экономики. И только такой ответ согласуется с фактическим материалом. Как уже отмечалось, нельзя смешивать экономику с рынком и рыночную экономику. Рынок возник довольно давно, а рыночная экономика, а таковой является только капиталистическая, появилась всего лишь пять, самое большое шесть веков тому назад, причем долгое время она существовала лишь в одной ограниченной области земного шара. А капиталистической экономики предшествовало несколько качественно отличных от нее экономических систем. И некоторые из них к настоящему времени довольно детально изучены. В частности, это относится к первобытной экономике.
3.13.6. Экономическая этнология (экономическая антропология)
В 20-е годы XX в. в рамках этнологии (социальной антропологии) возникла и оформилась научная дисциплина, специальным объектом исследования которой стали экономические отношения первобытного (собственно первобытного и предклассового) общества. На Западе она получила название экономической антропологии (economicanthropology), в нашей науке — экономической этнологии или этнографии.
Как это ни странно, но в нашей стране, в которой, казалось бы, господствующим было материалистической понимание истории, экономической этнологии внимания почти что не уделялось. На Западе же экономическая антропология стала усиленно развиваться.
Можно назвать труды, которые были вехами в развитии этой дисциплины: «Аргонавты Западного Тихоокеанья» (1922; готовится русск. перевод) Бронислава Каспара Малиновского; «Экономика ифугао» (1922) Роя Франклина Бартона (1883 — 1947); «Первобытная полинезийская экономика» (1939) Раймонда Ферса; «Экономическая антропология. Экономическая жизнь примитивных народов» (1940, 1952, 1965) Мелвилла Джина Херсковица; «Черная Византия. Королевство Нупе в Нигерии» (1942) Зигфрида Фридерика Наделя (1903 — 1956); «Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени» (1944; русск. перевод: СПб., 2002) Карла Поланьи; работы Джорджа Дальтона, составившие книгу «Экономическая антропология и развитие. Очерки примитивной и крестьянской экономики» (1971); «Общество Соломонового острова. Родство и лидерство среди сиуаи Бугенвиля» (1955) Дугласа Оливера; «От камня к стали. Экономические последствия технологической перемены на Новой Гвинее» (1962) Ричарда Франка Солсбери; «Экономика папуасов капауку» (1963) Леопольда Ярослава Посипсила; «Экономика тив» (1968) Пола Бояннана и Лауры Бояннан; «Экономика каменного века» (1972; русск. перевод: М., 1999) Маршалла Салинза; «Кунг Сан. Мужчины, женщины и труд в охотничье-собирательском обществе» (1979) Ричарда Боршая Ли.
За время существования экономической антропологии, и особенно в 60 —70 годы, когда эта дисциплина пережила подлинный бум, был накоплен поистине гигантский фактический материал, который настоятельно потребовал теоретического осмысления и обобщения. В результате в западной экономической этнологии возникли два основных идейных течения, между которыми развернулась упорная борьба.
Сторонники первого из них исходили из того, что различие между капиталистической и первобытной экономиками носит не качественный, а лишь количественный характер, и поэтому как к той, так и к другой в одинаковой степени применима формальная экономическая теория, или маржинализм. Они получили название формалистов.