Философия истории
Шрифт:
Отстаивая важную или даже решающую роль экономики, часть сторонников историко-экономического направления одновременно выступала с критикой марксистского материалистического понимания истории. Для некоторых из них этот был способ отвести от себя обвинение в сочувствии марксистским идеям преобразования общества. Другие сторонники «экономизма» в конце концов пришли к пониманию огромной ценности исторического материализма.
Е.В. Тарле в уже упоминавшейся выше статье дал высокую оценку марксову материалистическому пониманию истории. «Как философская система, — писал он, — исторический материализм далеко не всегда, может быть (при состоянии нынешних исторических знаний), проведен со всей последовательностью и доказательностью, но, как метод, он дал и продолжает давать весьма плодотворные результаты... ученые же, даже не разделяющие материалистического воззрения, приучились отчасти под влиянием этого течения с особым вниманием относиться к пренебрегавшейся ими до тех пор хозяйственной истории».202 Тарле Е.В. Указ. раб. Стлб. 741.А
Как ни оценивать взгляды отдельных представителей историко-экономического направление, которое возникнув в второй половине XIX в., продолжало существовать и в XX в., совершенно ясно, что, по крайней мере, часть их считала экономику определяющим, решающим фактором истории.
Таким образом, если относить к экономическому детерминизму любую концепцию, считающую экономику определяющим фактором в развитии общества, то материалистическое понимание истории выступит всего лишь как одно из его направлений.
Но все же главная причина отказа если не всех, то значительной части марксистов от термина «экономический детерминизм», заключается в том, что экономический детерминизм нередко стал истолковываться как учение, которое рассматривает экономику в качестве единственного фактора истории, причем такого, который автоматически и полностью, до мельчайших деталей определяет все остальные стороны жизни общества, лишая их даже тени самостоятельности. Для обозначения такого понимания общества и истории, кроме приведенного выше словосочетания, применяется также и термин «экономический материализм», а еще чаще — «вульгарный социологизм».
Если не все, то многие «вульгарные социологисты» и считали себя, и объявляли себя марксистами. Но их взгляды не были марксистскими даже тогда, когда они клялись именем Маркса. Некоторые из них пытались без остатка вывести все явления духовной жизни общества даже не из социально-экономических отношений, а из организационно-трудовых, а то и просто уровня развития техники производства.
Подобные интерпретации исторического материализма появились еще при жизни К. Маркса. По свидетельству Ф. Энгельса, великий мыслитель, ознакомившись с такого рода «марксизмом», сказал однажды П. Лафаргу: «Ясно одно, что я не марксист».204 Энгельс Ф. Письмо Э. Бернштейну, 2-3 ноября 1882 г. // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 35. С. 234.И к этому вопросу Ф.Энгельс обращался неоднократно. «Вообще для многих писателей Германии, — писал он в письме Конраду Шмидту 5 августа 1890 г., — слово «материалистический» является простой фразой, которой называют, что угодно, не давая себе труда заняться дальнейшим изучением, т.е. приклеивают этот ярлычок и считают, что эти вопрос решен. Однако наше понимание истории есть прежде всего руководство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер гегельянства. Всю историю нужно изучать заново, надо исследовать в деталях условия существования различных общественных формаций, прежде чем попытаться вывести из них соответствующие им политические, частноправовые, эстетические, философские и религиозные и т.п. воззрения».205 Энгельс Ф. Письмо К. Шмидту, 5 августа 1890 г. // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 37. С. 371.Детально эту проблемы он рассматривает в письме к Йозефу Блоху 21 — 22 сентября 1890 г. Ограничусь здесь приведением лишь небольшого отрывка из него: «Я определяю Ваше первое основное положение так: согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, но Маркс большего никогда не утверждали. Если кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную бессмысленную фразу».206 Энгельс Ф. Письмо И. Блоху, 21-22 сентября 1890 г. // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 37. С. 394.Снова возвращается он к данной проблеме в письмах Конраду Шмидту 27 октября 1990 г. (Соч. Изд. 2-е. Т.37), Августу Бебелю 16 марта 1892 г. (Т. 38), Ф. Мерингу 14 июля 1893 г. (Т. 39), В. Боргиусу 25 января 1894 г. (Т. 39).
Вульгарный социологизм получил распространение и в России. Одним из первых вступил на этот путь уже известный нам A.A. Богданов. Такого рода подход достаточно четко проявился в его статье «Авторитарное мышление» (Богданов А. Из психологии общества. СПб., 1906) и в работе «Эмпириомонизм» (Кн. 3. СПб., 1906). Отправляясь от идей A.A. Богданова, считавший себя марксистом Владимир Михайлович Шулятиков (1872 — 1912) написал книгу «Оправдание капитализма в западноевропейской философии. От Декарта до Э. Маха» (М., 1908). Она была жестоко раскритикована В.И Лениным. «Вся книга, — писал последний, — пример безмерного опошления материализма... Карикатура на материализм в истории. А жаль, ибо есть стремление к материализму».207 Ленин В.И. Философские тетради // Полн. собр. соч. Т. 29. С. 74.Во многом вульгарно-социологический характер носили труды известного русского историка Николая Александровича Рожкова (1868 — 1927) «Обзор русской истории с социологической точки зрения» (Ч. 1—2. СПб., 1902 — 1905) и «Русская история в сравнительно-историческом освещении» (Т. 1 —12. Л.-М., 1918 — 1926).
Вульгарный социологизм проявился не только в философии и историологии, но и в литературоведении. Примером могут послужить работы Василия Афанасьевича Кельтуялы (1867 —1942) «Курс истории русской литературы» (Кн. 1—2. СПб., 1906 — 1911; 2-е доп. изд. Ч. 1. Кн. 1. СПб., 1913), «Историко-материалистическое изучение литературного произведения» (Л., 1926), «Метод истории литературы» (Л., 1928); Владимира Максимовича Фриче (1870 — 1929) «Очерк развития западно-европейской литературы» (М. 1922 и др. изд.), «Социология искусства» (М.-Л., 1926); Валерьяна Федоровича Переверзева (1882 — 1968) «Творчество Гоголя» (М., 1914 и др. изд.), «Необходимые предпосылки марксистского литературоведения» (Литературоведение. Сб. статей. М., 1928.), «Проблемы марксистского литературоведения» (Литература и марксизм. 1929. № 2) и др. В области лингвистики вульгарный социологизм нашел свое выражение в «новом учении о языке», созданном академиком Николаем Яковлевичем Марром (1864 — 1934). Чтобы в этом убедиться, не нужно просматривать все пять томов его сочинений (Избранные работы. Т. 1—5. Л., 1933 — 1937), достаточно ознакомиться с книгой «Вопросы языка в освещении яфтической теории. Избранные отрывки из работ акад. Н.Я. Марра» (Библиотека ГАИМК. № 9. Л., 1933)
Марксизм никогда не считал экономику единственным фактором истории. Для него несомненным было, что в истории действуют многие факторы, среди которых экономический в конечном счете является определяющим. Материалистическое полимание истории никогда не отрицало, хотя и относительной, но тем не менее огромной самостоятельности духовной, политической и иных сфер общественной жизни. Если толковать экономический детерминизм столь примитивно, как это нередко делают, то материалистическое понимание истории к нему не может быть отнесено, как и многие другие концепции, в которых экономика рассматривается в качестве главного фактора общественного развития.
Кстати, именно такое примитивное понимание экономического детерминизма, а тем самым и материалистического понимания истории и было одной из причин критики марксизма со стороны ряда сторонников историко-экономического направления. Так, например, В.К. Пискорский, сказав во вводной лекции к курсу всеобщей истории, прочитанной в 1906 г., что «ни одна теория не оказала таких огромных услуг исторической науке, как учение о том, что не сознание людей определяет их бытие, а напротив, их общественное бытие определяет их сознание, что во всякую эпоху господствующая форма производства и обмена служит основанием для социального, политического и умственного развития»208 См.: Пискорский В.К. О предмете, методах и задачах науки всеобщейистории. Казань, 1906. С. 10., в то же время упрекнул материалистическое понимание истории за недооценку роли идей и нравственных мотивов.209 Там же. С. 11.
Столь же противоречиво и отношение к историческому материализму другого крупного историка — Д.М. Петрушевского. С одной стороны, он дает ему самую высокую оценку. «Таким образом, — писал он в 1907 г., — и привлечение к историческому исследованию с чисто социологическими целями материальной стороны исторического процесса (экономических и социальных отношений), и постановка вопроса о генезисе идей как продукта общественного процесса, попытка... вскрыть под идеями, как под символами, интересы составляющих общество социальных групп — это здоровая неумирающая сторона марксистского движения, это крупная заслуга так называемого исторического, или экономического материализма. Это была настоящая социологическая программа, открывавшая широкие научные перспективы, и как общую методологическую программу ее следует и понимать, и в этом смысле материалистическая доктрина еще долго будет служить богатым источником плодотворных импульсов для исследования общественной эволюции...».210 Петрушевский Д. Очерки из истории средневекового общества и государства. М., 1907. С. 12.С другой же стороны, Д.М. Петрушевский буквально тут же обвиняет исторический материализм в стремлении свести все многообразие общественных явлений к одной лишь экономике.211 Там же. С. 10-12.
И как бы отвечая этим двум ученым, Е.В. Тарле в своих лекциях 1908 г., убедительно показав всю несостоятельность выдвигаемых против исторического материализма возражений, заключил: «Такого рода девять десятых тех недоразумений, девять десятых тех укоров, которые этой доктрине выставляются».212 Тарле Е.В. Всеобщая истории... С. 100.
Традиции историко-экономического направления развивали и развивают многие современные западные исследователи, не принадлежащие к числу марксистов. Среди них прежде всего следует отметить бельгийского историка Анри Пиренна (1862 — 1935), вначале русского, а затем американского историка Михаила Ивановича Ростовцева (1870 — 1952), американского экономиста и социолога Эдвина Роберта Андерсона Селигмена (1861 —1938), американского историка Чарльза Остина Бирда (1874 — 1948), английских историков и экономистов Ричарда Генри Тоуни (1880—1962), Джона Дугласа Хоурда Коула (1889-1959), Михаила Постана (1898/9-1981), французского социолога и экономиста Франсуа Симиана (1873 — 1935), французских историков Альбера Матьеза (1874 — 1932), Жоржа Лефевра (1874 — 1959), Эрнеста Камилла Лабрусса (1895-1989), Жана Бувье.