Философия в будуаре

де Сад Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа

Эта шлюха уже давно доводит меня... поистине... Вы понимаете меня? Что вы ни сделаете, будет хорошо - это всё, что я могу вам сказать. Она приедет вскоре после получения вами этого письма, так что будьте готовы. Прощайте. Как бы мне хотелось быть среди вас. И прошу Вас, не возвращайте мне Эжени, пока она не пройдёт полный инструктаж. Я предоставляю Вам возможность собрать первый урожай, но знайте, что, в некотором смысле, вы трудитесь и на меня.

Вот видишь, Эжени: совершенно не о чем беспокоиться. Но надо сказать, что жёнушка, о которой идёт речь, весьма дерзкая особа.

ЭЖЕНИ.
– Блядь! Ну, раз папа даёт нам все полномочия, надо принять эту тварь, как она того заслуживает.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Иди сюда, поцелуй меня, моё сердечко. Как я рада видеть тебя в подобном

состоянии!.. Успокойся, я обещаю тебе, что мы её не пощадим. Ты ведь хотела жертву, Эжени? Вот тебе и жертва, дарованная как Природой, так и судьбой.

ЭЖЕНИ.
– Мы насладимся этим подарком, моя дорогая. Клянусь, уж мы её попользуем.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Мне не терпится знать, как эту новость воспримет Дольмансе.

ДОЛЬМАНСЕ, входя вместе с Огюстэном.
– Это замечательная новость, сударыни я находился поблизости и всё слышал. Госпожа де Мистиваль приезжает как нельзя кстати. Надеюсь, вы твёрдо решили исполнить все надежды её мужа?

ЭЖЕНИ, обращаясь к Дольмансе.
– Исполнить? Превзойти все его ожидания, моя любовь... Пусть земля разверзнется подо мной, если я дрогну, на какие бы ужасы вы ни обрекли эту потаскуху!.. Друг мой, доверьте мне руководство всем этим делом...

ДОЛЬМАНСЕ.
– Позвольте вашей подруге и мне взять руководство, а все остальные должны просто следовать нашим указаниям... До чего же наглое создание! Ничего подобного не встречал!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Бестактная дура! А не одеться ли нам поприличнее, чтобы её принять?

ДОЛЬМАНСЕ.
– Напротив, с первого мгновения, как она войдёт, у неё не должно остаться никаких сомнений, как мы проводим время с её дочерью. Давайте лучше будем в полном беспорядке.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Я слышу шум, это она!.. Смелее, Эжени, помни о наших принципах... О, господи - ну и восхитительная же будет сцена!..

ДИАЛОГ СЕДЬМОЙ И ПОСЛЕДНИЙ

ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ, ЭЖЕНИ, Шевалье, ОГЮСТЭН, ДОЛЬМАНСЕ, ГОСПОЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ, госпоже де Сент-Анж.
– Прошу извинить меня, мадам, за то, что я явилась к вам в дом без извещения о моём прибытии, но мне сказали, что здесь находится моя дочь, а в её возрасте ещё не позволительно путешествовать одной. Я прошу вас, мадам, быть настолько любезной, чтобы вернуть её мне и не гневаться на мою просьбу и поведение.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Ваше поведение исключительно невежливо, сударыня.

Послушав вас, можно подумать, что дочь ваша в плохих руках.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ.
– Честное слово! Судя по состоянию, в каком я нахожу её и вас, мадам, и вашу компанию, я думаю что не слишком ошиблась, полагая, что она в нехорошем положении, будучи здесь.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Мадам, это весьма значительное вступление. Мне не известно, насколько близко вы знакомы с госпожой де Сент-Анж, но не скрою, что на её месте я бы приказал выбросить вас в окно.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ.
– Что вы имеете в виду - выбросить в окно? Учтите, сударь, я не из тех женщин, кого вышвыривают из окон. Я понятия не имею, кто вы, но по вашим речам и по вашему виду нетрудно догадаться о ваших нравах.

Эжени, следуйте за мной!

ЭЖЕНИ.
– Прошу прощения, мадам, но я не могу удостоиться такой чести.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ.
– Что? Моя дочь сопротивляется мне!

ДОЛЬМАНСЕ.
– Нет, это ещё хуже - я думаю, что вы, мадам, наблюдаете случай официального неповиновения. Поверьте, вам не следует этого терпеть. Не желаете ли, чтобы я послал за розгами, чтобы наказать этого упрямого ребёнка?

ЭЖЕНИ.
– Я весьма опасаюсь, что если вы за ними пошлёте, то они будут употреблены скорее на мадам, чем на мне.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ.
– Нахальная тварь!

ДОЛЬМАНСЕ, приближаясь к госпоже де Мистиваль.
– Полегче, моя сладкая, здесь не позволено никаких оскорблений. Мы все являемся защитниками Эжени, и вы можете пожалеть о своей резкости по отношению к ней.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ.
– Как! Моя дочь мне не повинуется, а я не могу заставить её уважать мои права на неё?!

ДОЛЬМАНСЕ.
– О каких правах, собственно говоря, идёт речь, мадам? Вы льстите себе мыслью, что они законны? Думали ли вы о ней, когда господин де Мистиваль, или кто бы там ни

был, напустил в ваше влагалище несколько капель малафьи, из которых образовалась Эжени? А? Смею думать, что нет. Так с какой стати вы сегодня имеете право требовать от неё признательности за то, что кончили, когда кто-то ёб вашу мерзкую пизду? Знайте, мадам: нет ничего более вымышленного, чем отцовские и материнские сантименты к своим детям, и детские - по отношению к своим родителям. Ничто не даёт оснований, ничто не поддерживает, ничто не порождает такие чувства, которые здесь приветствуются, а там - презираются, ибо есть страны, где родители убивают своих детей, а есть - где дети перерезают горло своим родителям. Если бы взаимная любовь была установлена Природой, то голос крови не был бы вымыслом, и тогда родители, никогда не видевшие своих детей, не знавшие об их существовании, узнавали бы своих сыновей, обожали бы их, а сыновья различали бы своих отцов, бросались бы им в объятия и относились бы к ним с почтением. Что же мы видим вместо этого? Взаимную закоренелую ненависть:

дети, которые, ещё не достигнув зрелого возраста, не могут терпеть своих отцов отцы, которые отсылают подальше своих детей, потому что никогда не могли выносить их рядом с собой. Посему эти так называемые инстинкты - абсурдная выдумка. Своекорыстие изобретает их, обычай предписывает, привычка поддерживает, но Природа вовсе не вкладывала их в наше сердце. Скажите мне, разве животные испытывают подобные чувства? Конечно же, нет. Вот почему именно с них надо брать пример, когда хотят познать Природу. О, отцы! Не тревожьтесь по поводу, так сказать, несправедливости, если ваши страсти и интересы влекут вас на создание этих существ, бытие которых вам неведомо, и которые возникли благодаря нескольким каплям вашей спермы. Вы им ничего не должны, вы живёте не для них, а для себя вы были бы глупцами, если бы вас заботил кто-то, кроме вас самих. А вы, дорогие дети, которые гораздо свободней - если только возможно быть гораздо свободней - от этого родительского почтения, в основе которого лежит иллюзия, вы тоже должны осознать, что ничем не обязаны людям, чья кровь произвела вас на свет. У них нет ни жалости, ни благодарности, ни любви - и пусть они дали вам жизнь, но у них нет никакого права требовать этих чувств от вас. Они трудятся только на себя пусть и устраиваются, как хотят. Величайшей глупостью было бы заботиться о них - никакие отношения не могут заставить вас делать это, никакой закон не указывает, ничто не предписывает. А ежели, случайно, вы услышите внутренний голос - обычай ли вдохновляет его звучание, или он начинает прорезаться под влиянием ваших моральных убеждений - глушите его без всяких сомнений и жалости. Все эти абсурдные сантименты, которые Природа всегда отвергает, а разум - отрицает, есть лишь результат местных нравов, плод географического курьёза, климата!

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ.
– Как! А мои заботы, которыми я её окружала! А образование, которое я ей дала!..

ДОЛЬМАНСЕ.
– О! Что касается забот, то они - лишь результат условностей или тщеславия. Вы сделали только то, что предписывают обычаи страны, в которой вы живёте. Так что Эжени не обязана вам ничем. Что же касается образования, которое вы ей дали, то оно оказалось отвратительным, и поэтому мы должны были заменить ей все убеждения, что вы ей втемяшили. Ни одно из них не принесло бы ей счастья, нет ни единого, которое не оказалось бы нелепым или лживым! Вы говорили ей о Боге, будто он существует, о добродетели, будто она необходима, о религии, будто все религиозные культы не есть результат бессовестного обмана и бесконечной глупости вы говорили об Иисусе Христе, будто бы этот мошенник не был разбойником и мерзавцем. Вы внушали ей, что ебаться - грех, тогда как ебля - самое прекрасное в жизни. Вы хотели сделать её высокоморальной, тогда как счастье девушки неотделимо от разврата и безнравственности, тогда как, без сомнения, самая счастливая женщина - это та, что погружена в грязь и похоть, та, что больше всех презирает предрассудки и издевательски высмеивает своё доброе имя. Не пребывайте в заблуждении, сударыня, вы ничего не сделали для своей дочери, вы не выполнили по отношению к ней ни одного обязательства, что налагает Природа. Так что Эжени может отплатить вам только ненавистью.