Философия в систематическом изложении (сборник)
Шрифт:
Дело в том, что, в то время как отдельное живое существо должно само выполнять всю совокупность функций, необходимых для его видового сохранения и поэтому должно быть устроено целесообразно, в собирательном индивидууме эти отправления могут быть распределены между различными частичными индивидами. Таким образом, собирательный индивидуум, отказываясь от известных отправлений, может быть сугубо целесообразно устроен в другом отношении – между тем как другие частичные индивиды заботятся о его других потребностях – также целесообразно.
Подобные общеорганы мы наблюдаем во всех переходах от величайшей самостоятельности до величайшей связанности индивида. Гнездо червей или рой саранчи состоит из самостоятельных отдельных существ, в совокупности же своей может совершать такие вещи, которые отдельные существа, если б они были рассеяны, совершить не могли бы. В общинах пчел, муравьев и термитов уже выступает разделение труда отделенных индивидов в виде различного строения тела (у сифонофоров эти индивиды спаяны в один ствол) – и так этот принцип распространяется дальше вплоть до человеческого организма, клетки которого вне организма немедленно погибают. Больше того: мы дальше заметим, что из подобных общеорганизмов могут возникать новые общеорганизмы высшего порядка. Так, каждая пчела или каждый муравей представляют собой особое «государство клеток» с соответственным разделением труда, и, наоборот, человеческое общество мы рассматриваем как определенную ступень общеорганизмов, ведущую от семьи к кочевой общине, политической общине и, наконец, общечеловеческой общине. Каждая из этих групп обусловлена тем, что она выполняет полезное дело, которого меньшая организация не в состоянии выполнить.
В человеческое общество привходит еще то обстоятельство, что благодаря пространственной самостоятельности отдельного человека групповые образования могут быть поглощены другими, так что один индивидуум может быть составной частью различных общеорганизмов. Так, например, ученые образуют в настоящее время один общеорганизм, который, независимо от политических и национальных границ, распространяется на весь культурный мир, причем сознание принадлежности к этому организму может достигать самых разнообразных ступеней развития.
Наши рассуждения привели нас от биологии к наиболее общим проблемам социологии, или учения о человеческих сообществах. В противоположность к биологии, в более тесном смысле, эта наука обладает, в качестве отличительного признака, новым понятием: понятием человеческого самосознания.Ибо, хотя бесчисленные явления социологии и протекали при незначительном или незаметном воздействии этого фактора, он все же все больше и больше выступает на первый план и требует образования новой науки – психологии, или учения о духовных функциях человека.
Мы достигли той точки, по которой обычно происходит отграничение натурфилософии: психологию как науку о человеческом духе отделяют от естественной науки и противопоставляют ей. Вместе с тем, однако, выяснилась вся произвольность этого отграничения и невозможность проведения точной демаркационной линии. Другими словами, натурфилософия уже предполагает психологию. Этим указанием мы можем здесь ограничиться, так как возникающие здесь вопросы разобраны в других частях этой книги.
Заключение
Еще одного вопроса мы должны коснуться в самой общей форме: выше мы коснулись его лишь мимоходом. Это вопрос о временном течении природных явлений.
Относительно них установлен закон (второй принцип), согласно которому они протекают всегда в одномсмысле и именно так, что наличные энергии, увеличиваясь, выравниваются. Всякая ограниченная область энергии подвергается поэтому в известном смысле изменению, которое никогда не может пойти обратно, разве только если привходит энергия из другой области. Рассматривая известный нам мир, как подобную замкнутую область энергии, мы говорим, что он подвергся ряду изменений в смысле рассеяния энергии. Возникает, таким образом, вопрос об истории мира, которая распадается на историю всего звездного неба, историю нашей солнечной системы и, наконец, историю земли.
Часто делалась попытка применить идею эволюции и к этим вопросам. В частности замечательно то, что Кант еще в 1755 г. пытался набросать историю эволюции солнечной системы, между тем как впоследствии он же категорически отказался, как от безнадежной попытки, от перенесения той же мысли на живые существа.
Здесь прежде всего нужно сказать, что о развитии в смысле совершенствования здесь не может быть речи. Наличная у живых существ цель, направленная на сохранение индивида и вида, в данном случае отпадает, ибо мир, поскольку мы знаем, ни в чем не состязается ни с каким другим миром. Он, стало быть, подвергся только ряду событий, обусловленных исключительно непосредственным влиянием бывших в наличности энергий.
Но далее следует принять во внимание еще следующее. Наше знание мира охватывает прежде всего лишь то, что существует в наше время. Из настоящего его состояния и известных нам законов мы можем приблизительно заключить, каким он был раньше. Однако при неполноте наших знаний с обеих сторон эти выводы будут тем более шатки, чем больше они будут удалены от настоящего времени. Относительно прошлого создается то же положение, что и относительно будущего, – только то, что мера вероятности быстрее уменьшается вперед, чем назад. Желать что-нибудь высказать о начале земли или мира значит совершать экскурсию из настоящего состояния в бесконечность и обусловлено, согласно известным законам, степенью вероятности, равной нулю.
Поэтому нам приходится считать атавистическим явлением, остатком мифического века, когда еще и по сей день продолжают разрабатываться с непомерным усердием вопросы о начале и конце мира. Так как в данном случае все вероятности равны, т. е. равны нулю, то на этот счет можно себе делать всевозможные допущения, не опасаясь быть опровергнутым. Естественной науке поэтому нечего делать с подобными вопросами, а стало быть и натурфилософии.
Бросая в конце наших рассуждений ретроспективный взгляд на пройденный путь, мы видим, что натурфилософия в современном смысле есть не что иное, как обобщение и приведение в связь всей совокупности нашего знания о природе в самом широком смысле этого слова. По целисвоей современная натурфилософия ничем не отличается от предыдущих эпох, что же касается ее метода, то она вполне сознала необходимость применения во всей своей области орудия научной критики, успевшего за это время оформиться и отточиться.
Литература
Относительно древней натурфилософии позволено будет указать здесь на многочисленные изложения истории философии, ибо она обычно составляла весьма значительную составную часть всей философии. В новейшей натурфилософии, начало которой мы относим к эпохе эмансипации естественных наук от античного идеала, т. е. к XV веку, различаются два рода литературы. Первый, главным образом претендующий на название натурфилософии, носит умозрительно-фантастический характер и больше мешал, чем способствовал, развитию натурфилософии в научном смысле слова. Второй, который мы должны считать истинным и научным, разбросан в главных произведениях естествоиспытателей, от математиков до социологов, и только в новейшее время возникла собственная литература научной натурфилософии. Некоторые пользующиеся особенным влиянием произведения этого рода мы и приводим, но заранее отказываемся от претензий на полноту.