Философия. Книга третья. Метафизика
Шрифт:
6. Всеобщее и индивидуум
— Если бытие мыслится как всеобщее и целое, откуда тогда индивидуализация (principium individuatlonis12)? Если бытие мыслится как множественность индивидуально сущего, откуда тогда всеобщее?
Индивидуализация мыслится возникшей после бытия всеобщего, как второй принцип, в силу существования материи в пространстве и времени. Или же всеобщее мыслится как недействительное, вовсе не существующее, разве что в абстракции мыслящих индивидов. Но эта индивидуализация не постигается из всеобщего, и это всеобщее, как имеющее силу вне времени, отделяется
В мире остается разорванность, остаются всеобщее и индивидуальное в особенных, взаимно отталкивающих друг друга категориях. Если я трансцендирую это имманентное бытие, в котором не могу постичь одно из другого, то я должен мыслить некий абсолютный индивидуум, тождественный со всеобщим. Это было бы единственное в своем роде всеобщее, которое бы было в то же время индивидуальностью, и такой индивидуум, что в каждой своей определенности он был бы в то же время всеобщим.
7. Смысл
— Кажется, что в существовании есть некий смысл. Но этот смысл присутствует лишь отчасти, в порядке, строении, наследуемой в предании реализации, в существовании, которое создает для себя человек и которое он имеет в виду. Смысл как существование всегда относителен и всегда имеет конец. Ему всегда противостоят разложение, смерть, беззаконие, — преступление, безумие, самоубийство, безразличие, произвольность, — не только бессмысленное, но чуждое всякому смыслу.
Если я заключу, что вследствие того смысл целого не может быть такого рода, как мыслимый нами смысл, всякий раз оказывающийся чем-то лишь единичным, то кажется возможным задать гипотетический вопрос: Как нужно мыслить мир, если этот мир имеет смысл? Тогда все бессмысленное и противосмысленное в мире приходится принимать как факт, и выдвигать требование: смысл целого должен быть таков, чтобы всякий факт получил свой смысл.
В этом вопросе смысл, как партикулярная категория, полагается как абсолютный. Однако понять то, что существует как особенное, можно всегда лишь в мире из определенного мирового существования. Вопрос о смысле, обращенный к мирозданию, так что в этом вопросе затрагивается трансценденция, как гипотетический вопрос невозможен. Ибо уже в самом вопросе, ответа на который мы ожидаем как предполагаемого смысла, трансценденцию втискивают в особенную категорию, а значит, фактически упускают из вида. Все, что есть смысл, есть в сравнении с трансценденцией ограничение и теснота.
Вместо того чтобы умозаключать о смысле и изучать бытие так, как я изучаю существование в мире, я могу лишь искать, трансцендируя, тождества смысла и абсурда, как немыслимого смысла трансценденции (kann Ich transzendierend nur die Identit"at von Sinn und Sinnwidrigem als das undenkbare Sinn der Transzendenz suchen). Это недоступное для мышления единство может стать нам доступным только в крахе абсурдной мысли, если ее одушевляет исторично-экзистенциальное исполнение.
Вместо фальшиво-рационалистических ответов на этот вопрос о смысле бытия нам остается чтение шифров: бытие таково, что это существование возможно.
Трансцендирование в категориях действительности
Действительность есть, в пространственном и временном отношении, существование как материя, жизнь, душа.
Отличительная особенность категорий действительности такова, что данное в них существование соблазняет нас, как сознание вообще и как сугубо витально-заинтересованные чувственные
Если трансценденция мыслится хотя и как иное, но в категориях действительности, то при простом переносе категорий на нее она на самом деле остается лишь некоторой иной действительностью, как вторым существованием. Это удвоение мира было бы несостоятельно для познания, потому что остается лишенным эмпирического подтверждения, — избыточным, потому что не открывает подлинного бытия, обманчивым, потому что скрывает для нас трансценденцию.
Если, напротив, в акте трансцендирования мы игнорируем действительность, как если бы действительность была ничто и как если бы только трансценденция обладала бытием, то мы оказываемся в пустоте.
Трансцендирование в категориях действительности имеет поэтому такую же форму, как и всякое категориальное трансцендирование: если оно желает пережить истинный крах в своем качестве мышления, оно должно схватывать как тождественное то, что в то же время невозможно мыслить тождественным. Суровость существования нельзя обойти, только в ней можно уловить трансценденцию.
1. Время
— Время есть само по себе ничто. Оно есть форма существования всякой действительности в невыводимых одна из другой модификациях:
Время, как физическое время, есть объективность, коренящаяся в предназначении быть единицей измерения времени и остающаяся каркасом для всякого другого действительного времени.
Как психологическое время, оно подлежит исследованию в феноменологии сознания времени, путем описания изначальных свойств переживания времени, так же как и в психологии оценки времени и временных иллюзий — путем сравнения субъективного восприятия времени с объективным временем.
Как экзистенциальное время, оно подлежит просветлению в решении и мгновении, в сознании того, что уже необратимо, в избрании начала и конца.
Как историческое время, оно существует, как хронология, на каркасе объективно измеримого времени. Как таковое оно есть возможность экзистенциального запроса, исходящего от решения, эпохи, кризиса или исполнения: время, которое, будучи всегда структурировано в себе, имея начало, середину и конец, не есть простой количественный ряд.
Эти модификации времени, отделенные одна от другой скачками, связаны одна с другой, потому что существуют только друг через друга; они проясняются для нас одна из другой; но они не заключены в некоем времени вообще, которое бы поддавалось определению и которым была бы каждая из модификаций. В свою очередь, все эти модификации вместе взятые — время в его модификациях как форма действительности и как форма экзистенции, — не объемлют собою всего бытия. Уже в имманентном опыте время находит свою границу. Правда, с объективной точки зрения, я живу только и исключительно во времени (zeitlich), и все же субъективно я могу жить вне времени в созерцании, если я «забываю время», будучи устремлен к миру вневременного и сам становясь в нем как бы вневременным. Но в действии из изначальной свободы, во всякой форме абсолютного сознания, во всяком акте любви, не забытая, а скорее напротив акцентированная в нем временность, как решение и выбор, в то же самое время разбивается ради вечности: экзистенциальное время, как явление подлинного бытия, становится вместе и неумолимым временем как таковым, и трансценденцией этого времени в вечности (die existentielle Zeit wird als Erscheinung eigentlichen Seins In einem die unerbittliche Zeit schlechthin und die Transzendenz dieser Zeit in der Ewigkeit).