Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции
Шрифт:
Страсть - это опасность прорваться, в непроясненной дикости, в совершенный хаос. Она есть то необузданное, что не становится и движителем для энергии дня, но стоит и грозит в глубине человеческой действительности. Она есть возможность, противящаяся порядку и существованию, бездна, которая не есть ничто. Она есть то, что разрывает коммуникацию; она разрушает то, что действительно.
Самообладание, будучи абсолютизировано, делает неподвижным и мертвым. Гуманность (Humanitas), будучи абсолютизирована, уклоняется от решений, и есть образованность как универсальный способ все знать и в рассмотрении со всем без хлопот разделываться. Страсть, будучи отпущена на свободу, заставляет человека разрушать себя самого и свой мир.
Только при опоре на экзистенцию самообладание, Humanitas и страсть остаются возможной истиной. Не само бытие человека как философа есть самообладание, но он усваивает себе
Философ как бы владеет этими поприщами существования, на которые он вступает. Он не становится тождествен им, как не существует он и без них. То, что есть он сам, существует лишь в становлении, не имеет себе завершения во временном существовании (Der Philosoph hat gleichsam diese Felder seines Daseins, in die er eintritt. Er wird nicht mit ihnen identisch, wie er nicht ohne sie ist. Was er selbst ist, ist nur im Werden, ist ohne Vollendung im Zeitdasein).
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Экзистенция среди экзистенций
Истина в бытии-друг-к-другу
1. Истина как одна истина и много истин.
– 2. Выбор истины.
– 3. Смысл несчислимости экзистенций.
Бытие как экзистенция и бытие для всех
1. Тотальность и изначальность.
– 2. Экзистенция и рассмотрение возможной экзистенции.
–
3. Общее для всех и экзистенциальная общность.
Просветление экзистенции - не онтология
1. Плюрализм и учение о монадах.
– 2. Искушение в воле к знанию.
Вера против веры
1. Борьба за восхождение веры - 2. Вопрос о единой вере.
– 3. Борьба веры против веры.
– 4. Бытие экзистенции среди экзистенций как граница
Поскольку экзистенция существует не в смысле бытия объектов, а также и не в смысле бытия доступных психологии субъектов, но является себе в многозвенном раздвоении существования на субъективность и объективность, она не может ни прийти к своей окончательной объективности, ни быть достаточным образом постигнута как субъективность.
Если я прочно утвердился в существовании по всем направлениям, - при помощи мироориентирующего исследования и знания, целенаправленной деятельности и бесцельного переживания, заботящегося и служащего исполнения своей работы, - то тем самым я в то же время обрел возможность такого сознания бытия своего самобытия, к которому меня вновь возвращает всякое существование, даже если я и нахожу его только в существовании. Однако самобытие не может ни принять себя самого за единственное бытие, ни допустить утверждения какого-нибудь другого, универсального бытия, как абсолютного бытия. Мир и трансценденция могут замереть в своей объективности: но возможная экзистенция изымает себя из того и другой, полагая в том, из чего единственно можно почувствовать трансценденцию, но что само присуще и достоверно только как свобода.
Сознание бытия возможной экзистенции не есть доступный наблюдению феномен. Этого сознания нет нигде более, кроме как для самой этой экзистенции и связанных с нею в коммуникации экзистенций. Говорящий о нем вносит неизбежную и обманчивую объективацию, как если бы оно существовало в стольких же экземплярах, как это представляется наблюдению, в то время как высказывание означает здесь только призыв: в качестве самобытия осознать в себе то, что, если оно есть, есть лишь незаменимое это. Правда, субъекты в мире суть множество конкретных форм явления возможной экзистенции. Но экзистенция есть лишь самость и, воедино со своим самобытием, в коммуникативной связанности. Экзистенции, которые нельзя рассматривать как объективности, но также и как субъективности, а потому невозможно ни констатировать, как наличные, ни сосчитать, сколько их, - существуют, напротив, в отличие от существования многого в мире, как бытие от экзистенции к экзистенциям. Хотя в этом качестве их нельзя познавать, но можно просветлять как возможность. Это связка бытия с бытием, которое есмь мы сами, если мы полагаем, что подлинно есмы; оно становится для нас, поскольку мы экзистенциально вступаем в этот круг (Existenz aber ist nur selbst und, in eins mit ihrem Selbstsein, kommunikativ verbunden. Existenzen, nicht als Objektivit"aten und nicht als Subjektivit"aten zu betrachten, daher weder festzustellen als vorhanden noch zu z"ahlen, wie viele, sind vielmehr im Unterschied von dem Dasein des Vielen in der Welt als Sein von Existenz zu Existenzen. Zwar sind sie so nicht zu erkennen, aber als M"oglichkeit zu erhellen. Es ist die Bindung von Sein an Sein, das wir selbst sind, wenn wir eigentlich zu sein glauben; es wird f"ur uns, soweit wir existentiell in den Kreis eintreten).
Таким образом, бытие невозможно найти как объективность и как единую всеобщезначимую истину для всех; вместо того в истоке возможного в мире сознания бытия, наперекор раздвоению на субъективность и объективность, - экзистенция к другой экзистенции. Ее исток есть превышающая возможность бытия, из которого становится то, что подлинно есть, не замыкаясь, однако, во временном существовании в объективное единство и не приходя к нивелировке субъектов в их однородности. Поэтому живое удостоверение истины экзистенции должно постичь знание о бытии (онтологию) как невозможное для себя и должно, напротив, просветлять бытие в мировом существовании не как путь единой истинной веры, но как веру, противостоящую вере.
Истина в бытии-друг-к-другу
1. Истина как одна истина и как много истин.
- То, что экзистенция различает истины, - истину, которую я знаю как убедительную, истину, к которой я причастен (идея), истину которая я сам есмь, - позволяет ей самой стать действительной. Только убедительная, в силу рациональности и эмпирических данных, истина всеобщезначима для каждого, поскольку она есть истина для сознания вообще. Однако там, где истина идеи и экзистирующего бытия-Я высказывает себя объективно и непосредственно, там, рассматривая ее, я вижу, что люди принимали как истинное для себя различное и противоположное. И все же таким образом я не понимаю ни одной из этих истин в ее истоке, потому что в объективной форме, в картине множества исповедуемых истин, для меня как ориентирующегося в мире сознания вообще существует лишь явление этой истины. Истины противоречат одна другой, но причастен им не тот, кто знает их все, но тот, кто сам тождествен с одной из них. Моя истина, которая я сам, как свобода безусловно есмь, поскольку я экзистирую, сталкивается с другой истиной как экзистирующей; она сама становится благодаря ей и вместе с нею; она - не единственная и исключительная, но единственная и незаменимая как стоящая в отношении к другим.
Из этой истины я не могу выйти; я не в состоянии безучастно наблюдать за нею и не знать ее. Если бы я выступил из нее, мне пришлось бы упасть в пустоту. Я могу, пожалуй, передать ее объективирующее понимание самой себя, как то или иное ее явление, бесконечной рефлексии. Я могу в историчном мгновении еще принимать ее как абсолютную, с тем чтобы сразу же вновь ее релятивировать; но это я могу делать не интеллектуально и без истока, а только в силу истины экзистенции, в своем качестве временной всегда находящейся в становлении. Только на службе экзистенции релятивирующий рассудок может иметь содержание, уничтожая всякую объективность, потому что мышление как экзистирующее мышление, преодолевая, порождает в то же время новую объективность (Erst im Dienste der Existenz kann der relativierende Verstand durch Vernichtung jeder Objektivit"at Gehalt haben, weil Denken als existierendes "uberwindend zugleich neue Objektivit"at hervorbringt). Я как экзистирующий бываю дома не где-то в другом месте (разве только в трансценденции, открывающей себя для этой экзистенции), но в экзистенциальном тождестве со мною. Это тождество стоит за всяким мнимым разложением; но оно не подпадает ему само, потому что лишь те или иные его явления - а не оно само - доступны рефлексивному опросу. Только в коммуникации я вижу истину другой экзистенции; отворачиваясь от обманчивых зеркал тех, которые только признают или только изгоняют меня, я живу, обретая достоверность бытия, только в этом прикосновении истины к истине.