Философские обители

Фулканелли

К тому же точное знание фактов и их оценка кажутся нам недостаточными, надо ещё выпытать у природы, при каких условиях и чьею властью она создаёт множественность вещей. Философскому уму не достаточно просто распознавать вещества, он стремится установить тайну их образования. Приоткрыть дверь лаборатории, где природа смешивает элементы, — дело важное, но ещё важнее обнаружить тайные силы, под влиянием которых эта работа совершается. Разумеется, нам неизвестны многие природные вещества и продукты их взаимодействия — что ни день открываются новые, — всё же мы знаем их довольно, чтобы на время отложить изучение инертной материи и обратить свои исследования к неизвестному вершителю стольких чудес.

Так, общеизвестно, что при соединении двух объёмов водорода и одного объёма кислорода образуется вода. Но кто при этом объяснит, почему полученное соединение характеризуется особым состоянием и свойствами, отличными от свойств образовавших его газов? Какая сила придаёт этому соединению новые качества и неизменно принуждаёт твердеющую на холоде воду кристаллизоваться, не меняя своей природы? И хотя сам факт неопровержим и поддаётся строгой проверке, почему он никак не вытекает из простой записи реакции, описывающей этот процесс? Дело в том, что в формуле Н2О отсутствует основной агент, инициирующий тесное взаимодействие исходных газов, а именно огонь. Ведь ни один самый искусный химик не получит воду синтетическим путём, смешивая в указанных количествах кислород и водород, — газы ни за что не соединятся. Для успешного проведения опыта нужен огонь либо в виде искры, либо в виде горящего или способного раскаляться (платиновый порошок) вещества. Отсюда неопровержимо вытекает если не ошибочность, то по крайней мере неполнота химической формулы воды. А раз стихийный агент (agent élémentaire), огонь, без которого газы не соединяются, в химическую запись не входит, значит, химия как наука несовершенна и не даёт чёткого истолкования изучаемых явлений. «Физическая химия, — пишет А.Этар [50] , — привлекает к себе многих исследователей, именно она более всего приближается к глубинным истинам, именно она обещает дать нам законы, способные изменить все наши подходы и представления. Но как раз в силу своей значимости эта отрасль химии — наиболее абстрактная и таинственная из всех. Лучшие умы не в состоянии свести воедино и сопоставить все известные факты первостепенной важности. Столь непреодолимые препятствия принуждают обратиться к математическому языку. Эта методика даёт прекрасные результаты, но перед лицом загадочных подспудных явлений математика, не знакомая с их основами, бессильна. Самый одарённый человек неправильно подойдёт к проблеме, которую не понимает. Вот если было бы можно представить эту проблему в виде уравнения, появилась бы надежда её разрешить. Но в том состоянии невежества, в котором мы пребываем, нам неминуемо приходится вводить многочисленные константы, пренебрегать особыми условиями, прибегать к гипотезам. В итоге уравнение может не соответствовать действительности. Полученное при этом решение служит нам утешением, но если подобные с позволения сказать решения годами навязываются в качестве научного доказательства, то это будет значить остановку в развитии науки. Многие работы, сделанные в этом духе, только отнимают время и порождают обречённые на забвение противоречивые теории».

50

A. Etard. Revue annuelle de Chimie pure, dans la Revue des Sciences. — А. Этар. Ежегодник теоретической химии в «Научном журнале». 30 sept. 1896, р. 775.

Основательность этих пресловутых теорий, на которые долгое время ссылались и которые противопоставляли герметическим положениям, сегодня явно ставится под сомнение. Честные учёные из числа тех, кто сам выдвигал эти якобы достоверные гипотезы, теперь почитают их ценность весьма относительной. Область их применения сужается по мере того, как уменьшается их эффективность. Об этом со всею откровенностью, присущей истинному учёному, говорит в Обозрении двух миров Эмиль Пикар: «Теории, — пишет он, — более не ставят себе целью дать объяснение причин тех или иных явлений, они лишь переводят их на образный язык или выражают математическими символами. От простых рабочих средств, какими являются теории, требуется лишь, чтобы они согласовывали, пусть временно, известные факты и предсказывали новые. Когда они исчерпывают свой ресурс, их по необходимости стараются переработать с учётом новых фактов». Таким образом, в противоположность философии, которая предвосхищает факты, обеспечивает верное развитие идей и их связь с практикой, современная наука, чьи теории, разработанные задним числом и меняющиеся в зависимости от результатов опыта и по мере получения новой информации, всегда отражает непостоянство преходящего мира и по определению не в состоянии избыть своего эмпирического характера. Совокупность химических данных, если подвергнуть их тщательному анализу, противостоит логике и не поддаётся разумному истолкованию. «Так, йодид двухвалентной меди, — пишет Ж. Дюкло [51] , — самопроизвольно разлагается с образованием йода и йодида одновалентной меди. Почему — непонятно, ведь иод — окислитель, а соли одновалентной меди — восстановители. Также нельзя объяснить образование крайне нестабильных соединений, таких, как хлорид азота. Непонятно, почему золото, даже при нагреве не подверженное действию концентрированных кислот и щелочей, растворяется в холодном разбавленном растворе цианида калия, почему хлорид серы, составленный из элементов, каждый из которых присоединяет калий с выделением большого количества тепла, сам на калий не действует».

51

J. Duclaux. La Chimie de la Matière vivante. — Ж. Дюкло. Химия живой материи. Paris, Alcan, 1910. p. 14.

Мы упоминали об огне. Обычно рассматривают лишь самую простую форму огня, а не его духовную субстанцию, которая внедряется в вещества в самый момент их появления на физическом плане. Не выходя из сферы алхимии, укажем на серьёзную ошибку, которая влияет на современную науку и мешает обнаружить это универсальное начало, одушевляющее материю, к какому бы царству та не принадлежала. Между тем, оно на наших глазах проявляет себя либо через новые свойства, которые наследует от него материя, либо через явления, сопровождающие его распространение в природе. Свет — разреженный одухотворённый огонь — обладаёт теми же качествами и той же химический силой, что огонь простой и грубый. Опыт по получению соляной кислоты (НС1) из её компонентов наглядно это демонстрирует. Если в стеклянную колбу поместить равные объёмы газообразных хлора и водорода, в темноте оба газа сохранят свои характеристики. Однако уже при рассеянном свете они начинают взаимодействовать, а в прямых солнечных лучах их спонтанное соединение приводит к мощному взрыву.

Нам возразят, что огонь — всего лишь катализатор процесса, он не является составной частью вещества и потому не представлен в химических формулах^III. Довод правдоподобный только на первый взгляд, его опровергает опыт. Возьмём кусочек сахара, в формуле которого нет ничего, указывающего на огонь, и расколем его в темноте — мы увидим голубую искру. Откуда она взялась? Где она была, если не в самой кристаллической структуре сахара? Мы упоминали воду, бросим на её поверхность кусочек калия — он самопроизвольно загорится. Где это видимое теперь пламя пряталось раньше? Идёт ли речь о воде, воздухе или металле — не суть важно. Главное — внутри каждой из этих субстанций потенциально обретается пламя. Что представляет собой фосфор — носитель света, генератор огня? Как светляки превращают в свет часть своей жизненной энергии? Что заставляет соли урана, церия, циркония флуоресцировать под действием солнечного света? Какие таинственные процессы вступают в силу, принуждая платиноцианид бария светиться в рентгеновских лучах?

Что толку говорить об окислении как аналоге процесса горения: этим вопрос не решается, а лишь отодвигается в сторону. Окисление — результат, а не причина, сама же реакция обусловлена действием активного начала, агента. Если при окислении некоторых веществ бурно выделяется теплота или огонь, ясно, что прежде этот огонь там и пребывал. Электрический ток проходит по металлическому проводнику, никак себя не проявляя — бесшумно, не вызывая ни свечения, ни нагрева. Но вот он встречает сопротивление, и тут же выделяется энергия в виде огня. Нить в лампе накаливается, уголь вспыхивает, самая тугоплавкая металлическая проволока плавится. Получается, что электричество и есть огонь, но только в потенции? Откуда же оно берётся, если не образуется в результате разложения (батарейки) или дезинтеграции (генераторы постоянного тока) металлов — веществ, в высшей степени наделённых огненным началом? Когда в шлифовальном станке сталь или железо ударяются о кремень, высвобождается искра. Многие видели пневматическую зажигалку, действие которой основано на свойстве атмосферного воздуха самовозгораться при обычном сжатии. Настоящими резервуарами огня зачастую являются жидкости. Достаточно несколько раз капнуть концентрированной азотной кислотой в скипидар, чтобы тот воспламенился. Из солей напомним о фульминатах (гремучих составах), нитроцеллюлозе, калиевой соли пикриновой кислоты.

Не будем множить примеры, и так ясно: из того, что мы непосредственно не видим огня внутри вещества, наивно делать вывод, будто его там нет в скрытом состоянии. Древние алхимики, почерпнувшие из традиционного источника больше знаний, чем мы согласны за ними признать, утверждали, что Солнце — светило холодное и лучи его темны [52] . Слова парадоксальные, противоречащие видимому положению вещей, однако по сути верные. Стоит лишь немного подумать, чтобы в этом убедиться. Если Солнце, как нас учат — огненный шар, значит, приближаясь к нему даже ненамного, мы должны чувствовать, как возрастает тепло. А между тем, всё наоборот. Высокие горы в самое жаркое лето увенчаны снегом. Когда солнце в зените, купола аэростатов в верхних слоях атмосферы покрываются инеем, а пассажиры страдают от холода. Опыт, таким образом, свидетельствует, что по мере увеличения высоты температура падает. И солнечный свет мы ощущаем, лишь находясь в поле его излучения. Вне же светового пучка он на наши глаза не действует. Хорошо известно, что в полуденный час со дна колодца видно ночное звёздное небо.

52

См. Cosmopolite ou Nouvelle Lumière chymique. — Космополит, или Новое освещение химии. Paris, 1669, р. 50.

Как же образуются тепло и свет? В результате простого столкновения холодных тёмных колебаний с молекулами газа в нашей атмосфере. А так как сопротивление увеличивается прямо пропорционально плотности среды, жарче и светлее не на большой высоте, а у поверхности Земли, где воздушные слои плотнее. Так, по крайней мере, данное явление объясняет физика. В действительности же — и согласно герметическому учению — противодействие колебательному движению — лишь прямое следствие выделения световых и огненных атомов атмосферного аэра. При вибрационной бомбардировке дух, высвобождаясь из вещества, открывается нам в его физических характеристиках активной фазы (свет, блеск, жар).

Таким образом, химической науке можно адресовать лишь один упрёк: она не учитывает влияние огненного агента — духовного начала и энергетики всех материальных трансформаций. Постоянное «отмысливание» этого духа — верховной воли и энергии, скрытой в материи, — лишает современную химию философского характера, свойственного древней алхимии. Г-н Л.Оливье [53] пишет г-ну Анри Элье: «Вы верите в безграничную благотворность опыта. Пусть так, однако экспериментатор всегда следует заранее обдуманной идее, определённой системе взглядов, идее, нередко кажущейся нелепой, и системе взглядов, зачастую странной и причудливой. „Расскажи я, как сделал свои открытия, — говорил Фарадей, — вы бы решили, что я выжил из ума“. У всех великих химиков были такие мысли, которые они предпочли не разглашать, а ведь именно их работы заложили фундамент теперешних методов и теорий и вдохновили современных учёных на их открытия».

53

Lettre sur la Philosophie chimique, dans la Revue des Sciences. — Письмо о химической философии в «Научном журнале», 30 déc. 1896, р. 1227.

«Перегонный аппарат (alambic), такой солидный, основательный, — пишет анонимный философ [54] , — нашёл множество приверженцев среди химиков. Но не особенно доверяйте ему: это не верный хранитель, а форменный ростовщик. Вы даёте ему конкретное вещество в конкретном виде и с конкретными свойствами, а он возвращает вам какую-то бесформенную массу, пыль или газ и утверждаёт, что всё отдал, когда наоборот, всё оставил себе, хотя вес возвращённого такой же. Но ведь вес не в счёт, вес — это нечто привходящее. А между тем целая армия учёных встаёт на его сторону. Вы даёте ему вино — он возвращает танин, алкоголь и воду, по весу равные вину. Чего же не хватает? Вкуса вина, то есть именно того, что делает вино вином. И так всякий раз. Вы выделили из вина три вещества, господа химики, и заявляете: вино состоит из трёх компонентов. Так соедините их обратно в вино, иначе я буду утверждать только, что эти три продукта получаются из вина — а это не одно и то же. Вы можете разложить то, что сделали сами, но вы никогда не соедините того, что разложили в природе. Чем сильнее тела связаны между собой, тем сильнее они противостоят распаду, а вы объявляете простыми телами, простыми веществами (corps simples) те, что не в силах разложить, — о людское тщеславие!

54

Comment l'Esprit vient aux tables. — Как запечатлеть свидетельства разума, — par un homme qui n'a pas perdu l'esprit, — автор — человек, сохранивший разум. Paris, Librairie Nouvelle, 1854, p. 150.