Философские письма

Вольтер Франсуа Мари Аруэ

Мне представляется, что в целом настроение, в котором г-н Паскаль писал эти мысли, можно определить как стремление показать человека в одиозном свете. Он упорно старается изобразить всех нас дурными и жалкими: он выступает против человеческой природы почти в том же духе, как он выступает против иезуитов; он приписывает существу нашей природы то, что присуще лишь некоторым из людей; он сыплет красноречивыми инвективами по адресу человеческого рода. Я осмеливаюсь стать за защиту человечества против этого возвышенного мизантропа; я осмеливаюсь утверждать, что мы не так злы и не так жалки, как он говорит; более того, я сильно убежден в том, что, если бы он следовал в задуманной им книге плану, проступающему в его мыслях, книга эта оказалась бы наполненной красноречивыми паралогизмами и восхитительно извлеченными ложными выводами. Я даже

считаю, что все недавно выпущенные книги, направленные на обоснование христианской религии, более способны шокировать, чем служить поучению. Все эти авторы, видимо, претендуют на то, что смыслят в этом предмете больше, чем Иисус Христос и апостолы! Ведь это значит поддерживать дуб оградой из роз: можно убрать бесполезные розы, не страшась причинить ущерб Дереву.

Я тщательно отобрал отдельные мысли Паскаля, на которые ниже Даю ответы. Судите сами, прав я или же нет.

I

Величие и ничтожность человека настолько зримы, что истинной религии необходимо поучать нас тому, что в человеке заложен некий огромный принцип величия и одновременно - некий огромный принцип ничтожества. Ибо истинная религия должна до основания проникать в нашу природу, т.е. познавать все, что в ней есть великого и ничтожного, а также причины того и другого. Необходимо также, чтобы она обосновывала поразительные контрасты нашей природы.

Подобный метод рассуждения представляется ошибочным и опасным; ведь миф о Прометее и Пандоре или платоновский миф об андрогинах, а также догмы сиамцев дают достаточно веское обоснование этих очевидных контрастов. Христианская религия не станет менее истинной, даже если из нее не будут извлекаться подобные остроумные выводы, единственная цель которых - явить блестки ума.

Христианство учит лишь простоте, человечности, милосердию: попытка превратить его в метафизику может только сделать его источником ошибок.

II

Пусть исследуют на этот предмет все религии мира и посмотрят, существует ли какая-либо религия, кроме христианской, которая удовлетворяла бы этому требованию.

Может ли быть таковой религия, которую нам проповедовали философы, предлагавшие нам взамен всех благ благо, заключенное в нас самих? Разве здесь надо искать истинное благо? Нашли ли философы средство исцеления наших зол? Разве можно исцелить высокомерие человека, приравнивая его к Богу? Нашли ли исцеляющее средство от наших вожделений те, кто приравнивал нас к животным и кто выдавал земные радости за высшее благо?

Философы вообще не проповедовали религию: речь идет вовсе не о том, чтобы сражаться с их философией. Никогда философ не говорит, что он вдохновлен Богом, ибо с этого момента он перестает быть философом и становится пророком. Дело не в том, чтобы понять, взял ли Иисус Христос верх над Аристотелем, дело в доказательстве того, что религия Иисуса Христа была истинной, а религии Магомета, язычников и всех прочих - ложными.

III

А между тем, и помимо этой загадки, самой непостижимой из всех, мы непостижимы для нас самих. Гордиев узел нашего состояния завязан своими извивами и складками в бездонной пропасти первородного греха, так что человек оказывается еще более непостижимым без этой тайны, чем эта тайна непостижима для человека.

Раньше, чем произносить слова, надо подумать. Человек непостижим без этой непостижимой загадки: зачем стремиться идти дальше, чем шло Писание? Не дерзостно ли это - полагать, что оно нуждается в поддержке и что эти философские идеи могут такую поддержку ему оказать?

Что отвечал бы г-н Паскаль человеку, который бы ему молвил: "Я знаю, что тайна первородного греха является объектом моей веры, но не моего разума. Я отлично постигаю вне всяких тайн, что представляет собой человек. Я вижу, что он появляется на свет, как все остальные животные; что роды матерей более болезненны, [чем у самок], потому что они обладают более хрупким сложением; что иногда и женщины, и самки умирают во время схваток; что бывают иногда дети с ущербною конституцией, лишенные в жизни одного или даже двух чувств, а также способности мыслить; что люди, обладающие наиболее совершенной конституцией, обычно наделены самыми живыми страстями; что всем людям свойственна одинаковая любовь к себе и она столь же необходима им, как и пять их чувств; что эта любовь к себе дана нам Богом ради сохранения нашего бытия и что он дал нам также религию, дабы эту любовь к себе направлять; что идеи наши бывают правильными

или же непоследовательными, туманными или яркими в соответствии с тем, несколько крепки наши органы чувств, насколько они утонченны и насколько мы сами эмоциональны; что мы целиком зависим от воздуха, который нас окружает, от пищи, поглощаемой нами, и что во всем этом нет ровно никаких противоречий. Человек - вовсе не загадка, как вы это вообразили, дабы доставить себе удовольствие ее разгадать. Человек, как нам представляется, занимает свое место в природе, более высокое, чем животные, которых он напоминает своей конституцией, и более низкое, чем другие существа, которым он уподобляется, возможно, своей способностью мыслить. Так же как и все, что нас окружает, он причастен добру и злу, удовольствию и страданию. Он наделен страстями, чтобы действовать, и разумом, чтобы управлять своими поступками. Если бы человек был совершенным, он был бы Богом, и пресловутые контрасты, которые вы именуете противоречиями, суть необходимые составные части конституции человека, являющегося тем, что он и должен быть".

IV

Проследим за нашими побуждениями, понаблюдаем самих себя - и мы ясно увидим живые признаки этих двух наших натур. Могут ли подобные противоречия содержаться в простом субъекте?

Эта двойственность человека столь очевидна, что находились люди, полагавшие, будто мы имеем две души, ибо простой субъект казался им неспособным на такие и столь внезапные смены обличья, на смену безмерного высокомерия ужасающим упадком духа.

Наша различные волеизъявления не являются противоречиями нашей природы, и человек вовсе не есть простой субъект. Он состоит из бесчисленного количества органов. Когда один-единственный из этих органов хоть немного подвергается изменению, необходимо изменяются все впечатления, получаемые мозгом, и живое существо обретает новые мысли и волевые импульсы. Весьма верно, что мы бываем то сражены печалью, то преисполнены высокомерием, это, естественно, происходит, когда мы оказываемся в противоречивых ситуациях. Животное, которое его хозяин ласкает и кормит, и другое, которое медленно и искусно убивают, чтобы затем его препарировать, испытывают прямо противоположные ощущения; точно так же и мы: различные наши состояния столь мало противоречивы, что было бы противоречием, если бы их у нас не было.

Глупцы, высказавшие мысль, что у нас две души, с равным успехом могли бы приписать нам тридцать или сорок душ, ибо человек, охваченный великой страстью, часто имеет тридцать или сорок различных идей по поводу одного и того же предмета, да и должен их иметь в силу необходимости, поскольку объект его страсти предстает ему в различных обличьях.

Пресловутая двойственность человека - идея столь же нелепая, сколь и метафизическая. С таким же успехом я мог бы сказать, что двойственна собака, которая ластится и кусает, двойственна курица, проявляющая столько заботы о малых цыплятах и затем покидающая их вплоть до того, что она их не узнает, двойственно зеркало, отражающее различные предметы, наконец, двойственно дерево, то отягченное листьями, то лишенное их. Я признаю, что человек непостижим, но столь же непостижима и вся остальная природа, и в человеке не больше очевидных противоречий, чем во всем остальном.

V

Если не ручаться за то, что Бог есть, это значит ручаться за то, что его нет. Какую позицию вы займете? Взвесим выигрыши и убыток в случае, если признается существование Бога. Если вы выиграете, вы выиграете все, если же проиграете, то не потеряете ничего. Итак, не колеблясь, ручайтесь за то, что он есть.
– Да, следует побиться об заклад, но, быть может, я в этом пересолил.
– Что ж, поскольку шансы на выигрыши и потерю равны, то при условии, что у вас всего только два пути к выигрышу вместо одного, вы все-таки можете побиться об заклад.

Явно ошибочно говорить: не ручаться за то, что Бог есть, - значит ручаться за то, что его нет, ведь тот, кто сомневается и нуждается в просвещении, не может с уверенностью ручаться ни за, ни против.

Впрочем, параграф этот кажется немного неприличным и ребяческим; эта идея игры, выигрыша и проигрыша не подобает серьезности предмета.

Более того, моя заинтересованность в том, чтобы во что-то верить, не является доказательством существования этой вещи. Я подарил бы вам, говорите вы мне, власть над миром, если бы верил в то, что вы правы. Итак, я от всего сердца желаю, чтобы вы были правы, но, пока вы мне этого не докажете, я не могу вам верить.