Философский словарь
Шрифт:
Совершенство (Perfection)
Свойство быть совершенным (Совершенный). Часто говорят, что совершенство – не от мира сего, подразумевая под этим, что существует другой, идеальный мир, с которым и проводится сравнение. Понятие совершенства имеет только относительный смысл (Спиноза, «Этика», часть IV, Предисловие; см. также часть I, Прибавление). Абсолютное совершенство – нонсенс или сам абсолют, но не потому, что с нашей точки зрения оно не должно иметь никаких недостатков, а потому, что в нем не должно быть никакой нехватки чего бы то ни было (оно должно быть всем, что есть, и всем, что может быть). Таково бытие Парменида и мистиков.
Совершенствование (Perfectibilit'e)
Не способность стать совершенным, но способность стремиться к совершенству. Отсюда понятно, что совершенство редко бывает совершенным и всегда подразумевает способность к изменению и самоизменению. Руссо полагал, что эта черта является свойством человеческой природы. Помимо свободы, пишет он, есть еще одно особенное качество, отличающее человека
Со-Возможный (Compossible)
Возможный в комплексе с чем-либо другим. Два события со-возможны, если они могут произойти, пусть даже в разное время, в одном и том же мире. Понятие со-возможности особенно важно для философии Лейбница, поскольку без него нельзя объяснить существование зла. Бог, являясь всемогущим и всеблагим, не всегда выбирает события, которые кажутся нам наилучшими, если мы рассматриваем их по отдельности (например, Гитлер мог бы умереть в младенчестве, или ограничиться занятиями живописью, или обратиться в иудаизм и т. д.). Но Бог имеет свои резоны, ибо он и есть сам разум, следовательно, подчиняется принципу непротиворечивости. Это значит, что он может выбирать только лучшие из со-возможных событий, иначе говоря, из событий, которые могут существовать в одном и том же мире, вместе (мир един, так как представляет собой полноту случайных вещей) образуя наилучшее из возможных сочетаний. У нас мог бы быть мир без Освенцима, без рака, без войн и без дураков. Но все эти миры были бы хуже, чем наш нынешний мир. Почему? Потому что в противном случае Бог создал бы какой-нибудь из этих миров, а не тот, что существует сейчас. На этот аргумент нечего возразить, поскольку он является априорным аргументом. Но по той же самой причине от него ничего не стоит отмахнуться. Если рассуждать в рамках подобной логики, то можно оправдать вообще все что угодно (например, допустить существование мира, в котором войну выиграл бы Гитлер). Думать так значит принимать как данность все существующие в мире ужасы и несчастья – болезни, массовое уничтожение людей, землетрясения и т. д. Во имя чего? Во имя некоей гармонии, нарушение которой якобы приведет к еще худшим последствиям. Ах, вы говорите, умер ребенок? Ну что ж, это всего лишь маленькое темное пятнышко в уголке полотна, благодаря которому еще ярче играют остальные краски. Вы говорите, целый народ страдает от недоедания? Печальный диссонанс, зато какой гармонией звучит на его фоне вся остальная музыка! («Опыты теодицеи», часть I, § 12). Почему Бог выбрал именно такой мир? Потому что это лучший из миров, в котором навечно предусмотрено оптимальное сочетание со-возможных событий. А откуда нам знать, что этот мир действительно лучший? Но ведь Бог выбрал его для нас (там же, §§ 8–10)! Поистине, не устаешь поражаться, как такой могучий гений, как Лейбниц – может быть, величайший из гениев всех времен и народов, – мог довольствоваться ходьбой по кругу в этом своем мирке восторженного оптимизма. Видимо, гений бессилен против веры, тогда как вера способна на многое – например, убаюкивать гений до тех пор, пока он не уснет.
Согласие (Acceptation)
Согласиться означает сделать своим, принять, признать, сказать «да» тому, что есть или будет. Это единственный способ жить, как говорили древние греки, gomologoumenos, т. е. в неразрывном согласии с природой и разумом. Отказаться? Зачем, если это ничего не изменит? Лучше согласиться и действовать.
Не следует путать согласие с терпимостью (последняя предполагает, что какие-то остатки желания отказаться, дистанцироваться от предложенного сохраняются) и со смирением (хранящим остатки огорчения). Подлинное согласие радостно. В этом смысле оно составляет главное содержание мудрости. Так, Монтень говорит: «Я с чистым сердцем и благодарностью принимаю от природы то, что она сделала для меня, соглашаюсь с ней и ликую». У Праджнянпады читаем: «То, что я хочу сказать вам, очень просто и сводится к одному слову: “Да”». Да – всему грядущему, всему, что будет. Путь – это возможность наслаждаться вкусом плодов и богатствами жизни. Путь, таким образом, это понимание того, что другого пути нет, что он и есть мир, который ты либо принимаешь, либо отвергаешь. Согласиться – значит принять.
Согласие не равнозначно воле. Стремись к тому, что от тебя зависит, учили стоики, и принимай то, что от тебя не зависит. Но здесь перед нами встает трудность, о которую споткнулся и сам стоицизм: а зависит ли от нас наше согласие? Эпиктет утверждал, что зависит. Увы, жизнь снова и снова опровергает его. Но ведь ни от кого другого оно тоже не зависит. Иначе говоря, наше согласие зависит не от нашего хотения, а от того, что мы такое есть. Но разве можно выбрать, каким быть? Или хотя бы познать и изменить себя, стать лучше и двигаться вперед? Нельзя согласиться по приказу, но можно учиться согласию, как и умению поддерживать и культивировать
Следует ли соглашаться со всем на свете? Со злом, например? С наихудшим из возможного? Приходится соглашаться, ибо иначе с ним нельзя бороться. Разве можно лечиться, отвергая сам факт болезни? Разве можно бороться, не соглашаясь признать, что конфликт существует? Чтобы возлюбить своих врагов, вначале следует признать, что они есть, и согласиться их иметь. В том и состоит мудрость Евангелия, что оно учит: любить значит говорить «да». Что отнюдь не подразумевает отказа действовать, бороться, менять мир. Так скульптор, прежде чем преобразовывать мрамор, должен согласиться иметь дело именно с мрамором. Так и деятельный человек должен принять мир таким, какой он есть, и лишь затем пытаться его преобразовать. Родители во всем согласны со своими детьми (это значит, что они любят их такими, какие они есть, ни от чего не отворачиваясь), но разве они отказываются их воспитывать, а порой и наказывать? Запрещать не запрещается, запрещается презирать, отвергать, ненавидеть. Не запрещается говорить «нет», если это поможет громче и свободнее сказать «да». Согласие не слабость. Это прозорливая и щедрая сила.
Ее противоположность – отказ, злоба, неприятие, отрицание, вытеснение. Отказаться значит сказать миру «нет» и положить начало безумию. Согласие, напротив, – начало мудрости.
Содержание (Compr'ehension)
В логике и лингвистике – совокупность общих характеристик, свойственных индивидуумам одного и того же класса и служащих для его концептуального определения. В этом смысле содержание противостоит расширению (экстенсиональному толкованию). Например, дать содержательное определение концепта «млекопитающее» (лингвисты иногда говорят интенсиональное определение) значит перечислить характерные признаки, служащие основанием принадлежности именно к этой группе: млекопитающее – это позвоночное животное (ближайший род), имеющее грудные железы, эластичный кожный покров, четырехкамерное сердце, легочное дыхание, живородящее (за исключением отряда однопроходных), существующее при постоянной температуре тела и т. д. Расширительное, или экстенсиональное, определение подразумевает перечисление всех видов млекопитающих (каждый из которых следует определить интенсионально), а то и вообще всех млекопитающих (строго экстенсиональное определение). Содержательный подход позволяет экономить время и остается почти единственным способом давать определения.
Нетрудно заметить, что чем богаче содержательное определение понятия, тем уже его объем, и наоборот: понятие млекопитающего богаче, чем понятие позвоночного, но видов позвоночных больше, чем видов млекопитающих.
Сожаление (Regret)
Испытываемое в настоящем желание, обращенное на прошлое и в силу этого как бы дважды пустое – оно отражает нехватку в нас самих того, чего никогда и не было. Тем самым отличается от ностальгии (нехватки того, что когда-то было) и противостоит благодарности (испытываемой в настоящем радости о прошлом). «Сожаление, – пишет Камю, – это иная форма надежды». Однако сам контекст – а речь идет о Дон Жуане («Миф о Сизифе») – указывает, что автор в данном случае имеет в виду скорее то, что лично я называю ностальгией. На самом деле и то и другое симметрично надежде: это нехватка прошлого (и того, что было, и того, чего не было), как надежда есть нехватка будущего (которое, может быть, наступит). Асимметрия делает сожаление еще более болезненным, а надежду – еще более сильной.
Созерцание (Contemplation)
Внимательный и бескорыстный взгляд. Метафорически созерцание означает способность сознания познавать, не стремясь к обладанию, использованию или вынесению суждения о познаваемом. Созерцание есть вершина духовной жизни, чистая радость познания (Аристотель называет это теоретической жизнью, Спиноза – amor intellectualis, т. е. интеллектуальной любовью), истинная любовь к истине. В созерцании объекта «Я» растворяется; спасать становится некого, и это-то и есть подлинное спасение.
Сознание (Conscience)
Одно из самых трудных для определения слов – возможно, потому, что всякое определение апеллирует к сознанию и подразумевает сознание.
Сознание – это своего рода отношение себя к себе, но не имеющее ничего общего ни с адекватностью (не всякое сознание есть знание; бывает и ложное сознание), ни с тождественностью (иметь самосознание – не то же самое, что быть собой), ни с инаковостью (сознание существует только для себя). Попробуем сказать, что сознание – это присутствие в себе духа или души, своего рода мысли, способной к самоосмыслению. Это знание, отдающее себе отчет в том, что оно знает; это вера, не сомневающаяся в себе; это ощущение или чувство, понимающее, что именно ощущается или чувствуется. Всякое сознание предполагает некую двойственность. «Сознание означает знание вместе с чем-то еще, – указывает Мен де Биран, – знание себя и знание чего-то другого». От этого отталкиваются и феноменологи, формулируя свою идею интенциональности, получившую выражение в знаменитом определении, предложенном Сартром: «Сознание есть такое бытие, для которого в самом его бытии встает вопрос о бытии в той мере, в какой это бытие предполагает какое-либо иное бытие» («Бытие и ничто», Введение). Иными словами, я не могу осознать вот это дерево или вот эту идею без того, чтобы в моем сознании не зародилось хотя бы смутное сознание того, что я их осознаю. Это не значит, что всякое сознание рефлексивно, если под этим понимать, что сознание непременно должно эксплицитно воспринимать самое себя как объект. Это значит скорее, что для сознания тот или иной объект может существовать только при условии, что само сознание существует для себя. Сознание – что-то вроде окна, которое способно открываться в мир, только оглядев себя. Вот почему не бывает абсолютного сознания, и всякое сознание есть размышление. Когда я смотрю на дерево, что я вижу: дерево или свое видение дерева?