Философский словарь
Шрифт:
Восприятие подразумевает ощущение, но не сводится к нему. Нельзя воспринимать, не ощущая, но можно ощущать, не воспринимая. Например, я стою ногами на земле. Я постоянно ощущаю землю под своими ногами, но воспринимаю это только в редкие моменты. Или другой пример – уличный шум. Я слышу его постоянно, но воспринимаю (то есть отдаю себе отчет в том, что слышу именно уличный шум) только в том случае, когда он становится особенно сильным или если я специально прислушаюсь. Восприятие предполагает активность мысли, хотя бы минимальное внимание к происходящему, тогда как ощущению достаточно пассивного состояния ума или вообще только телесной деятельности. Именно это происходит с нами во сне. Мы продолжаем слышать звуки (они могут нас разбудить), но не воспринимаем их – пока спим. Рассуждая от обратного, можно дать и определение восприятия – это не обязательно активное ощущение (чтобы воспринимать звуки, не обязательно к ним прислушиваться), но такое ощущение, а чаще – комплекс ощущений, которые мы осознаем или которым внимаем. Ощущение – это то же самое, минус внимание и осознание, от которых мы абстрагируемся. Правда, следует признать, что эта абстракция
П
Память (M'emoire)
Осознание прошлого в настоящем, как в потенции (способность), так и в действии (запоминание или припоминание). Как и любая форма сознания, память актуальна, но становится таковой лишь в силу своей способности воспринимать прошлое в качестве прошлого – иначе мы имели бы дело не с памятью, а с галлюцинацией. Память – это актуальное осознание того, чего больше нет, в силу того, что оно было.
Следует избегать говорить о памяти как о следе прошлого. Во-первых, потому, что такие бесспорные следы прошлого, как пятно или складка, не являются актами памяти; во-вторых, потому, что след являет собой «кусочек» настоящего, лишь напоминающий сознанию о прошлом. Кажется вполне правдоподобным, что в мозгу могут существовать какие-то следы прошлого, способствующие памяти. Но фактом памяти это является лишь постольку, поскольку мозг благодаря этим следам продуцирует нечто иное, чем эти следы, а именно осознание в настоящем того, чего больше нет.
Также следует избегать говорить о памяти как об одном из измерений сознания. Память скорее и есть само сознание, способное сознавать что-либо лишь при том условии, что оно постоянно помнит о себе и о своих объектах. Что такое предвосхищение, как не проекция воспоминания в будущее? Что такое воображение, как не память о воображаемом? Что такое внимание? Воспоминание о необходимости держать внимание, о бытии или об объекте внимания. Таким образом, всякое сознание есть память; память не только «сосуществует» с сознанием, как утверждает Бергсон, она и есть само сознание.
Существует выражение «долг памяти». На столь высоком уровне обобщения оно не имеет четкого смысла. Память – это способность, а не добродетель; и то и другое вместе желательно использовать наилучшим образом, что подразумевает некую выборочность, а следовательно, забывание некоторых вещей. Память нуждается в забывании, иначе она не смогла бы быть полезной. Мы не виноваты, что забываем вещи, не стоящие того, чтобы о них помнить, и даже вещи, которые хорошо бы помнить, но забывание которых не связано с вопросами морали (например, номер своего банковского счета). Подлинный наш долг состоит не в том, чтобы помнить, а в том, чтобы захотеть вспомнить. Конечно, не обо всем на свете и не о разных пустяках, а о том, что мы должны другим: либо потому, что они оказали нам добро (благодарность), либо потому, что им плохо (сострадание, справедливость), либо потому, что им плохо из-за нас (раскаяние). Это наш долг, долг верности, но не долг памяти. Одновременно это единственный приемлемый способ оказать влияние на будущее. Иными словами, нельзя превращать прошлое в чистую доску.
Пантеизм (Panth'eisme)
Вера в такого Бога, который является всем сущим, или в сущее, которое является Богом. Таким образом, Бог предстает миром (стоики) или природой (Спиноза: «Deus sive Natura»), и другого Бога нет и быть не может. Отсюда понятно, почему пантеистов столь часто обвиняли в атеизме, хотя с тем же успехом пантеизм может быть и религией имманентности.
Иногда в истории философии различают пантеизм, утверждающий, что все сущее есть Бог, и панэнтеизм, согласно которому все сущее – в Боге. Именно последнее убеждение, по мнению Геру (191), разделял Спиноза. Подобный подход позволяет провести дистанцию между Богом, или субстанцией, с одной стороны, и его модусами, с другой – между природой порождающей, как иногда говорят, и природой порожденной. С точки зрения экономичности системы это выглядит разумным – Спиноза никогда не верил, что птицы или цветы суть Бог. Однако, если допустить, что эта дистанция как таковая существует только в Боге, если природу порождающую не связывает с природой порожденной никакая трансцендентность, тогда я не уверен, что подобное различение продолжает оставаться осмысленным. «Чем больше познаем мы единичные вещи, – пишет Спиноза, – тем больше мы познаем Бога» («Этика», часть V, теорема 24). Мне представляется, это нечто большее, чем панэнтеизм. Хотя подобный взгляд не отменяет предположения, что Бог и Природа суть одно: не только все сущее есть в Боге, но и Бог присутствует во всем сущем (потому что ничего иного нет). Если это не пантеизм, то что это?
Панэнтеизм (Panenth'eisme)
Учение, согласно которому все сущее заключается в Боге, в то же время не будучи Богом. Тем самым отличается от пантеизма. В этом смысле можно говорить о панэнтеизме христианства, выводимом из сочинений апостола Павла («ибо мы Им [Богом] живем и движемся и существуем»; «Деяния…», 17, 28). Иногда аналогичные взгляды высказывает и Спиноза (см., например, Письмо 73 к Ольденбургу).
Папизм (Papisme)
Второе название католицизма, поскольку католицизм признает авторитет и непогрешимость папы. Слово, изобретенное протестантами, само собой разумеется, несет уничижительный оттенок. Вместе с тем отсутствие папы – еще не гарантия против фанатизма.
Парадигма (Paradigme)
Особенно яркий
Парадокс (Paradoxe)
Мысль, идущая вразрез с устоявшимся мнением или с самым мышлением.
Слово «парадокс» имеет два значения. В стремлении пойти против устоявшихся мнений (doxa) нет ничего предосудительного, что, конечно, не означает, будто парадокс всегда прав (есть истинные и ложные парадоксы). Это означает лишь, что есть люди, не желающие довольствоваться послушным повторением того, что говорят другие. Оскар Уайльд, например, сказал, что «природа подражает искусству». Это парадоксальное утверждение, ибо большинство людей полагают, что искусство подражает природе, но в нем содержится и здравое зерно, то есть мыcль о том, что наше видение природы, возможно, изменяется в зависимости от влияния изобразительного искусства («Вы замечали, – продолжает Уайльд, – что с некоторого времени картины природы стали напоминать полотна импрессионистов?»). Еще один пример – заявление Талейрана: «Не доверяйте первому побуждению, ибо оно самое лучшее». Снова парадокс (почему нельзя верить тому, что верно?), но и он наводит на размышление: если первое побуждение является хорошим с нравственной точки зрения, оно может оказаться очень вредным в другом отношении (например, в приложении к политике или дипломатии). Нетрудно заметить, что большинство парадоксов основаны на двойственном значении по меньшей мере одного из использованных слов, и высказывание, представляющееся абсурдным в соответствии с одним из них, в соответствии с другим обретает смысл и глубину. Но существуют и подлинные парадоксы, действительно идущие вразрез с господствующим мнением и при этом не прибегающие ни к какой игре на двойных смыслах. Спиноза, например, пишет, что мы желаем чего-то не потому, что считаем это добром, а напротив, считаем что-либо добром, потому что стремимся к этому («Этика», часть III, теорема 9, схолия). Но каждый из нас чувствует, что это совсем не так. Из чего нельзя вывести, что Спиноза ошибается, как нельзя утверждать и того, что он прав.
Термин «парадокс» имеет также и чисто логическое значение. Так называют мысль, противоречащую другой мысли, иначе говоря – противоречие или антиномию. Один из примеров принадлежит Расселу: идея множества всех множеств, не являющихся элементами самих себя, в классической теории множеств является парадоксом (потому что это множество содержит само себя как раз при условии, что оно не содержит само себя). Обычно принято думать, что парадокс, кроющийся в рамках данной теории, служит ее опровержению или по меньшей мере подразумевает коррекцию теории – именно это и произошло с теорией множеств после того, как Рассел сформулировал свой парадокс (отныне ее аксиоматика исключает случай, при котором множество может быть определено свойством не содержать само себя в качестве элемента). Из этого следует, что парадоксы помогают мысли двигаться вперед, – разумеется, когда они не сводятся к глупостям.
Паралогизм (Paralogisme)
Невольно допущенная ошибка в умозаключении. Этим паралогизм отличается от софизма. Софизм сознательно вводит в заблуждение, паралогизм сам заблуждается. У Канта «паралогизмы чистого разума» являются диалектическими рассуждениями, относящимися к первой из трех «Идей разума» (душа, мир, Бог). Они суть иллюзии, в которые неизбежно впадает рациональная психология в своей претензии познать душу (как ноумен), тогда как мы не имеем о душе никакого опытного знания. Паралогизм в данном случае заключается в стремлении на основе чисто формального единства трансцендентального восприятия (единства «я мыслю») сделать вывод о его субстанциальном существовании в качестве субъекта (то есть души), о его простоте, личном характере и бессмертии. Это означает попытку обращаться с идеей как с объектом и совершить переход от мышления к существованию (аналогично онтологическому доказательству бытия Божия, которое столь же иллюзорно).