Финальная загадка
Шрифт:
Боб поддал газу, и внедорожник стал набирать скорость.
Я оглянулся. Стена, сотканная из падающих капель, отвесно уходила ввысь и с каждой секундой отдалялась, а небо над нами теперь было покрыто плотным слоем облаков, которые снизу выглядели гораздо прозаичнее, чем сверху – из иллюминатора.
Здесь, на открытом пространстве, среди красноватых холмов, поросших редкой травкой, постукивания в груди больше не было. Наверное, всё же померещилось.
Мы выехали на огромное, практически плоское плато. С правой стороны оно обрубалось пропастью глубиной в сотню метров. Это и был каньон, образовавшийся после кратковременного землетрясения, во время которого, кстати, никто не пострадал.
Дорога потянулась вдоль остроконечной кромки разлома. Каньон был действительно большим и опасным даже на вид. Противоположный край был еле виден сквозь бледно-бирюзовую дымку.
И как только никто не пострадал от такого нехилого толчка в густонаселенном районе? Будто сама земля чувствовала, где ей следует аккуратно разойтись, чтобы никого не угробить.
Боб опять сбросил скорость, и я наконец оторвал взгляд от каньона. Мы приближались к блокпосту. Поперек шоссе красно-белой зеброй торчал шлагбаум, от которого в обе стороны тянулось врытое в грунт ограждение из стальных балок, обмотанных тонкой проволокой. Неужто под напряжением?
На обочине стоял военный «Хаммер», пара солдат в касках-сферах сидели на крыше джипа, устроив на коленях штурмовые винтовки. Судя по всему, здесь механика ещё не выкидывает фокусы, и с оружием всё более чем в порядке.
Мы остановились. Один из бойцов спрыгнул с «Хаммера» и неторопливо подошёл к машине со стороны водителя. Они с Бобом о чём-то тихо поговорили, после чего учёный повернулся ко мне и, виновато пожав плечами, объяснил, что нужно пройти процедуру досмотра. Он так и сказал: пройти процедуру досмотра, а не просто пройти досмотр. Бр-р-р.
Я перехватил кейс, толкнул дверцу и вышел из машины.
Офицер усадил меня на неудобный стул, царапнул взглядом по паспорту и визе, внимательно изучил гербовую бумагу из университета Джорджии, подтверждающую, что именно я должен был приехать из Российской Федерации, а не какой-нибудь, скажем, Vasiliy Pupkin. После этого он кивнул бойцу, и тот проводил меня в соседнее помещение, посреди которого возвышалось врачебное кресло – помесь стоматологического и гинекологического вариантов. Не, ну ребят, мы так не договаривались…
Закрепив меня в неустойчиво-наклонном положении, врач нацепил перчатки и садистски ослепил ярким светом. Я зажмурился. Он долго молчал, пристально изучая меня, как букашку. Затем снял очки и, закусив тонкую дужку, поинтересовался, указав на кейс:
– Drugs?
– Да какие в жопу наркотики, – пробормотал я, готовясь объяснять, что, мол, не пристрастен, не употребляю, и вообще всячески против. Давайте, мол, просвечивайте, анализируйте, проверяйте…
Но врач неожиданно просветлел:
– Ё-моё! Земляк!
– О как! – обрадовался я, неуклюже привставая. – А я уж…
– Лежи. – Он с силой вдавил меня обратно в это адское кресло. – Тут камеры везде. А я всё ждал-гадал… Думаю, пришлют наши кого-нибудь или сэкономят?
– Так тут же вроде принимающая сторона за весь банкет платит, – удивился я.
– Может и так, – легко согласился он. – Как родина?
– Да как обычно: грязненько, бедненько, весело, – улыбнулся я.
– Ну да. – Он вернул очки на переносицу, пряча взгляд за бликующими стёклами. – А я успел отвыкнуть от любимой помойки. Правда, к местным так и не привык. Какие-то они неправильные. Не, тут чистенько, конечно. Богатенько. Только грустно. У них же мозги как часы работают: тик-так, тик-так. И не дай бог этот механизм нарушить – всё поломается. А душа… Эх, чего говорить.
– Скучно?
– Скучно. Ты надолго?
– Пока на неделю, там посмотрим.
Он воровато покосился куда-то в угол. Совсем тихо сказал:
– Я в отпуск сегодня. Давай по водочке, что ли?
– Работы полно, – попытался увильнуть я.
– Издеваешься? – обиделся врач.
– Если бы… Ладно, давай телефон.
– Руку дай. Да не дёргайся ты… – Он начеркал мне на ладони номер. – Свободен. Вечером звони.
– А как же осмотр? – подначил я, вылезая из пыточного кресла.
– Дуй уже, Мичурин. Изучай инопланетяшек.
Он начеркал что-то в протоколе, передал его мне и кивнул на дверь.
Я накинул ветровку, спросил:
– Тебя как зовут, Пирогов?
– Алекс… тьфу ты! Саша.
– Миша.
Я уже повернул ручку, но он меня окликнул:
– Да, ещё…
– Что?
Он повертел очки, снова закусил дужку. Негромко сказал, шепелявя:
– Ты там… ошобо не мудри, в общем. Территория этого не любит – мигом можги наизнанку вывернет. Я видел некоторых…
– И что «некоторые»? – насторожился я.
Саша помолчал, вынул многострадальную дужку изо рта и убрал очки в карман халата.
– Ты просто будь осторожен, – сказал он. – Там… всякое случается.
– Спасибо, успокоил.
– Бывай.
Когда я вышел из кабинета, Боб уже в нетерпении переминался с ноги на ногу.
– Фсьо хорошо? – спросил он, смешно приподняв брови.
– Супер, – ответил я. – Что дальше?
Он объяснил, что мне придётся оставить кейс здесь, в сейфе. И все остальные электронные и механические устройства тоже.
Я отстегнул цепочку. Достал из кейса записи, увеличительное стекло, боксы для образцов почвы и карандаш. На их место положил мобильник и кварцевые часы – больше у меня никаких приборов с собой не было.
Защёлкнув кейс, я повернул ключ и выставил код. Ту же процедуру проделал с индивидуальным сейфом. Оба ключа положил в нагрудный карман, подхватил папку с записями и изобразил готовность к подвигам.
Мы с Бобом прошли через рентген-установку, за монитором которой сидела девушка в военной форме.