Финальная загадка
Шрифт:
Я поднял голову и замер на полушаге.
Штрих-код исчез.
Отчётливо ощущая, как лёгкий ветерок треплет волосы и холодит шею, я тупо таращился на противоположную стену ущелья добрую минуту, но узор так и не вернулся. Вдалеке лишь застыли красноватые скалы, а над ними – серое небо. Мистика.
Я открыл блокнот. Честное слово, в тот момент я бы не удивился, пропади страница с записанными цифрами или все страницы разом…
Но страница была на месте. Цифры тоже.
А рядом с ними теперь была ещё и стрелка. Обычная такая стрелочка. Только вот я её не рисовал! И раньше этой стрелочки здесь не было, руку даю на отсечение! А сейчас была. Небольшая, начертанная тем же карандашом что и цифры, она будто предлагала перевернуть страницу.
Я прекрасно знал, что на следующей странице. Мои теоретические выкладки по физическим флуктуациям в зонах с повышенной геомагнитной активностью. Формулы, тезисы. На всякий случай перед отъездом выписал кое-что из автореферата собственной кандидатской.
Я перевернул страницу. И сердце вновь пропустило удар.
Бред.
Чушь.
Абсурд.
Какие ещё есть синонимы бессмыслицы? Ерунда?
Вместо формул, заметок и тезисов на странице был набор знаков, расположенных в несколько строк. Хаотичный, нечитабельный набор. Начиналась абракадабра примерно так:
Это было похоже на сообщение с нарушенной кодировкой. Только как кодировка могла сбиться в тексте, написанном от руки?..
Не закрывая блокнот, и стараясь держать страницу с каракулями в поле зрения, но в то же время не споткнуться, я направился к тенту, где мелькал Боб.
Учёный при виде меня остановился, привычно просветлел. Но, когда он поймал мой взгляд, улыбка слетела с его лица.
Я молча сунул Бобу под нос раскрытый блокнот. Он несколько секунд смотрел на лист, после чего поднял глаза. Серьезно спросил:
– Что это?
– Это мои записи, – стараясь, чтобы голос не дрожал, ответил я. – Формулы например.
– Не понял, – искренне удивился Боб.
– Вот и я тоже… не понял.
– Чистый лист, – осторожно приподняв пальцем уголок страницы, сказал Боб. – Зачем ты показывать меня чистый лист?
Я выхватил записную книжку у него из рук и уставился на девственно-белый лист. Сглотнул, стиснул зубы и поднял указательный палец вверх: мол, молчи, сам понимаю, что ничего не понимаю. Развернулся и вышел из-под брезентового тента.
Боб, умничка, ничего не сказал. Правильно. Мне в таком состоянии напутствия нужны как стрелы в спину.
Я неторопливо пошёл по тропинке, ведущей к дальнему концу территории. Глубоко вдыхая чистый воздух, постарался привести мысли в порядок.
Так, что у нас получается? Либо нечто или некто на территории может менять физическую реальность, либо воздействовать на наше восприятие этой реальности…
Стоп.
Догадка вспыхнула в голове, как если бы там лампу зажгли. Ну-ка, проверим. Я отыскал подходящий камень, присел и достал блокнот, записи, распечатки – всё, что взял с собой.
Везде были эти чёртовы каракули!
Так. Хорошо. А теперь попробуем вот что…
Я взял карандаш, выдернул лист
Через минуту я достал лист и развернул. Прочитал: «Это тест. 1234567890. Это не галлюцинация. Test».
Всё верно. Именно это я и писал. Значит, территория изменяет реальность или информационную матрицу избирательно. И сейчас мы выясним – как.
Я снова вырвал чистый лист и, тщательно выводя каждую букву, написал на нём: «Я хочу выяснить причины возникновения паранормальной активности на территории „Парадокс“. У меня уже есть на этот счёт несколько мыслей».
Выдержав записку в кармане пару минут, я извлек её и развернул.– и всё в таком духе.
Территория не хочет, чтобы её изучали. Но ведь я написал о якобы посетивших меня догадках, а мозги мне до сих пор никто не вскипятил и с ума не свёл. Территория этого не может сделать? Или не хочет? Или этому всё же не под силу читать мысли?
Ну, по крайней мере, хоть что-то начинает проясняться.
Я потёр лицо руками. Вроде бы поработал всего час или немногим дольше, а такое чувство, что весь день кирпичи грузил. Надо сворачиваться. На первый раз хватит.
Зачерпнув боксом для образцов глинистую почву, я закупорил его, убрал в карман и пошёл к Бобу. Он встретил меня неизменной улыбкой, от которой, честно говоря, уже начинало подбешивать, но ничего не сказал. Мы перекусили пухлыми сандвичами с кофе и двинулись в обратный путь.
Метров через сто я обернулся. Плато, холмы, каньон, пролесок… Что-то во всём этом не так. В самой местности. Не могу понять.
Я усмехнулся и зашагал по шоссе, больше не оборачиваясь.
Погоди, я обязательно разберусь с тобой, «Парадокс». Как бы ты ни пытался помешать. Непременно разгадаю твою загадку.
Добравшись до отеля, я упал на кровать и растянулся прямо на покрывале. Сам не заметил, как погрузился в сон…
Какие-то дурацкие сцены то и дело мелькали перед глазами: то дождь падал сверху, и тело плавилось под его ядовитыми струями, то кричал Боб, подзывая к краю бездонного ущелья, а когда я подбегал – видел глаза, миллионы глаз, испуганно глядящих снизу… Потом врачебное кресло цепко схватило за колени и локти, и впереди забегал стоматолог, звеня инструментами. Среди них откуда-то взялись вилочки и ложечки… Стоматолог обернулся и вспыхнул, словно пропитанная бензином промокашка… И в сполохах огня замелькали непонятные схемы и формулы, они будто таились внутри мозга до поры до времени и теперь стали стремительно разлетаться в разные стороны, пронзая языки пламени…
Дернув затекшей кистью, я сел. После короткого сна осталось тревожное послевкусие, словно меня окунули головой в воду и вытащили лишь тогда, когда почти уже задохнулся.
Позолоченные стрелки на часах показывали половину восьмого. Я подошел к умывальнику и намылил руки. Пена окрасилась синеватым… Вот же блинский чёрт! Мне же этот русский врач на ладони телефон записал. Всё, поздно. Смыл. Впрочем, оно, наверное, к лучшему: не напьюсь.
Я включил ноут и вышел в Сеть по местному вайфаю. Довольно быстро нашёл сайт, где можно было определить назначение штрих-кода. Отлично.
4 607037 540019.
Enter.
Когда высветились результаты поиска, я некоторое время тупо смотрел на экран, пытаясь понять: надо мной кто-то издевается, или я неправильно записал цифры? Перепроверил. Внимательно вбил данные вновь.
Результат оказался тот же.
Спички. Этот штрих-код был от обыкновенных спичек.
Я закрыл ноут. Озадаченно почесал в затылке. Встал, прошёлся от окна к двери и обратно – помнится, одному набитому опилками медвежонку это помогало соображать. Мне не помогло.
Открыв кейс, я извлек из него бокс с почвой, реактивы и несколько колб. Давайте-ка на время отбросим абстракции и займёмся чем-нибудь эмпирическим, более приземлённым, что ли. Земля для этого как раз подойдёт. Посмотрим, что новенького добавила территория в красноватую почву штата Джорджия…
Я открыл бокс. Там было белое кристаллическое вещество. Так. Это уже слишком. Это не-воз-мож-но.
Проделав пару элементарных тестов, я убедился, что в боксе не яд. Послюнявил кончик мизинца, взял на него немного белого порошка, лизнул.
Чёртов хлористый натрий.
Я со злостью швырнул бокс на стол, рассыпав соль по всему номеру. Кажется, теперь до меня начинает доходить, почему некоторые тут с катушек слетают.
Собираешь на территории глину – в отель приносишь соль. А на стенах каньона проявляются штрих-коды спичечных коробков…
Эх, жаль, что номер того русского доктора смылся.
Я заглянул в минибар. Виски, вермут, пара аперитивчиков, коньяк, джин.
Злобно потыкав в сенсоры телефона, я потребовал у портье стакан водки и огурец. Интересно, принесут?
Через пять минут заказ доставили. Железный столик на колесиках, прозрачное великолепие стакана – не гранёный, конечно, но покатит. Парень потоптался в ожидании чаевых, потом зацепился со мной взглядами и поспешно смылся. Прям как номер русского доктора.
Я осторожно понюхал стакан, опасаясь учуять вместо запаха водки аромат сирени. Нет, здесь всё в порядке. Проглотив содержимое в два глотка, я хрустнул огурцом. Через пять минут поднял трубку и произнёс роковое «ещё»…
К утреннему приходу Боба я успел слегка оклематься. Кефира в Cafe Ravina не оказалось, но литр холодного апельсинового сока немного остудил палящее похмелье.
Мы с учёным проделали тот же путь, что и накануне. Снова у меня возникло «тиканье» в районе солнечного сплетения, снова осталось ощущение «фантомного взора» после проезда через стену дождя, снова на блокпосте пришлось оставить кейс, мобильник и часы. Снова – неудобное кресло, но на этот раз без опеки жизнерадостного врача Саши.
Голова гудела, а работать было нужно. Добравшись до палаточного городка, я оставил Боба под тентом и отправился на прогулку.
Почти сходу я столкнулся с болгарским физиком Додоном Хаджипетровым. Гигант науки вновь предрёк мне страшные мучения, если я сейчас же не уберусь восвояси со своими русскими секретами. В конце концов, он так разошёлся, что военные всё-таки увели его под белы ручки. Точнее – ручищи.
Я обратил внимание на узор. Номер штрих-кода на скале был другой. Я переписал его в блокнот, после чего рисунок, как и вчера, благополучно исчез.
Похмелье понемногу отпускало – уже не хотелось лечь и умереть на месте. Я продолжил изучать территорию.
Больше всего меня заинтересовали три объекта. Два «озера» и «пещера» с парным входом, расположенная на небольшом возвышении. «Озёра» представляли собой овальные впадины, находящиеся на расстоянии метров трехсот друг от друга. Заполнены они были стекловидным прозрачным веществом, больше всего напоминающим упругое желе.
Я попробовал отковырнуть небольшой кусочек. Подцепил специальной ложечкой, извлёк немного студня. Образовавшаяся выемка заполнилась прозрачным гелем, который быстро превратился в однородную массу – не отличишь от остальной.
Достав увеличительное стекло, я глянул на извлечённый кусочек «холодца». Прозрачность практически идеальная, никаких частиц или кристаллов не различить. Эх, жаль, микроскопы тут бесполезны…
Помня вчерашнюю неудачу с глиной-солью и уже зная, что вынести с территории вряд ли что-то получится, я решил поступить с точностью до наоборот: притащил реактив сюда. Легально, скорее всего, мне бы не позволили пронести концентрированную серную кислоту, поэтому я спрятал крошечную ампулу в колпачке карандаша. Конспиратор, блин.
Аккуратно надломив ампулу, я медленно наклонил её над кусочком «озера»… Никакого эффекта. Жидкость не лилась. Я наклонил сильнее – ничего. Слегка встряхнул ампулу – шиш! Потеряв всякое терпение, я перевернул пузырек и стал остервенело его трясти, рискуя получить ожог. Бесполезно: кислота будто превратилась в стекляшку. А может, и правда…
Я в сердцах жахнул ампулу оземь. Она весело разлетелась на мелкие осколки, словно только этого и ждала. Это уже ни в какие рамки не лезет! Здесь невозможно работать!
Обречённо вздохнув, я направился к «пещере» – следующему интересному объекту. Вход в неё располагался на холме. Он походил на две сводчатых арки высотой метров пятнадцать, разделённых стеной из твёрдой породы.
Анализы почвы я проводить больше не стал, всё равно без толку. Решил просто осмотреть эти гроты. Подойдя ближе к одному из них, я почувствовал, как оттуда дует слабенький ветерок. Стоп. Быть такого не може… Да какого чёрта, в конце концов? Может! Ещё как может! И пора принять это за аксиому: здесь всё что угодно может быть.
Я зашёл внутрь. Пахло сыростью. Не успел сделать и пары шагов, как вдруг из темноты выступил человек, заставив меня вздрогнуть. Одет он был в штормовку и клетчатые брюки.
– Nothing interesting, – сказал он с каким-то европейским акцентом. – Not deep tunnel. It’s about hundred meters and a blank wall in its end. And don’t try to use matches – all the same not burning. [1]
Я кивнул – мол, понял. И тут же подумал, как «пещера» может заканчиваться глухой стеной, если оттуда тянет сквозняком? Очередной парадокс?
Решив всё-таки проверить, я двинулся вперёд, выставив руку перед собой и ступая осторожно, чтобы не налететь на что-нибудь и не споткнуться в полумраке.
Учёный оказался прав. Через полсотни метров «пещера» заканчивалась. Я потрогал стену руками: прохладная, упругая, будто из очень плотной резины, вся в каких-то мелких отверстиях. Похоже на губку.
На обратном пути я поймал себя на мысли, что сквознячок снова дует мне навстречу… Интересно, как такое может быть?
В тот момент, помнится, меня впервые посетила одна безумная догадка. Но я тогда отбросил её как маловероятную. Тогда я ещё не был готов поверить.
Выйдя из грота, я направился к южной оконечности территории. Погружённый в размышления, я не сразу заметил, что меня зовут.
– Михаил… – И уже громче: – Да постойте же!
Я обернулся.
О как!
– Лариса! Вы здесь откуда?
– Я же говорила, что работаю журналистом.
– Не говорили. – Я насторожился. – И разве сюда пускают… ну… вас?
– А разве нет? – улыбнулась она. – Да не напрягайтесь вы так. Здравствуйте.
– Здравствуйте. – Я скосил глаза на ее строгую юбку выше колен. Красивых, между прочим, колен. – Я не напрягаюсь.
– Тогда перестаньте таращиться на мои ноги. Лучше расскажите, что здесь к чему.
– Пойдемте. Вас предупредили, что по территории лучше ходить по одному, а не парами?
Она неопределённо пожала плечами.
– В общем, если кто-то из нас свихнётся – я не виноват.
Тьфу ты! Что я опять такое несу?
Лариса чиркнула по мне взглядом – как-то наискось, сверху вниз – и коснулась большим пальцем обручального кольца. Так обычно делают, если носят его недолго. Интересно, это она рефлекторно или всё-таки?..
Не важно. Пусть будет рефлекторно…
Лариса оказалась не только любопытным и эрудированным собеседником, но и чрезвычайно обаятельной женщиной. Я пару раз чувствовал её лёгкое дыхание, когда мы опускались на корточки рядом друг с другом, чтобы рассмотреть что-нибудь на земле. И невольно ловил едва ощутимый запах парфюма.
Если я вернусь в Россию с журналистской, Ерёмин меня убьет. Зато Фрейд, навечно застрявший в 1939-м, будет доволен…
– Nosce te ipsum, – задумчиво произнесла Лариса, остановившись почти у самого края каньона и теребя красный флажок.
– Что это значит? – Никогда не был силён в латыни.
– Познай самого себя. Эти слова высечены над входом в храм Аполлона Дельфийского. Правда, по-гречески. Их приписывают Фалесу.
– Здесь, кажется, всё с ног на голову переворачивается, – ответил я, вставая рядом с ней и глядя в пропасть. – Ни себя не познать, ни…
Я пощёлкал пальцами, подбирая слово.
– Ни меня, – закончила Лариса.
Я почувствовал, как тянет под ложечкой. Повернулся и посмотрел на неё.
С трудом вспоминаю, как мы добрались до отеля. Боб без восторга поглядывал на Ларису и почти не улыбался, пока мы ехали в машине. Швейцар, ресепшн… Лифты заняты. К чёрту! По лестнице…
В номере она упала на кровать, притянула меня к себе и закрыла глаза. Строгая юбка полетела в одну сторону, обручальное кольцо в другую…
И мир перевернулся…
– Занятно. Никогда раньше не вытворяла такое с учёным. – Лариса потянулась, выгнув спину и вытянув носочки голых ног. – Как это у вас называется? Эксперименты? Исследования?
Я натянул брюки и врубил ноут. Ну и ну. Кандидат наук, уважаемый человек, не последний ум в НИИ…
– Надо поработать.
– Зануда.
Лариса обняла меня сзади, и я почувствовал спиной её тёплую, упругую грудь.
– Подожди… – Я кликнул по иконке браузера. – Сейчас…
– Ладно, я хорошая девочка. Почти отличница. – Она сползла с кровати на ковёр. – Да где ж оно?
Я вбил номер штрих-кода в поисковое окошко. Нажал Enter.
О как.
– Киноварь, – пробормотал я. – Раз – спички. Два – киноварь. Интересно.
Она перестала ползать по ковру. Подняла голову.
– Какая киноварь?
– Понимаешь… как бы это объяснить… – Я помолчал, собираясь с мыслями. Она терпеливо ждала. И я продолжил: – Я вижу на скалах штрих-коды. Ну, такие, как на всех товарах. Вчера один видел, сегодня уже другой. Я запоминаю цифры и вбиваю в поисковик. Вчера высветился коробок спичек. Сегодня – киноварь. Стандартная красная краска.
Лариса ещё какое-то время продолжала смотреть на меня, потом вернулась к поискам обручального кольца, которое я стряхнул с неё вместе со всем остальным.
– И что? – глухо прозвучал её голос из-за кровати.
– Что «что»?
– Что с этими… штрих-кодами?
– Я подумал, спички – это огонь. А киноварь… она красная. И огонь тоже красный.
– И что? – повторила Лариса, возвращаясь на кровать и надевая кольцо.
– Как «что»? Это же… Это… – Я поискал слово. – Совпадение.
– Вот именно, – кивнула Лариса, – совпадение.
– Но… – Мне вдруг сделалось холодно, хотя кондиционер в номере работал исправно. – По крайней мере, хоть какая-то зацепка.
– Посмотрим, – пожала плечами Лариса, одеваясь.
– Что «посмотрим»? – нахмурился я, чувствуя себя попугаем.
– Посмотрим, что завтра увидишь. Вряд ли будут ещё совпадения. Я недавно… м-м… общалась с одним учёным из Англии. Тот первые пару дней тоже радовался, а потом запутался. Депрессирует теперь.
Я оторвал взгляд от монитора и уставился на Ларису – она стояла ко мне спиной, подкрашивалась. Не смотрела в мою сторону даже. И мне сделалось окончательно холодно.
Общалась она с кем-то там из Англии. Общительная какая, надо же. Ни разу с учёным, видите ли, не вытворяла ничего такого, ага…
Врушка-шлюшка.
Впрочем, я что, ревную? Да ладно! Сам, кстати, тоже хорош. Юбку увидел и язык, как тот волк из мультика, вывалил.
– Мне пора, Миша. – Лариса снова выглядела по-деловому. Даже пресловутая юбка казалась только что выглаженной. – Нужно материал доделать.
– А что ты видишь на скалах, Лариса? – спросил я.
Она улыбнулась и вышла из номера.
Тихонько клацнула дверь.
За окном почти стемнело. Я сидел перед ноутом и слепо глядел на скупые строки поисковика. Точнее – сквозь них. И видел чёртово кольцо.
Вот она флиртует с редактором, спит с ним, чтобы именно её отправили в Штаты. Вот её красивые колени ласкает кто-то из Университета Джорджии взамен на аккредитацию и разрешение попасть на территорию. Вот неизвестный британский учёный нашёптывает ей о своих наработках. Вот я трахаю её, отдавая вместе с теплом тела сокровенные мысли и догадки. А вот она снова под редактором, намекает, что материал нужно бы на первую полосу, или в прайм-тайм, или куда она там вообще его готовит…
Так и замыкается кольцо. Тонкое, холодное, с колким блеском бриллианта.
На следующее утро настроение зависло возле плинтуса. Не хотелось ровным счетом ничего. Ни открытий, ни свершений. Ничего.
Боб попробовал выведать, что за женщина вчера сопровождала меня, но я хмуро отмолчался. В ответ он набычился. Вот и правильно, а то уже тошнит от улыбочки.
Я машинально записал в блокнот очередной штрих-код, проявившийся на скале, бесцельно побродил по территории и вернулся в отель. Напрочь забыв о разнице во времени, позвонил Ерёмину, разбудил его, и заявил, что дальнейшие исследования проводить не целесообразно по причине нулевых результатов.
Ерёмин слушал напряженно сопя.
– Завтра возвращаюсь, – резюмировал я.
Профессор перестал сопеть. Рявкнул:
– Я те вернусь! Работай! Или убежища сразу там проси! Вернёшься без результатов – над кафедрой распну! А потом два пну! И до смерти запинаю лоботряса!
Он бросил трубку.
Что ж, по крайней мере, мой статус вполне понятен. Забрался в воз – не гунди.
Остатки дня, я бродил по Атланте, не замечая ни прохожих, ни зеркальных небоскрёбов, ни бодрящего американского солнца. Глядя на мелькающие туда-сюда носки собственных туфель, я пытался уложить в голове скудные факты, полученные за три дня экспедиции, которую уже успел возненавидеть.
Непонятные символы я ещё в первый день переслал нашим аналитикам по электронке. Они ответили, что это бред сивой кобылы, и никакого смысла в них нет.
Штрих-коды. Спички и киноварь. Чуть не забыл! Надо ещё сегодняшний проверить! Если там окажется хоть какой-то намёк на красный цвет – нужно будет думать, а пока… Скорее всего, и впрямь совпадение.
«Озёра» и «пещера». Что это? Необычные горные образования? Да запросто.
Одни вопросы…
Территория подбрасывает не связанные друг с другом факты, не позволяет изучать себя. Или… Или это мы не можем связать факты?
С остальными учёными разговаривать бесполезно – знаем, плавали. Для них территория прокручивает совершенно иные сценарии. Тут каждый сам в поле воин. Один австралиец вон вообще слышит, как «озёра» поют. Меломан, наверное.
Есть, конечно, у меня одна гипотеза. Настолько чудная, что может оказаться истинной. Вот только, как её проверить? Для этого нужно…
Левое плечо больно стукнулось обо что-то твёрдое, меня развернуло. Я крепко выругался и стал озираться в поисках обидчика. «Задирой» оказался угол здания. Чёрт, так и под машину недолго угодить!
Я огляделся. Малоэтажные дома, супермаркет, заправка. Похоже, забрёл в какой-то спальный район. Всё, пора домой.
Чтобы не плутать, я взял такси, и уже через полчаса был в отеле. Злость на всех и вся постепенно проходила, настроение отлипло от плинтуса, медленно, но уверенно поползло вверх.
Нужно проверить штрих-код. Я заказал жульен и ростбиф, принял душ, откупорил минералку. Запустил ноут, вбил цифры.
Enter.
Баллоны с жидким азотом. Вот уж не думал, что на них тоже есть штрих-код.
Фигово, однако. Жидкий азот никаким боком не красный. Но… Что-то тут есть… Чёрт! Конечно! Азот, как и киноварь – химическое соединение! Стоп, какое нафиг соединение. Это же один элемент.
Тупею.
Я соскрёб ложечкой остатки грибов, сунул в рот и задумчиво пожевал. Проглотил.
Может, что-то общее с серой на спичках? Да нет, ерунда. Ничего тут общего.
Пока я ковырял жульен, ростбиф успел остыть, и пришлось отставить тарелку в сторону.
– Может, по первым буквам? – пробормотал я. – Спички, киноварь, азот. СКА.
После секундной паузы я усмехнулся. Единственное, что приходило в голову: спортивный клуб армии.
– Понятно, – вздохнул я. Сунул тарелку в микроволновку. – Что ничего не понятно.
Расправившись с ростбифом, я решил снизить мозговую активность: хватит на сегодня. Надел костюм, спустился в бар с интригующим названием Ivories Lounge, откуда текла джазовая мелодия, и заказал пару коктейлей. Суточных мне на сегодня явно не хватит, но кто мешает записать недостачу на счёт принимающей стороны? Да я вас умоляю…
Остаток вечера я провёл за двумя бокалами «Пина Колады» в приятной компании Эллы Фитцжеральд, Луи Армстронга и Глена Миллера. И настроение окончательно восстало из пепла.
Боб был пунктуален. В два часа после полудня он изо дня в день деликатно стучал в дверь гостиничного номера, дежурно улыбался и отвозил меня на территорию «Парадокс».
Следующим товаром, на который указали мне полоски и цифры, увиденные на скале, была упаковка одноразовых медицинских скальпелей. Я радовался как младенец: ведь первые три буквы в слове «скальпель» были как раз той аббревиатурой: СКА. Совпадение? Ой ли! Это уже система!
В возбуждении я нарезал круги по номеру и прямо на ходу пил шампанское. Торопил время, чтобы поскорее наступило завтра. Система! Наконец-то в этом безумном хаосе начала прослеживаться система!
После второй бутылки брюта я так раздухарился, что, забыв обиды, достал мобильник, чтобы позвонить Ларисе, но вспомнил, что не знаю её номера. Махнул рукой и заказал третью.
На следующий день я встретил Боба не в номере, а у входа в отель, нетерпеливо расхаживая взад-вперёд. Всю дорогу я глушил минералку, пытаясь унять противный сушняк, и обдавал Боба остатками перегара, выведывая последние новости про территорию. Американец всё ещё улыбался, но наверняка уже проклял тот день, когда взял надо мной шефство.
Сразу после блокпоста я обогнал Боба. Намного быстрее обычного дошёл до каньона. Встал на краю, уставился на противоположную скалу, будто она должна была показать очередное чудо. Она и показала. Ей-то что. Скрипя карандашом, я переписал цифры в блокнот – на этот раз их было на две больше, чем обычно – и сразу отправился в обратный путь. Боб в это время только подходил к территории. Я извинился, сказал, что сегодня здесь больше работать не буду, и развернул бедолагу на сто восемьдесят градусов. Боб лишь пробубнил что-то себе под нос, и мы зашагали назад к блокпосту.
Как только на пропускном пункте мне позволили извлечь ноут из сейфа, я сразу попытался выйти в Сеть – связи не было. Ну да, ионизация, все дела!
– Давай-давай! – поторапливал я Боба, пока он разворачивал машину.
Когда мы проехали «кольцо дождя», я наконец поймал коннект и вбил цифры.
Enter.
«Найдено: 0»
– Как ноль? – вслух сказал я.
Боб повернул голову.
– Не-не, всё ок, – пробормотал я.
Так, спокойно. Всё правильно, я просто вбил две лишние цифры, ведь их сегодня больше. Попробуем без последней пары…
Enter.
Подарочный набор с перьевой ручкой, винтажной логарифмической линейкой и книгой Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии».
– Спички, киноварь, жидкий азот, скальпель, – проговорил я, не обращая внимания на вопросительный взгляд Боба. – И Ньютон. Ништяк, блин.
– Ньютон. Нишьтяк, блин, – повторил Боб. – Что есть это значит?
– Это есть значит, что… – Я перевёл взгляд на экран. Воскликнул: – Страница!
Боб от неожиданности вздрогнул и уставился на дорогу, крепче взявшись за руль.
– Ну не к ручке же с линейкой они относятся… Последние две цифры – это страница. – Я нашёл русский интернет-магазин и в три клика заказал набор. – Вот так. Должны сегодня доставить.
– Сувенир? – удивился Боб, косясь на экран ноута.
– Сувенир, – не стал я спорить.
Набор с книгой действительно доставили в отель к вечеру. Оперативно однако, учитывая, что такой специфический товар вряд ли пользуется бешеной популярностью. С пунктуальностью всё-таки в Штатах явно получше, чем в России.
Я дал курьеру на чай, разодрал упаковку и, отбросив на стол ручку с линейкой, открыл книгу. Пролистал. Если последние две цифры и впрямь номер страницы, то вот она родимая. С неё начинается раздел, посвящённый закону всемирного тяготения.
Спички, киноварь, азот, скальпель, закон всемирного тяготения… Опять бессмыслица.
Я медленно присел на кровать. Медленно отложил книгу. Медленно вздохнул.
Весь утренний энтузиазм как ветром сдуло, навалилась усталость. Может, это не страница? Может, номер издания? Или какой-то код…
Может, может, может.
Сплошное «может быть» с этой чёртовой территорией.
Всё, спать. Больше не думать, а то рехнусь. Отбой.
На следующий день я Боба не торопил. Мы не спеша добрались до объекта, я равнодушно посмотрел на скалы и… ничего там не увидел. Поморгал, протёр глаза – пусто. Отвесная каменная плита вдалеке, и никаких оптических проявлений на ней.
Теперь со мной даже стенка не хочет разговаривать. Отлично.
– Ах так, – прошептал я. – В шарады решила поиграть? Ну давай поиграем.
Есть у меня одна задумка, и чтобы ты, территория, о ней не догадалась, я даже думать об этом буду шёпотом. Вот так-то.
Совершая в уме кое-какие расчёты, я приблизился к «озёрам». Обошёл вокруг каждого из них, считая шаги, прикинул дистанцию между крайними точками. Потом так же измерил расстояние до «пещеры». Сначала от одного «озера», потом от второго.
Три этих объекта располагались в вершинах треугольника, практически равнобедренного.
Замечательно. Пропорции более-менее ясны.
Всё больше и больше укрепляясь в своём безумном предположении, я неторопливо прогулялся до другого конца территории и обошёл невысокие глинистые холмы, протянувшиеся метров на сто пятьдесят.
Великолепно. А сейчас я, пожалуй, вернусь в отель и спокойно подумаю над тем, каким образом можно осуществить мой план. Шёпотом подумаю. Тихо-тихо…
Решение пришло само собой.
Блин, а ларчик-то просто открывается! Правда… это теоретически – просто. А вот практически – боюсь, придётся попотеть.
Сначала я попросил Боба, чтобы он мне раздобыл метров пятьсот прочного каната. Он пожал плечами: мол, пожалуйста. Только улыбаться он, бедолага, уже не рисковал. На следующий день мы оставили на КПП несколько бухт прочной, толстой верёвки.
После этого я в течение пары дней клал эти канаты в небольшую тачку и брал с собой на территорию, чтобы не вызвать подозрений и создать видимость, будто при помощи них вымеряю расстояния. Таскал бечеву туда-сюда с умным видом, а сам думал. Шёпотом. Думал и считал.
Оказалось, не так-то просто вычислить в уме эти, на первый взгляд, нехитрые числа. А вычислять приходилось в уме: никакой даже самой простой технике я и не помышлял довериться. Чувство, что за мной пристально наблюдают, не исчезало.
Через два дня я попросил Боба достать шесть полотняных мешков, вместимостью литров по десять-пятнадцать, толстую иглу, длинные гвозди и сто пятьдесят банок суперклея.
Бедный Боб! Он и так уже косился на военного врача, который ежедневно усаживал меня в чудо-кресло и проверял на адекватность, а теперь и вовсе устроил мне предстартовый осмотр космонавта. Но доктор, пропустив мою плоть и душу через всевозможные тестеры и устройства, лишь пожал плечами и признал, что я всё ещё в здравом уме. Как говорится: физически развит хорошо, в строевом отношении подтянут, холост, в быту ведёт себя правильно. Хоть сейчас на передовую.
Пришлось Бобу выполнить и эту мою просьбу. Видно, начальство велело ему с иностранными подшефными обращаться уважительно и потакать любым их дурацким прихотям.
Я аккуратно сложил в своём сейфе мешки, рядом примостил иглу и несколько упаковок длинных гвоздей. Пузатые бутыли с суперклеем пришлось, с позволения военных, составить ровными рядами возле КПП.
Скучающие в «Хаммере» бойцы, кстати, на поверку оказались неплохими ребятами: закинули за спину винтовки, после чего без особых комментариев помогли мне перенести хозтовар.
Продолжая создавать иллюзию активного изучения территории, я в течение следующих пяти дней под различными предлогами раздобыл через Боба дюймовой толщины доски, фанеру, двадцать катушек прочных ниток и огромное количество плотной ткани.
Многие учёные с любопытством наблюдали за перформансом. Раза три подходила Лариса. Хмыкала и желала удачи в научной работе. Искренне или нет – я так и не понял.
Блин, они что, до сих пор не поняли, что я делаю? Это же так просто! Ну почему при слове «облака» все вокруг обязательно представляют их в виде клубов пара на фоне неба? Почему, чёрт возьми, никому не приходит в голову, что облака с таким же успехом могут быть и на фоне земли? Для этого нужно всего лишь посмотреть на них с другой стороны.
Сверху.
Всего лишь.
Когда у меня уже были готовы все комплектующие для эксперимента, я попросил Боба доставить последний компонент. Гелий. Но так как клапаны и манометры в баллонах на территории, скорее всего, работать не будут, то я решил, что транспортировать газ придется в обыкновенных воздушных шариках. А нужно его было много.
Ровно столько, чтобы поднять в воздух человека моего веса. Плюс дощато-фанерную корзину, такелаж и балласт.
Несколько учёных, поняв наконец, что я собираюсь сделать, вызвались помочь. Всё-таки настоящая наука – это стезя, где иногда личные амбиции пасуют перед чем-то большим.
С помощью волонтёров я рано утром перетащил несметное количество шариков с гелием от КПП к территории, благо особого труда это не составило.
После того, как кто-то нечаянно выпустил несколько шариков, и они плавно улетели вверх, мы стали связывать их по несколько десятков и носить, прицепляя к поясу. Со стороны это наверняка выглядело пугающе: восемь взрослых мужиков молча идут гуськом, облепленные воздушными шариками…Посмотреть, как я делаю любительский воздухоплавательный аппарат, собралось много народу. И учёные, и военные, и обслуживающий персонал. Кто-то скептически качал головой, а другие наоборот подбадривали.
Один жрец науки пожал плечами и сказал по-английски: «Можно было купить. Зачем так мучатся и делать самому? Дурацкая затея». После чего развернулся и ушёл.
Ну-ну, хорошо идёшь – к вечеру будешь. Давай, притащи на территорию что-нибудь сложнее отвертки, посмотрим, как у тебя это здесь работать станет.
Пессимисты, в конечном итоге, остались в меньшинстве. Основная масса наблюдала со смесью отстранения и любопытства. Видать, жалели теперь, что сами до этого не додумались. Но некоторые не выпендривались и принимали живое участие в сооружении воздушного шара: сшивали куски парашютной ткани, проклеивали швы, помогали сколачивать из досок и фанеры пассажирскую корзину.
Периодически меня спрашивали: «Эксперимент интересный, но зачем, собственно, взлетать?»
Приходилось улыбаться, отшучиваться. Отвечать было нельзя.
В следующие пять часов я проникся глубочайшим уважением к изобретателям первых воздушных шаров, хоть там методика и была иной. Пять с лишним часов… Ровно столько мы потратили на то, чтобы наполнить огромный сферический резервуар шариками. Сначала запихивая, а затем выпуская шарик за шариком, я обратил внимание, что Лариса стоит неподалеку. Она смотрела на меня каким-то странным взглядом. В нём были любопытство, сочувствие и… решительность? Ну и смесь, скажу я вам…
Впрочем, пусть смотрит. Не ради неё стараюсь.
Самое интересное, что ничего особенного не происходило. Точнее, не происходило ничего такого, чего я действительно опасался. Территория не мешала. Я не сошёл с ума, клей не превратился в мыло, а гелий в свинец.
Что-то большое и незримое будто бы замерло. То ли в ожидании, то ли в недоумении. А может, просто не вмешивалось до поры до времени? Может и так. Разве тут угадаешь.
Уже вечерело, когда воздушный шар наконец был готов. Расчерченная клетками швов сфера рвалась ввысь, поскрипывала кособокая корзина, в которой лежали шесть мешков с балластом, бесшумно крутился прикрепленный к борту флюгер. Вся эта грозная конструкция была привязана канатами к вбитым в землю скобам.
Кто-то несмело зааплодировал. Правда, энтузиаста никто не поддержал, и он затих.
Я подошел к дощато-фанерному борту своего неказистого судна и в последний раз объяснил Бобу, насколько нужно стравить канат, и когда пора будет тянуть меня обратно.
Американец понимающе кивнул.
Вот и всё. Пора.
– Миша, – услышал я за спиной, когда уже занёс ногу, чтобы забраться в корзину. – Возьмёшь меня?
– Исключено, Лариса, – обронил я, не оборачиваясь. – Я до литра всё просчитал. Вдвоем мы даже от земли не оторвёмся.
– Сколько в одном мешке? Килограммов двадцать? Значит, я равна трём единицам балласта. – Она помолчала. Потом совсем тихо повторила: – Так что, возьмёшь?
Я обернулся. Внутренний голос воем выл, что брать её ни в коем случае нельзя. Но в то же время хотелось, чтобы кто-то был рядом. Пусть даже она.
Или… именно она?
Лариса ждала. Ей было наплевать на любопытные взгляды научных мужей. Ей было наплевать на всё усиливающееся шушуканье.
– Кольцо не потеряй, – глухо сказал я, помогая ей влезть в корзину и выбрасывая три мешка с землей.