Финальная загадка
Шрифт:
Но больше ничего ужасного не произошло. Подразделение прибыло в точку назначения. Бойцы осмотрели скалы и холмистое плато. Опасности ничего вокруг вроде бы не представляло. Правда, обнаружились некоторые странности. К примеру, в паре похожих друг на друга гротов ощутимо тянуло, хотя обе «норы» были глухие, и сквознякам, по логике, неоткуда было взяться. Также рядом нашлись два причудливых озера, вода в которых была не жидкой, а желеобразной.
Озадаченным морпехам объявили благодарность, капралу вручили медальку, а на территорию «Парадокс» стали снаряжать научные экспедиции. Сначала люди побаивались туда ходить,
И вскоре, почуяв настоящую тайну, учёные потащились туда пачками.
Но исследования продвигались тяжело. Отказывали сложные приборы, чёрт-те что творилось с простейшими механическими устройствами, у людей сдавали нервы. Записи приходилось вести карандашами, потому как шарики из авторучек выпадали за несколько миль до каньона, а гель самовольно превращался в твёрдое вещество.
Кое-кто в прямом смысле слова сходил с ума. И было от чего. На территории объекта с людьми происходили удивительные, пугающие вещи. Многие утверждали, что на скалах действительно есть узоры, и снова для каждого они были разные. Если же несколько человек собирались в каньоне вместе, то с ними творилось что-то совсем непостижимое. К примеру, шестерых учёных не так давно упаковали в местную дурку с подозрением на маниакальную шизофрению. Все как один они божились, будто видели древние письмена и слышали голоса скал. И это, между прочим, были не какие-нибудь шарлатаны, а дипломированные микробиологи, геологи и физики – люди прагматичные, закоренелые материалисты. Об этом случае СМИ и блоггеры, помнится, растрезвонили на всю Сеть.
В конечном итоге обнаружилось, что результат исследований – ноль. Точнее, ноль плюс полдюжины мрачных психов. Проще говоря, местным учёным не удалось выявить никаких закономерностей в «поведении» каньона. Но серьёзной опасности территория всё же не представляла: ну свихнулись шестеро умников и господь с ними – сами виноваты.
Поддерживая международный имидж хранителей планеты, американцы сделали гостеприимный книксен: неделю назад с объекта «Парадокс» сняли гриф секретности. Были обнародованы скудные результаты экспедиций, и губернатор Джорджии радушно пригласил в каньон по одному учёному от каждой заинтересованной в изучении аномальной зоны страны. Результат благородного книксена оказался для Штатов ещё менее утешительным, чем собственные научные провалы: практически все научные сообщества не восприняли «очередную псевдопаранормальную байку» всерьёз.
А когда выяснилось, что крестоносцы демократии готовятся устроить очередной oil-strike на Ближнем Востоке, жест был окончательно списан на отвлекающий внимание.
Насколько мне было известно, лишь два десятка университетов и академий командировали сотрудников в «Парадокс». В том числе и наш НИИ. Амбициозный профессор Ерёмин послал меня, как говорится, так послал. Езжай, мол, и найди то-не-знаю-что. Впрочем, мне эта идея понравилась. Тема была хоть и мутной, но необычной. К тому же, в Америке мне бывать не доводилось и вряд ли когда-нибудь довелось бы – с институтской-то зарплатой. А так – вот он шанс. Надеюсь, не придётся поплатиться за этот шанс рассудком, как те шестеро бедолаг.
В машине тихонько бормотало радио, нагонял прохладу кондиционер. Мы неслись по залитому солнцем шоссе – казалось, что у этой пустынной асфальтовой ленты нет конца…
И вдруг что-то изменилось. Как-то неуловимо и в то же время стремительно. Я даже не сразу понял, что именно, а когда понял, рефлекторно поёжился. На горизонте наметилась и стала расти тёмно-серая полоса между землёй и небом.
Мы приближались к мощному грозовому фронту.
Перехватив мой взгляд, Боб попробовал что-то объяснить по-русски, но моментально запутался и, виновато улыбнувшись, перешёл на английский.
По его словам, в небе над «Парадоксом» постоянно конденсировались статическое электричество и влага. Мрачно, сыро, грохочет. Будто гроза, неприлично долго зависшая на одном месте. Но у грозы этой была ещё одна странность: над самим каньоном, несмотря на облачность, дождя не было. Что-то словно бы вытесняло его за границу условного круга диаметром пятнадцать миль. И за этим кругом постоянно бушевали сильные ливни, сверкали молнии, грохотал гром, а временами даже гуляли изогнутые столбы торнадо.
Мы приближались к дрожащему мареву, к зыбкой границе солнечного дня и непроглядного, свинцового сумрака.
Стена ливня нависла над нами, как огромная каменная плотина. Казалось, ещё чуть-чуть, и эта тысячетонная громадина рухнет, сметая всё на своём пути.
По спине пробежали мурашки. Глядя, как солнечные лучи подсвечивают тучи, извергающие потоки воды, я невольно содрогнулся. Создавалось ощущение, что мы собираемся на полном ходу проехать сквозь водопад.
На обочине трассы мелькнули два полицейских «Форда». Нас никто не остановил – видимо, знали номер Боба…
Дождь ударил по машине, навалился, обволок. Мягкий толчок будто возвестил о пройденном рубеже. Сзади остался мир привычных, дружелюбных вещей, впереди ждала территория «Парадокс». Загадочная и неприветливая.
К урчанию двигателя добавился монотонный шум воды. Призрачные струи текли по лобовому стеклу, множились, извивались, словно призрачные змеи, и дворники не успевали с ними справляться.
Бобу пришлось сбросить скорость миль до двадцати в час: несмотря на жёлтые конусы света от противотуманных фар, видимость была почти нулевая.
Я давно заметил, что у каждого дождя есть свой характер. Бывают кипучие ливни, которые налетают на вас в августе, стегая по темечку и плечам. Бывает робкая октябрьская морось, она заставляет щуриться, поднимает из глубины души печаль и далёкие воспоминания. Бывают непредсказуемые майские грозы-шатуны, дерзкие, вмиг срывающие с прохожих стылые маски.
Здесь дождь был монотонным и пустым. Без характера. Без эмоций.
Он просто предупреждал о рубеже.
В этой беспросветной пелене возникало ощущение замкнутого пространства, хотя никаких видимых барьеров или стен не было.
Как зачарованный, я смотрел на маслянистые разводы, остающиеся после каждого взмаха дворников, и прислушивался к чему-то внутри себя. Боб снова что-то объяснял, но я не слушал. Интересно, это постукивание в районе солнечного сплетения мерещится мне, или я чувствую биение сердца? Вроде бы биение собственного сердца человек ощущать не должен…
Дождь кончился так же неожиданно, как начался. Ощущение сдавленного пространства исчезло. Машина выскочила из ливня, и почти сразу шины зашелестели по сухому асфальту.