Финики
Шрифт:
Слава плюхнулся на диван, обхватив голову руками. Это как находиться в падающем самолете: страшно, ведь ты ничего не можешь сделать для собственного спасения. Не знаешь, что делать: подаваться в бега или строить из себя дурачка, запереться дома и делать вид, что ничего не произошло. Шут, понятное дело, может не волноваться, это нам со Славой пришло время паковать чемоданы. Ведь в околотке взяли наши фамилии и телефоны. Алиса, накручивающая на палец прекрасный пышный локон, тихо говорит:
– Горшок, ты упомянул про Валю. Куда делся Шприц?
Мы застываем в позе леммингов, вот-вот готовые упасть с обрыва. Действительно,
– Может, его схватили?
– спрашиваю я.
Алиса качает огненной головой:
– Этот мальчик совсем не прост.
Шприц не думал, почему ему хватает смелости поступить так, как он считал нужным. Он изначально был не таким, как все. Книги научили его, что существует другой, лучший мир, а песни подсказали, что этот мир нужно воздвигнуть самому. Но как можно заниматься строительством нового прекрасного дворца, если будущая стройплощадка полностью застроена старыми обветшалыми халупами?
Поэтому он хотел разрушить этот мир до основания.
Когда все, как муравьи, ринулись прочь от крана, он остался. Колышкин знал, что его хранят боги. Он был фанатично уверен в том, что сверхъестественное спасёт его. Так и случилось. Найдя бомбу, он схватил её, и спокойным шагом ушёл со стройки. Валя обладал потрясающей способностью быть незаметным. Умение из раздела мистики. Бегство камрадов вызвало раздражительную реакцию по отношению к ним. Он бы предпочёл прикрутить заряд, а потом, позвонив на него, взорваться вместе с металлической конструкцией. Не будь рядом Ника, коего он теперь считал трусом, Шприц выполнил бы предначертанное. Загляни кто в его мозги, то навек бы сделался сумасшедшим. Такое состояние сможет понять только несколько сотен избранных, когда-то самих переживавших подобное. Это называется управляемое сумасшествие. Шприцу хотелось воткнуть себя в тело ненавидимого им общества и нажать на поршень, чтобы жидкий тротиловый яд пополз по венам у... родины. В том, что всего одной буквой можно поменять священный смысл слова 'родина' заключается особенная пикантность. И теперь то, что бомба оказалась в единоличном распоряжении Вали, раззадорило подростка.
Зимние улицы и близость смерти пьянили его. Он знал, что нужно делать. Его вела безумная уверенность. Однажды, когда в детстве Валентин заблудился в лесу, собирая грибы, он со страху начал петь песни, которые никогда до этого не знал, и сам не заметил, как вышел из дубравы. С тех пор он поверил, что его действиями руководят боги. И пусть он не вышел телом, не хватал звёзд с неба в школе, да служил вечным посмешищем для одноклассников, он выполнит то, для чего родился. Он хотел завести будильник на своих внутренних часах '14-88', но в его распоряжении оказалась лишь цифра '14-18'. Он знал, что в этом году умер алхимик Николас Фламел, занимавшийся поиском философского камня. Теперь же Колышкин чувствовал себя ретортой, в которой закипает белая кровь и черный фосфор. Ценность собственной жизни для него была не выше, чем та единственная точка, которую он хотел поставить в приговоре Системе.
Участок, в который он зашёл, располагался в двух шагах от дома, где парень жил с бабушкой. Бомба оказалась спрятана под курткой. В отделении на него не обратили никакого внимания и пропустили, как только он сказал, что пришел на допрос. Перед Валей открылся коридор полный дверей, и он наугад распахнул первую из них. В помещении сидело несколько следователей. По-крайней мере так решил Шприц. Среди них было два недавних носатых выпускника юридических академий, копавшихся в дорогих телефонах, и Валентин понял, что из этого кабинета он больше не выйдет.
– Тебе чего, мальчик?
– отвлеклась от документов жирная тетка с собранными в короткий сальный хвостик волосами, - не видишь, мы заняты.
Разумеется, Валентин не смог сказать, что пришел их убить. Не смог бы он и сформулировать, за что конкретно он ненавидел сидящих в помещении людей. Валентин не знал почему, но прекрасно знал зачем. Да, какая, собственно, разница?
– Вас попросили позвонить по этому телефону, - и он протянул ей бумажку с кривыми цифрами и трубку, которую они два дня назад отобрали у чебурека, - это очень важно.
Женщина удивленно вытаращилась на него и переспросила:
– С чего это я должна кому-то звонить? Ты кто такой, вообще?
Молодые следователи гнусно засмеялись, но Валентин непоколебимо стоял на своём. Он давно понял, что не существует такой роскоши, как человеческая воля и люди поступают только так, как велят им боги. Он не чувствовал ни нелепости ситуации, ни абсурдности требований. Решимость выжгла в нём все остальные мысли. Он неподвижно смотрел на женщину, постепенно уступающую его природному магнетизму.
– Хорошо, - женщина скорчила гримасу, - я позвоню. И что мне там должны сказать?
Валентин ответил:
– Что-то очень важное.
Когда из-под куртки парня раздалась вибрация и трель принятого звонка, в одном из полицейских кабинетов он, ни о чём не сожалея, предал себя вечности.
После взрыва Валентина Колышкина взорвался интернет. Полиция говорит, что он попал под влияние неонацистских группировок, когда как в действительности это мы попали под его влияние. Этот жалкий хилый человечишка одним своим поступком доказал нашу полную неполноценность. Мы все схоронились по углам, опасаясь того, что на нас выйдут следователи. Но Колышкин всегда жил замкнуто с единственной родственницей - бабушкой, которая не замечала ничего, кроме умного и порядочного внука. Дома у него нашли изготовленные взрывчатые вещества, а компьютер, слава богам, был без интернета. Поэтому полицаи, не видя зацепок, начали винтить всех известных и популярных националистов города.
Это был неожиданный подарок судьбы, так как вскоре мы увидели в голубой звездочке Тель-а-Визора ошарашенное лицо Фитиля, которого допрашивали по поводу прозвучавшего взрыва. Впрочем, его вскоре отпустили, но Алиса рассказала, что Фитиль после одного ночного разговора с органами, пытался выведать у неё, знает ли она о том, кто гипотетически мог стоять за подростком.
– Скорей всего он теперь информатор, - сказала двоюродная сестра, - погибли целых три оборотня, оставшиеся рвутся с цепи.