Финно-угры и балты в эпоху средневековья
Шрифт:
Различия в орнаментации сосудов отражают наличие нескольких этнических компонентов в релкинской культуре. Наиболее многочисленный тип I связан с основным местным самодийским этническим элементом. Второй тип отражает контакты с северными и северо-западными районами, населенными обскими уграми, предками хантов, для которых фигурно-штамповая орнаментация наиболее типична. Тип III имеет юго-восточное и восточное происхождение. Аналогии керамике с валиковой орнаментацией представлены в широком ареале культур от Прибайкалья, Забайкалья до Якутии, связываемых с тунгусами (Константинов И.В., 1978, табл. IV; XVII, 5; XVIII, 3, 7; XXI, 5; Федосеева С.А., 1968, с. 90). Появление этой керамики в Среднем Приобье обусловлено продвижением сюда в VIII в. отдельных групп тунгусоязычного населения.
К бытовым или культовым предметам относились импортные бронзовые круглодонные элипсовидные чаши, найденные в могильниках Релка (Чиндина Л.А., 1977, рис. 3, 31), Архиерейская Заимка (ЗРАО, 1899, табл. IV, 5), в Васюганском кладе (Могильников В.А., 1964а, с. 227). Чаша из Архиерейской Заимки (табл. С, 11) сделана среднеазиатскими торевтами и датируется первой половиной VIII в, — «школа С», по Б.И. Маршаку (Маршак Б.И., 1976, с. 228, 235). Чаши из могильника Релка и Васюганского клада отличаются от нее отсутствием каннелюр, но имеют, вероятно, то же происхождение.
Среди бытовых предметов интересна костяная ложка (табл. С, 12) из могильника Красный Яр I (Троицкая Т.Н., 1978, рис. 1, 18).
Хронология памятников релкинской культуры в пределах VI — первой половины IX в. устанавливается по вещевым находкам, главным образом предметам вооружения и поясным наборам, описанным выше, и частично по находкам монет. Последние обнаружены в погребениях могильников Архиерейская Заимка, Могильницком и Тимирязевском I. В Архиерейской Заимке шесть монет происходят из трех погребений. Четыре монеты из погребения 26 и одна монета из погребения 24 первоначально были отнесены к годам правления Кай-юаня Танской династии — 713–744 гг. (ЗРАО, 1899, с. 318). Затем А.А. Гаврилова и Б.И. Панкратов определили эти монеты временем правления основателя Танской династии Гао-цзу — 618–626 гг. (Грязнов М.П., 1956, с. 135). Последняя датировка представляется более предпочтительной. В двух погребениях Могильницкого могильника обнаружено семь монет времени правления Кай-юаня — 713–755 гг. (Плетнева Л.М., 1973, с. 101), имевших длительный период обращения и определяющих нижнюю дату погребений серединой-второй половиной VIII в.
В ранних памятниках (VI–VII вв.) представлены В-образные пряжки, бляхи и наконечники геральдической формы от поясных наборов, псевдопряжки, браслеты с зооморфными головками, серьги в виде спирали из проволоки и в виде кольца с несомкнутыми приостренными концами с нанизанной подвеской или без нее (табл. XCVII, 23, 24, 50, 67, 70–73), гривны пластинчатые серповидные и ложновитые с зооморфными головками (табл. XCVII, 33).
Для поздних памятников (конца VII–VIII в.) характерны прямоугольные и округлые бляхи-оправы с прорезями (табл. XCIX, 1–3, 6, 15, 16, 21, 25, 33, 34), поясные наконечники удлиненных пропорций с закругленным и приостренным концом (табл. XCIX, 7, 28, 30, 36, 37), V-образные накладки (табл. XCIX, 31), серьги цельнолитые с подвеской (табл. С, 15, 24–27, 34–36). В комплексах VII — начала VIII в. представлены Т-образные наконечники ремней (табл. XCIX, 70). Со второй половины VIII в. распространяются бляхи-оправы с фестончатыми краями (табл. XCIX, 14, 23).
В широких пределах, VI–VIII вв., датируется большинство украшений местного производства: бронзовые боченковидные бусы, спиральновитые пронизки, умбоновидные, одно; двух- и трехчастные бляшки, колоколовидные, грушевидные и лопатковидные подвески, а также большинство зоо- и антропоморфных изображений (табл. XCI, 20, 27, 33, 41–45, 50). Во второй половине VIII–IX в. литые реалистичные антропо- и зооморфные изображения постепенно выходят из употребления. Вместо них появляются схематичные колоколовидные зооморфные подвески, известные в памятниках Среднего Приобья X–XII вв. в единичных экземплярах (Басандайка, 1948, табл. 86; 87).
В погребальном ритуале можно отметить тенденцию возрастания со временем числа погребений с трупоположением.
Эволюция вещевых комплексов и хронология могильников Релка, Тимирязевского I и Архиерейской Заимки исследованы Л.А. Чиндиной (Чиндина Л.А., 1977, с. 68–79). В результате к наиболее ранним памятникам релкинской культуры, к VI — началу VIII в., отнесены могильники Релка, Томский, Юрт-Акбалык 8, часть погребений могильников Тимирязевских I, II, Красный Яр I. К VII–VIII вв. может быть причислено большинство погребений могильников Тимирязевских I, II. Концом VII–VIII в. датируется могильник Архиерейская Заимка. Ко второй половине VIII — первой половине IX в. относятся могильник Могильницкий и часть захоронений Красного Яра I и Умны 4.
Детальная хронология поселений затруднена. В наиболее ранних (Малгет 7, Круглое озеро I) богаче представлена керамика с фигурно-штамповой орнаментацией. В более поздних памятниках (Круглое озеро II) количество посуды с фигурно-штамповым узором уменьшается, становится доминирующей гребенчатая орнаментация, появляются сосуды с паленными валиками.
Датировка релкинской культуры в пределах VI–VIII вв. подтверждается радиоуглеродными датами, полученными для трех курганов Тимирязевского I могильника и поселений Кисловка II, VII. Согласно анализам, курганы 23 и 46 Тимирязевского I могильника сооружены в VI в., курган 10 — в VII в., а поселения Кисловка II, VII одновременны в пределах VI в. (Беликова О.Б., Плетнева Л.М., 1983, с. 96; Плетнева Л.М., 1980, с. 225). Даты курганов Тимирязевского I могильника следующие; курган 10 — 630±30 лет (КИ-978); курган 23 — 550±30 лет (КИ-994); курган 46 — 560±45 лет (КИ-980) (Беликова О.Б., Плетнева Л.М., 1983, с. 96).
В соответствии с экологическими условиями хозяйство в различных частях ареала релкинской культуры было неодинаковым. На юге, в Томском Приобье и на севере Новосибирского Приобья, оно было многоотраслевым, сочетавшим скотоводство, земледелие, рыболовство и охоту. На севере, в Нарымском Приобье, преобладающее значение имели рыболовство и охота.
Прямых свидетельств занятия земледелием в виде остатков зерен злаков не имеется. Однако на ряде памятников (могильники Тимирязевские I, II, Юрт-Акбалык 8, Черное озеро) найдены семь железных наконечников почвообрабатывающих орудий (табл. XCVI, 39, 40) типа сошников или мотыг (Беликова О.Б., Плетнева Л.М., 1983, рис. 20, 1; 42, 11; 49, 8; 69, 1; 71, 1; Троицкая Т.Н., 1981, рис. 5, 23). Исследователи по-разному истолковывают назначение этих орудий. Т.Н. Троицкая (Троицкая Т.Н., 1981, с. 117) и Л.А. Чиндина (Чиндина Л.А., 1985, с. 27) рассматривают их как орудия мотыжного земледелия. О.Б. Беликова, Л.М. Плетнева и Е.А. Сидоров считают их сошниками и предполагают существование в Притомье и Новосибирском Приобье в VI–VIII вв. пашенного земледелия (Беликова О.Б., Плетнева Л.М., 1983, с. 101). Более вероятным является первое предположение, хотя полностью нельзя исключать и второе, поскольку элементарное представление о пашенном земледелии население Томского Приобья могло получить от древних хакасов Минусинской котловины, где в это время пашенное земледелие было распространено. Орудия с такими наконечниками могли служить также для выкапывания съедобных кореньев в собирательстве, подобно тому как это делали в недавнем прошлом шорцы мотыгами с железными наконечниками (Потапов Л.П., 1936, с. 69, 70).
Плохая сохранность остеологических остатков в супесчаном культурном слое поселений затрудняет определение удельного веса скотоводства, рыболовства и охоты. Находки костей лошади в погребениях, а также изображения лошади на бронзовых бляхах свидетельствуют, что лошадь была важнейшим сельскохозяйственным животным. Представление об облике лошадей дают бронзовые фигурки из Релки и Шутово (табл. XCVIII, 24, 27, 28). Лошади были небольшие, с массивной головой и плотным туловищем, напоминающие породы типа вогулок, нарымчанок, монголок, хорошо приспособленные к суровым местным условиям.
Богатство рек и озер рыбой благоприятствовало рыболовству. Расположение поселений по берегам проточных, не подверженных заморам, озер и близ устья малых рек обеспечивало стабильные уловы рыбы. Кости рыб найдены на поселениях Малгет, Круглое озеро I, в двух кострищах кургана 1 могильника Релка (Чиндина Л.А., 1976, с. 166; 1977, с. 118). Основными средствами лова служили различного рода заколы и плетеные снасти. Для изготовления лодок использовали топоры-тесла (табл. XCVI, 40; CI, 18), лезвие которых иногда специально закруглено. Реки являлись и главным путем сообщения.