Шрифт:
1
Она увидела их возле старого заброшенного сарая, у штабелей серых, местами прогнивших досок, стянутых ржавой стальной проволокой, на серой пыльной земле. Здесь серым было всё: и доски, и сарай, и земля под ними, и покосившийся штакетник хлипкого забора, и чахлая трава, безжизненными клоками торчащая из серой земли. Серым был сам воздух. Серым-пресерым был весь мир вокруг.
Словно старое монохромное фото, поблекшее от десятилетий забвения на старом пыльном чердаке и извлечённое из источенного червями старинного сундука, из-под спуда таких же сонных, обесцвеченных временем архаизмов,
Так в былые времена фотографы-ретушёры подкрашивали свои серые фотографии, стараясь красками придать им больше жизни – ярко-алые губы светских дам, голубые глазки нескладных девочек-подростков, игривые розовые щёчки молоденьких барышень на выданье…
Она увидела их возле старого заброшенного сарая, у штабелей серых, местами прогнивших досок, стянутых ржавой стальной проволокой, на серой пыльной земле – их, фиолетовых ёжиков.
Четыре ярких фиолетовых пятнышка на сером фоне серого мира. Они сгрудились в самом углу двора и слепо копошатся, будто выпавшие из гнезда птенцы. Четыре маленьких хорошеньких фиолетовых шарика с иголками. Чуть-чуть подсвеченные изнутри, словно китайские фонарики.
Маленькая девочка улыбается и зачарованно смотрит на них. Какие они миленькие! Какие забавные! Так и хочется взять их на руки, погладить, приласкать.
Она садится на корточки. Касается одного из них.
– Мама! – вскрикивает она в испуге и отдёргивает руку. На указательном пальчике выступает крохотная капелька крови.
Она заплакала.
…и проснулась.
Было уже ранее утро, ночные тени таяли в предрассветных сумерках. Вместе с ними таяли и ночные страхи.
На пальце не было крови, не было следа от укола. Но боль осталась – фантомная боль ночного кошмара.
С восходом солнца боль ушла.
Затерялись в детских грёзах и фиолетовые ёжики. Паутина забвения, слой за слоем, укрыла их в глубинах зыбких воспоминаний. Четыре крохотных фиолетовых комочка.
И теперь они вернулись.
Шестьдесят лет спустя.
Фиолетовые ёжики.
Маленькие колючие шарики из китайского города Ухань.
Ёжики, несущие смерть.
2
Она теперь редко выходила на улицу, очень редко. Почти никогда.
Это случалось строго по графику, один раз в три дня. Поздно вечером, где-то после десяти, как раз перед закрытием «Дикси», когда покупателей в магазине уже почти не было. Обязательно в маске и перчатках. Заранее продумывала ассортимент, который собиралась приобрести. Быстро проходила по магазину, от одного прилавка к другому, быстро набирала нужные продукты – хлеб, молоко, масло, немного картошки, вилок капусты, упаковку сосисок (если по акции), что-нибудь из мясного (если недорого), и быстро, избегая встреч с запоздалыми покупателями (дистанция – не менее полуметра), летела к кассе. Расчёт исключительно по безналу. Минимум контактов с кассиром. Через него за день проходит уйма народа, – и где гарантия, что все они здоровы?
И так каждые три дня.
Ещё реже она ходила в аптеку.
Однако затворницей она не была. Круг её общения был довольно-таки обширен, и всё благодаря тем невидимым сетям, которыми опутан был мир. Интернет, социальные сети, групповые чаты по интересам, видео по скайпу, WhatsApp (или попросту «вацап», как она его называла – как, впрочем, и большинство других респондентов из круга её общения) – всех
Информация сыпалась из этих невидимых источников, словно из рога изобилия. Она не отличала правды от вымысла, честной аналитики от откровенных фейков. Она верила всему. И лишь туже затягивала повязку на лице, прежде чем выйти за порог дома.
Она жила одна в однокомнатной квартирке. Семь лет назад дочь удачно вышла замуж, и теперь они вместе с мужем, солидным и преуспевающим предпринимателем, и двумя сыновьями-близняшками жили за городом, в собственном трёхэтажном особняке, в элитном посёлке, в который путь простому смертному был заказан.
Дочь иногда напоминала о себе, позванивала от случая к случаю, справлялась о здоровье, поздравляла с праздниками и с днём рождения.
День рождения у неё был в феврале, два месяца назад. И теперь она в группе риска. 65+. Наиболее восприимчивая к вирусу категория.
Ей было страшно.
Ей стало страшно вдесятеро, когда вернулись фиолетовые ёжики.
В новом обличии. Под новым именем.
3
Она очень хорошо помнила, как всё это начиналось.
Информационная волна нарастала постепенно. Сначала как бы невзначай упомянули, что-де где-то в Китае возникла вспышка нового неизвестного вируса. Очень смертельного, доселе невиданного. Эта новость имела продолжение, точечно всплывая то в СМИ, то по ТВ, то в новостных Интернет-сайтах. Сравнивали с эболой, свиным и птичьим гриппом.
Китай хоть и близко, но всё-таки не Россия. Надеялись: авось пронесёт. И вроде как поначалу проносило. Италия, Испания, потом вся Европа, Англия, один шаг через Атлантику – и уже Штаты бьются в вирусной конвульсии. Россию это чумное поветрие из Поднебесной вроде как бы обогнуло. Поначалу.
Но потом пришло и к нам. Слишком тесно живём. Контакт неизбежен.
Она была готова к этому.
Когда народ в Москве с голодной пеной у рта сметал в магазинах дешёвые макароны, рис и гречку, она спокойно и методично запасалась медицинскими масками, антисептиками всех мастей, латексными перчатками, мылом и стиральным порошком. К еде относилась спокойно и потому запасов делать не стала. И не прогадала. Продовольственный ажиотаж в Москве быстро угас и прилавки столичных магазинов вновь заполнились привычными продуктами питания. Зато спрос на средства индивидуальной защиты от вирусной инфекции только возрос. А вместе со спросом взлетели и цены на них.
А потом в одной из соцсетей она увидела изображение этого смертельного вируса. И сразу узнала его.
Именно тогда к ней вернулись фиолетовые ёжики. Её старые знакомые. Прямиком из детства.
Под новым именем – КОРОНА.
4
А потом посыпались ежедневные сухие статистические сводки. Инфицировано столько-то, выздоровело столько-то, умерло столько-то. И с каждым днём эти цифры становились всё более удручающими.
Она слушала новости по ТВ, и сердце в груди сжимала смертельная тоска. Скользкой змеёй заползал в душу страх. Ядовитыми метастазами растекался по телу, до самых ногтей, до кончиков волос. Она выключала звук, зажмуривала глаза. В наступившей тишине слушала, как на кухне методично капает – кап-кап-кап – вода из неплотно закрытого крана. Как пронзительно-протяжно воет где-то вдалеке сирена – то ли полицейская, то ли «скорой помощи».