Шрифт:
1.
Я осторожно приоткрыл дверь в кабинет главного редактора.
– Можно?
Василий Иванович, увидав мою голову в дверном проёме, махнул рукой.
– Заходи, Рукавицын. Что там у тебя?
Я робко вошёл и остановился у порога. Обычно независимый в отношениях с шефом, порой даже дерзкий, сейчас я чувствовал себя подобно нашкодившему первокласснику, явившемуся пред грозные очи школьного учителя.
– Да проходи, что в дверях толчёшься, – бросил шеф, уткнувшись носом в свежую корректуру и не глядя на меня.
Набравшись смелости, я шагнул вперёд и положил на стол шефа несколько листов бумаги с отпечатанным на компьютере текстом.
– Вот, материал подготовил, – сказал я неуверенно. – Посмотрите, может сгодится.
– Оставляй, потом посмотрю, – небрежно сказал он, не отрывая глаз от стола.
– Это статья…
– Что? Какая статья? – Он наконец взглянул на меня. Взгляд его выражал недоумение.
– Я статью написал, по результатам собственного расследования. – Голос мой окреп, уверенность моя росла с каждой уходящей секундой. – Тут и фото приложены.
– Почему статья? – Шеф всё ещё ничего не понимал. – Что ты мне голову морочишь, Рукавицын? Ты у нас кто? Фоторепортёр. Вот и занимайся своими прямыми обязанностями. А писарчуков у меня и без тебя хватает.
– Вы всё-таки взгляните, Василий Иванович, – настаивал я. Его невнимание к результатам моего первого литературного опыта вызвало у меня протест и даже обиду. Я всю ночь по клавишам стучал, потом обливался, нанизывая непослушные слова друг на друга, а он мне – «голову морочишь»!
Наверное, в моём тоне было что-то такое, что заставило его пересмотреть своё решение.
– Материал-то хоть дельный, писатель? – проворчал он.
– Дельный, – уверенно ответил я. – Крупная финансовая афёра в одной московской корпорации. Если материал будет обнародован, может разразиться большой скандал.
Глаза шефа загорелись.
– Давай!
Минут на десять он погрузился в чтение. Повинуясь его немому жесту, я расположился в кресле и приготовился ждать.
Василий Иванович отложил последний листок, снял очки, встал из-за стола, прошёлся по кабинету. Потом остановился напротив моего кресла и тяжёлым взглядом уставился на меня. Я тоже поднялся.
– Вот что, Рукавицын, – сказал он, роняя слова, словно пудовые гири. – Бросай ты это дело.
– Что, плохо написано? – с упавшим сердцем спросил я.
– Ты что, в журналисты решил податься, а, Рукавицын? И ты думаешь, я тебе позволю? Не дождёшься! Журналюг сейчас как кур нерезаных, целыми пачками на работу приходят проситься, очень, заметь, неплохих, а вот профессиональных фоторепортёров днём с огнём не сыщешь. Ты мне как репортёр нужен, понял? Так что даже и не думай.
Я пожал плечами.
– Да я и не собирался менять квалификацию. Это просто проба пера, не более. Зацепился я за эту тему, сделал несколько фото, потом решил комментарий к ним набросать, а вышла целая статья.
– В журналисты проситься не будешь? – с подозрением спросил шеф.
– Не буду.
– Точно? – Он всё ещё сомневался.
– Могу расписку написать.
– Ладно, не язви. – Кажется, он успокоился. – А написано хорошо. Даже отлично. Факты достоверные?
– Сто процентов.
– Ладно, уговорил. В завтрашний номер тиснем. Под твоей фамилией. Не против?
– Да мне как-то всё равно, – снова пожал я плечами.
– Что ж, – шеф окончательно оттаял, – поздравляю с дебютом. Но чтобы больше – ни-ни, понял? А материальчик-то «жареный»! Шуму, полагаю, будет немало. Всё, Рукавицын, свободен.
На следующий день, вернувшись с работы, я положил перед Верой свежий выпуск нашей газеты. С моей статьёй.
– Поздравь, дорогая, – хорохорясь перед супругой, словно индюк, от ощущения собственной значимости и лёгкого приступа «звёздной болезни», сказал я. – Результат моего творчества. И не где-нибудь, а на первой полосе.
Вера впилась глазами в газету.
– Ух ты! – вырвалось у неё. – И подпись, глянь-ка! «И. Рукавицын, соб. корр.». Звучит.
Она углубилась в чтение статьи. Минут через десять отложила газету в сторону, вытряхнула из пачки сигарету, закурила и только потом подняла на меня глаза. Глаза, в которых читалась тревога.
– Ванечка, это не опасно?
– Да что ты! – рассмеялся я. – Это ж всего лишь газета. Что здесь может быть опасного?
– Ты не понимаешь. Ты вторгся в область, где крутятся большие деньги. Очень большие деньги. Затронуты интересы крупных финансовых воротил. А под статьёй твоя фамилия.
– Не сгущай краски, дорогая. Всё будет хорошо, вот увидишь.
По-моему, я её всё-таки не убедил. Со своей стороны, я был совершенно спокоен. Никаких преследований или мести с чьей-либо стороны я не опасался. Всё, хватит об этом. Точка.
Однако точку поставить я поторопился. Наутро, едва я появился в редакции, меня вызвали в районную прокуратуру, для дачи показаний. Промурыжили полдня, задавали дурацкие вопросы, в частности, интересовались, в каких я отношениях с господином Красильниковым, коммерческим директором холдинга «РуссТраст». Потом, едва я вырвался из их лап, сразу же попал объятия родной милиции. Вернее, в следственный отдел ГУВД. И опять посыпались те же вопросы. Следователь не скрывал явно недоброжелательного отношения ко мне, давая понять, что я вторгся в чужую епархию, и вообще, разоблачать преступников – это дело правоохранительных органов, а не каких-то там газетчиков. На что я только пожимал плечами и благоразумно кивал головой в знак согласия. А я разве против? Занимайтесь, господа правоохранители, я всего лишь хотел пролить свет на истину.
Меня таскали по инстанциям три дня. А потом отстали. Из некоторых обрывочных фраз я понял, что против господина Красильникова, главного фигуранта моей скандальной статьи, возбуждено уголовное дело. Что ж, поделом мошеннику. Значит, не зря я всё-таки заварил эту кашу.
Шеф все эти дни косился на меня, но явного недовольства не высказывал: рейтинг газеты в последнее время значительно возрос, чему безусловно, способствовало появление моей статьи. Однако со временем страсти понемногу улеглись, и все уже стали забывать о разоблачительной публикации, как вдруг – прошло уже недели три – однажды утром, в самом начале рабочего дня, шеф вызвал меня к себе в кабинет. По его сумрачному взгляду, которым он встретил меня, я понял, что чем-то вновь вызвал его неудовольствие.