Фиолетовый гном
Шрифт:
Отец был, вообще, выдумщик. Веселый он был человек, как понял Серега, когда вырос.
Мать не была веселой, наоборот, выглядела всегда излишне озабоченной. Поводы для беспокойства она умела находить со страстью археолога-энтузиаста. «Я сегодня ночь не спала, все думала…» Серега часто слышал от нее эту фразу. Ночь-то она, конечно, спала и даже похрапывала. Серега сам слышал, когда зачитывался до утра каким-нибудь детективом. Но периодически храп затихал, видимо, она просыпалась и продолжала свою тяжелую думу. Поводом для ее беспокойства могло быть все, что угодно: Серегины двойки, повышение цен, международная
Странно, как они сошлись с отцом, такие разные по характеру люди, думал потом Серега…
Отец был интересным человеком. С биографией, как тогда говорили. Правда, биография у него складывалась до определенного предела, а потом начались просто факты. Так отец говорил.
Серега узнал, родителей отец потерял в войну и воспитывался в детдоме. Понятно, что такое послевоенный детдом – шпана полуголодная. Мелкие кражи по рынкам, самодельные финки, орлянка, карты под руководством более старших, уже приблатненных приятелей. Воспитанники часто уходили с интернатских коек прямо на тюремные шконки, не успевая хоть как-то определиться в жизни.
Он – сумел определиться, рассказывал отец. Вырвался из этой кузницы уголовных кадров. Отучился в ремесленном, подготовился и поступил в летное училище. Окончил его и стал военным летчиком, офицером. Летал на истребителях МИГ, быстро дослужился до звания капитана и должности командира эскадрильи.
Серега видел, много раз рассматривал побуревшие от времени фотографии, на которых отец запечатлен со своими товарищами-летчиками, в форме и при погонах. На фотографиях у него были веселые, независимые глаза и гладкое, молодое, худощавое лицо. Независимое выражение глаз оставалось у него всегда, но они уже не были такими веселыми, а лицо – таким молодым.
Его военная карьера окончилась в Корее. На этой малоизвестной войне отец получил орден и тяжелое ранение. После госпиталя его комиссовали из армии по состоянию здоровья.
Скорее всего, неожиданная демобилизация сломала его. Конечно, сломала, понял потом Серега. Иначе как можно объяснить тот факт, что при своем высшем, хоть и военном, образовании он всю оставшуюся жизнь работал простым сварщиком, даже на бригадира не соглашался, словно назло кому-то. Ведь мог бы, если бы захотел. Мать сто раз говорила об этом – мог! Но он не хотел. Потерялся батя, оставшись без своего неба…
Серега плохо помнил, слишком маленький был, зато мать часто рассказывала: отец мог прийти вечером с работы злой как собака, неожиданно покидать в старый рюкзак несколько трусов и рубашек, обругать матом жизнь и отправиться, например, в Сибирь, на заработки. Или в Среднюю Азию, или на Дальний Восток, или еще куда-нибудь. Через две-три недели он возвращался, неизменно сообщая матери, что везде хорошо, где нас нет. Единственной его долгой поездкой оказался Норильск. Наверняка у него там кто-то был, – предполагала мать, мрачнея лицом. Маленький Серега долго не мог понять, что она имеет в виду. Кто у него мог быть: щенок или кот, или, может, черепашка? – недоумевал он.
Зачем отец уезжал? За заработками? Вряд ли, сварщик шестого разряда на номерном, военном заводе и в Москве получал тогда в разы больше любого инженера, думал Серега, когда повзрослел. Кроме того, отец не был жадным до денег. Серега с детства запомнил его любимую поговорку: что отдал – твое, что спрятал – потерял. Маленький Серега никак не мог этого понять, он-то твердо знал, если отдашь – назад можно не получить, а если хорошенько припрятать, всегда можно вытащить, когда захочется.
Только потом, уже взрослым, Серега узнал, что это не поговорка, а цитата из Омара Хайяма. Отец, вообще, говорил много такого, что потом оказалось цитатами. Значит, много читал… И еще Серега понял со временем, что отец ездил не за деньгами. Он просто ездил. Не сиделось ему на месте. Хотелось чего-то. Чего? А знал ли сам отец, чего ему хочется? Или просто пытался вырваться из каждодневной рутины, раз за разом убеждаясь, что лучшей жизни все равно не найти…
В сущности, можно понять. Небо, авиация, реактивные полеты у границ атмосферы, близкий космос над головой, крупные звезды на груди и погонах… А вместо этого – завод за колючей проволокой, электросварка от звонка до звонка, друзья-забулдыги, путь домой через магазин или пивной бар-автомат. «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с завода каждый гвоздь…»
Мать часто говорила об отце, что он хороший, но шалопутный. Такой уродился. Это было ее объяснение. Которое, как казалось Сереге, ничего не объясняло…
Постепенно маленький Серега подружился с Фиолетовым гномом. И перестал опасаться за свои игрушки.
Отец научил его, когда какая-нибудь игрушка пропадала, надо встать посреди комнаты, зажмурить глаза и громко сказать: «Гном, гном, ты взял мою игрушку, поиграешь и отдай». Эта магическая формула всегда действовала. Очень скоро игрушка находилась где-нибудь за шкафом или под кроватью. Гном всегда все возвращал. Поиграет и вернет.
Потому что Фиолетовый гном вообще-то добрый. У него добрые голубые глаза, смешной, как большая картошка, нос и широкая, до самых ушей улыбка. А на голове фиолетовый колпачок с колокольчиком. Когда гном ходит, колокольчик позванивает. Поэтому когда гному надо идти тихо, он придерживает колокольчик рукой.
Конечно, гном – взрослый, рассказывал отец. В том смысле, что может гулять, где хочет, и ни у кого не спрашивать разрешения. Но он – как ребенок. Так же любит играть, проказничать и веселиться. Все время выдумывает всякие шалости.
Маленький Серега мог без конца слушать истории про Фиолетового гнома. Про себя он уже решил, что вырастет, конечно, станет большим и сильным. Это нужно. Но взрослеть – точно не будет. Как Фиолетовый гном. А то эти взрослые живут очень скучно, Серега видел.
Отец, например, рассказывал ему на ночь про гнома, только когда возвращался с работы навеселе, за что мать на него ворчала. А Серега любил, когда отец навеселе, он так смешно начинал рассказывать и хохотал вместе с ним. Вот когда отец приходил на бровях – это было неинтересно. Он молча валился на диван и тяжело, прерывисто храпел до утра.
С утра мать начинала его пилить. Отец хмурился и отмалчивался. Мать в такое утро казалась очень злой. Но Серега слышал, как она говорила по телефону своей подруге, что отец выпивает, конечно, ну и что, все выпивают, зато он не буйный. Напьется и сразу спать. Значит, она сердилась на него понарошку, понимал Серега.